Архон - Фишер Кэтрин - Страница 39

— Выкопался. — Мальчик обвел их удивленным взглядом. — Думали, я задохнулся?

Орфет, серый от песка, уставился на него. Сглотнул и провел пальцами по лицу.

— Почему Шакал сказал, что у тебя была звезда? — не унимался Алексос.

Сетис покосился на музыканта. Оба знали, что мгновение назад мальчика здесь не было. Орфет нетвердой рукой потянулся за водой, но ничего не сказал. Сетис бросил взгляд на небо и медленно сел.

— Я купил звезду тебе в дар, — хрипло произнес он. — А Шакал отобрал ее. Она у него.

— Она упала? Как остальные?

— Упала в море.

— Значит, их уже три. — Темные глаза загорелись. — Понимаешь? Три яблока, которые я украл, превратились в звезды. Мне казалось, я надежно прикрепил их к небу, но они разболтались и упали сюда. Мы должны взять их с собой. — Он радостно кивнул.

— Дружище, — пробормотал Орфет. — Скажи ради бога, где ты был?

Алексос озадаченно взглянул на него.

— Здесь, Орфет. А что?

Музыкант облизал обожженные губы.

— Здесь тебя не было. Мы искали. Тревожились за тебя.

Он смотрел на мальчика со страхом, какого Сетис никогда в нем не замечал. Музыкант перевел взгляд на юношу и сказал, обращаясь к Архону:

— Когда птица улетела, тебя не оказалось там, где мы тебя закопали.

Алексос легкомысленно пожал плечами и встал.

— Я говорил с Мирани. Она присматривает за Телией, Сетис.

От ужаса у Сетиса вся кровь отхлынула от лица.

— Правда? — прошептал он.

— Да. Как ты и просил. — Алексос степенно улыбнулся. — Давайте поторопимся. Надо догнать Шакала. Я хочу мою звезду.

Больше никто не произнес ни слова. Три тени, они в молчании шли под луной и каждый миг ждали, что с неба нападет свирепый охотник. Сетис, завернувшись в длинный тонкий плащ, поспешно соображал. Если Архон знает про записку, многое ли еще ему известно? О приказе Аргелина? О том, что творится у них за спиной? Идут ли за ними люди Аргелина? Пока что их не было видно. И бывают ли на свете такие огромные птицы? Убила ли она Шакала? Неужели они скоро наткнутся на кости, обглоданные песчаными крабами?

— Сетис!

Раскатистый голос принадлежал Орфету. Толстяк остановился в двух шагах впереди.

На миг Сетиса объял леденящий ужас. Он догадался, на что они набрели, и сам удивился собственному страху. Разве Шакал сделал для него хоть одно доброе дело?

Но музыкант указал куда-то вдаль.

— Что это?

На протяжении многих миль дорога шла в гору. И вот теперь на фоне звездного неба вырисовывалось громадное черное здание. Стены с башнями, полуразрушенные зубцы. Сначала юноше показалось, будто крепость воздвигнута на утесе, на вершине могучего отрога Лунных гор, но потом он заметил, что в крепостную стену превращена сама скала, щербатые камни — это остатки древних укреплений, а бесчисленные башенки и минареты так обветшали, что невозможно различить, где кончается скала и начинается каменная кладка. Крепость казалась черной, но блики лунного света, игравшие на истертых камнях, заставляли их сверкать.

Пока они всматривались, небо начало бледнеть. Далеко позади, в тысячах лиг, в тысячах жизней отсюда, над Островом и над Портом, над морем и над Городом Мертвых, всходило солнце.

— Да там полно людей! — ахнул Сетис.

— Это не люди. Какие-то мелкие твари. Собрались вместе. — Орфет прикрыл глаза рукой от запыленного ветра. — Их там тысячи.

Алексос кивнул.

— Птицы, — коротко пояснил он.

Вокруг сцены вспыхнули фонари, факелы. Их свет прогнал скорпионов обратно в темноту, а кошек — в дома. Но люди вели себя по-другому: они тянулись к свету, собирались вокруг огней, переговаривались, плакали, снова и снова вспоминали явление таинственного гостя, обсуждали его слова. Как будто, подумалось Мирани, они смотрели какой-то причудливый театральный спектакль. А может, так оно и было. Аргелин ушел в тень, телохранители сомкнулись вокруг него; он бросил на Гермию один-единственный встревоженный взгляд, но она на него не ответила. Ушла, не перемолвившись ни с кем ни словечком, юркнула к себе в паланкин и захлопнула дверцу прямо перед лицом Криссы, которая хотела сесть вместе с ней.

Остальные Девятеро озадаченно переглядывались.

Мирани сняла маску и откинула волосы с лица. Подошла к Телии, взяла ее за руку.

— Ты меня узнаешь?

— Ты та самая девушка. Подруга Сетиса.

— Меня зовут Мирани.

— Ты ему нравишься. — Телия смотрела, как к ней вниз по ступенькам со всех ног бежит отец. Он крепко обнял девочку, поднял глаза — его лицо постарело на много лет. Но сказал он только:

— Куда нам теперь идти?

Мирани задумалась.

— В Город. По пропуску Сетиса. Найдите там уборщицу по имени Патти и скажите, что вас послала я. Она отведет вас к Креону. Оставайтесь у него.

— Альбинос?

— Он… не простой человек. Он будет знать, что вы идете.

Старик оглянулся на нетерпеливо переминающихся солдат.

— А ты?

— От меня больше пользы здесь. Поторопись!

Он кивнул и, подхватив девочку, поспешно ушел. Но у подножия лестницы обернулся.

— Мне никогда тебя не отблагодарить. Он пришел только из-за тебя.

Она так устала, что едва нашла в себе силы ответить ему. Потом, когда он скрылся, из Порта донесся страшный грохот, громкие голоса, какие-то звуки, которых она никогда раньше не слышала. Лязгнула бронза, крики перешли в хриплый, страшный рев. В то же мгновение в нее вцепился сотник.

— Госпожа! Скорее!

Он втолкнул ее в паланкин, она почувствовала, как рабы подхватили его и пустились бегом.

— Что случилось? В чем дело?

В паланкине уже сидела Ретия. Она откинула занавески, и ее лицо озарилось. По щекам плясали красные отблески пламени, в глазах пылала радость.

— Джамиль нападает, — прошептала она.

Седьмой дар

Голубое яйцо

He думайте, что боги очень сильные. Мы слабее, чем вы.

Как легко о нас забывают! Вера в нас хрупка; мы получаем ее только от вас, а вы — существа легкомысленные.

Вы создавали себе богов из деревьев, из птиц, из причудливых демонов; вы поклонялись камням и сочиняли про нас тысячи легенд. Набравшись сил, смеялись над нами, а в слабости просили у нас снисхождения.

Я держу мир в ладонях, как голубую сферу, но стоит вам испустить хоть один жалобный крик, и он пронзает меня, и я не могу уничтожить этот мир.

По сравнению с вами боги — все равно что дети.

« Зяблики, наверное», — подумал он, осторожно вступая под арку.

Миллионы и миллионы зябликов, неразлучников, больших и мелких попугаев, воробьев и других птиц, названий которых он не знал. Птицы, занесенные за тысячи миль от своих исконных мест, птицы с пышными перьями и длинными хвостами, они словно вышли из сказок про джиннов и белокожих принцесс.

Они окутали разрушенный город пернатой, непрестанно колышущейся пеленой; древние камни и груды песка, принесенного ветром, внимали их чириканью, крикам и перепалкам. Земля стала белой от помета; сапоги Сетиса погрузились в белесую липкую массу, накопившуюся за долгие столетия. В воздухе стояло зловоние. Орфет укутал лицо платком, только Алексос не обращал на это внимания, старался приманить мелких попугайчиков крошками черствого хлеба.

Птицы смотрели на них глазами-бусинками. Крошечные тельца выстроились рядами на подоконниках и крышах, сидели, притиснувшись друг к другу, кувыркались, повисали и падали, вспархивали, клевали — вечное движение не стихало ни на миг.

Кроме птиц в городе, казалось, никого не было.

Возле ворот Орфет замешкался. Осторожно огляделся, взмахом руки подозвал Сетиса. Чем дальше они шли, тем более зловещим становился город. Они уже битый час лазали по разрушенным улицам и площадям, и коричневые кирпичные стены раскалились на солнце так, что было больно дотронуться.