Архон - Фишер Кэтрин - Страница 35

Рядом с ним стоит Мирани и говорит:

— На таком корабле я приплыла с Милоса.

Он кивает. С кораблей спрыгивают солдаты в причудливых императорских доспехах. Трубят слоны, в воде резвятся бесчисленные дельфины, летучие рыбы и морские черви.

— Что ты станешь делать? — встревожено шепчет он Мирани.

Она качает головой.

— Не знаю, Сетис. Я уже больше не знаю, на чьей я стороне. Я осталась одна, совсем одна.

И тут флотилия исчезает, и только девушка остается стоять на камне, единственном камне посреди опустевшего моря, а он удаляется от него. Его уносит течением, а он не умеет плавать и тонет.

— Орфет! — кричит он, но ответа нет.

Снизу, с неизмеримой глубины, на него взирает опухшее лицо Орфета.

Он проснулся.

Кто-то держал его за руку, настойчиво, с силой тряс. Он вытер пот с лица и приподнялся.

— Сетис, — заговорил Алексос. — Послушай, почему он сказал «звезда»? Что он имел в виду?

— Чего?

— Шакал. О чем он говорил? Он сказал: «Сначала звезда, а теперъ еще и луна». Какая звезда?

Сетис уткнулся лбом обратно в теплую мягкость плаща. Силы покинули его, руки всё еще болели после лопаты.

— Да спи ты! — проворчал он.

— Это очень важно! — в голосе Алексоса звенело отчаяние. — Расскажи!

— Звезда. Я ее купил. А он отобрал. — Слова растворились в темноте, в чудесном нежном забытьи, смыкавшемся вокруг него.

— Настоящая звезда?

— Спроси лучше его. Шакала.

И он опять уснул. Но далекий тоненький голосок разбудил его снова.

— Не могу. Он ушел.

Долгое мгновение Сетис лежал не шелохнувшись. Потом открыл глаза.

— Кто ушел?

— Они оба.

Юноша рывком приподнялся, сел, уставился в темноту. Потом выругался и вскочил на ноги.

У колодца похрапывал Орфет. Возле него лежали два полных вещевых мешка.

А вокруг, в стылой предутренней тишине, расстилалась неподвижность. На востоке занимался слабый розоватый рассвет. На западе в лучах восходящего солнца сверкали горные вершины. И от горизонта до горизонта пустыня была мертва. Ни души.

Условия были ясны. Порт должен сдаться, сложить оружие и выдать Аргелина. Император поставит у власти своего наместника — сатрапа, и сразу после этого Оракул должен будет подвергнуться ритуальному очищению. Назначат новую Гласительницу.

— Ее изберет Джамиль, — таинственно прошептала Крисса, — потому что он и станет этим… как его… сатрапом.

Мирани нетерпеливо кивнула.

— Неужели они не понимают, что выдать Аргелина будет не так-то просто. Что еще?

— Дань. Они требуют выплатить Императору пять миллионов сиклей. Мирани, а что, если они назначат Гласительницей чужеземку?! — Паланкин качнулся, девушка испуганно вцепилась в сиденье.

— Он будет сражаться.

Крисса кивнула.

— Стражники у ворот Нижнего Дома сменились в полдень. А те, кто пришли из Порта, только об этом и говорили. Гонец на лодке привез письмо с условиями капитуляции. Аргелин сжег это письмо на глазах у всех. А с гонца содрал всю одежду и драгоценности, отрезал ему уши и отослал обратно одетым в тряпье, сказав при этом, что такова будет единственная дань, которую принц Джамиль получит с Двуземелья. Потом приказал обстрелять императорский флот.

Это она и сама слышала. Громадные катапульты в гавани работали всё утро, лязг их механизмов доносился даже до Острова. Шипели и свистели обрубленные веревки, с громким всплеском падали в море каменные ядра, горела, потрескивая, и испускала зловонный дым черная смола.

— У Аргелина ничего не получается! — воскликнула Крисса, глядя в окно широко распахнутыми глазами. — Флот держится слишком далеко, ядра не долетают!

— Тогда лучше поберег бы боеприпасы. — Мирани теребила лежащую на коленях маску. Она понимала, что осада, даже короткая, обернется для города бедствием. Боевые галеры Императора перекрыли вход в Порт. Ни один корабль больше не войдет в него и не выйдет, а их страна живет только привозными продуктами. Земля здесь засушлива, на ней почти ничего не растет. За спиной простирается лишь бескрайняя пустыня. Через несколько дней запасы иссякнут. Начнется голод, драки. Без купцов жители Порта лишатся еды, а в Городе тысячи писцов и ремесленников не получат платы. Вспыхнут бунты, о которых страшно даже подумать.

Носильщики торопливой рысцой миновали рыночную площадь, и Мирани заметила, что жителей уже охватывает паника. Выглянув из-за занавесок, она разглядела пустые прилавки, встревожено гудящие очереди. Повсюду разгуливали солдаты. Цены резко подскочили; за мешок зерна требовали в три раза больше, чем обычно, и какая-то женщина взахлеб костерила жадного лавочника, за спиной у которого маячили три рослых раба. Но какую цену ни назови — ее заплатят. Отныне еда будет цениться дороже золота, люди выкопают из мусорных куч жалкие объедки, выброшенные на прошлой неделе.

— А как же мы? — прошептала Крисса. — Будут ли поступать дары?

— Не знаю. Сначала, наверное, будут. Но Остров лучше подготовлен к осаде. — Как-никак это единственный зеленый клочок земли на много миль, подумала Мирани. Здесь растут оливковые деревья, лимоны, апельсины. Кладовые в подвалах Святилища всегда полны. Но вскоре голод пригонит сюда портовых жителей, и тогда…

Она ухватилась за бальзовую раму паланкина и закричала:

— Стойте! Остановитесь! СЕЙЧАС ЖЕ!!!

Шестеро рабов резко сбавили шаг, тот, кто шел посередине, в замешательстве обернулся к ней.

— Госпожа?

Она выскочила, сунув Криссе маску Носительницы.

— Подержи.

— Куда ты? Ой, Мирани, здесь солдаты…

Мирани накинула на голову край плаща.

— Скорее, Крисса, отдай мне свои украшения.

— Что?

— Быстрей!

Крисса неохотно сняла золотые кольца. Мирани торопливо выхватила их, потом выдернула у себя из ушей серьги. Крисса вскрикнула:

— Не смей!

— Подожди здесь. — Мирани тронула раба за руку — Задерни занавески. — Потом она помчалась по замусоренной улице, среди ослиного навоза, собак, дерущихся из-за объедков, и змеящихся очередей за продуктами. Остановилась, огляделась. Она же только что его видела! Куда их повели?

И тут ее глаза заметили тусклый блеск бронзы.

Отец Сетиса.

Двое солдат вели старика на невольничий рынок. Руки у него были связаны, конец веревки перекинут через плечо солдата, но хорошо хоть, его не сковали. Мирани припустилась следом.

Конвоиры свернули за угол и, когда девушка поравнялась с ними, уже начали спускаться по невысокой белой лестнице, ведущей на соседнюю террасу. Переулок нырял под узкую арку, над ней в крошечном зарешеченном окне виднелись красные цветы.

— Погодите! Погодите! Так повелевает Бог!

Стражники остановились. Один из них поднял копье, но, увидев, что она одна, неохотно опустил его и отвел глаза. Другой, понахальнее, в упор пялился на нее.

— Вы знаете, кто я такая? — торопливо спросила она.

— Жрица из Девятерых.

— Носительница. Носительница Бога. — Она храбро приблизилась к стражнику. Он был молод, глаза смотрели жестко, и она не знала, как к нему подступиться. «Помоги мне! — мысленно взмолилась она. — Мне нужна твоя помощь».

Стражник дернул головой. Наверное, это надо было расценивать как кивок.

— Этот человек. Планы изменились. Вы должны передать его мне.

Старик притих, старался на нее не смотреть. Стражники переглянулись.

— Нам приказано…

— Не имеет значения, что вам приказано. — Она вытянулась во весь рост, вздернула подбородок. — Теперь я вам приказываю. Он пойдет со мной.

Стражник с копьем облизал губы. В нем она была уверена, но второй продолжал смотреть в упор, и этот взгляд ей не нравился. Юноша сказал:

— Ничего не знаю. Аргелин требует, чтобы его продали. И в доказательство нам велено принести вырученные деньги.

Она кивнула. Молодой стражник не спускал с нее глаз.