Лихолетье (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 14

— Ладно, посмотрим, что у него за мандат, и с чем прибыл, — пробормотал офицер, застегивая воротник гимнастерки. Как и все легионеры, он спал одетым, чтобы быть сразу готовым ко всем возможным событиям, которые уже явственно назревали, их давящее воздействие было уже ощутимым. Сам Ушаков их яростно желал, он ненавидел большевиков, которых, как и многие фронтовые офицеры, считал предателями, заключившими позорный мир с врагом, против которого воевали и проливали кровь больше трех лет. И все даром — Россия вычеркнута из стана Антанты, и ей не дадут воспользоваться плодами будущей победы. Это и бесило больше всего, и он с трудом сдерживался, глядя на лица «совдепщиков», с которыми вел переговоры по поводу паровозов, чтобы продолжать продвигать эшелоны к заветному Приморью, откуда полки будут перевезены транспортами на Западный фронт, где сейчас шло отчаянное наступление германских армий на Париж.

Но столицу Франции армии «Вильгельма Федоровича» вряд ли возьмут — подкрепляя союзников, на позиции стали прибывать американские войска, пусть плохого качества, но их много и дивизии САСШ великолепно снабжены. А ресурсами захваченных украинских земель германцы и австрийцы просто не успеют воспользоваться из-за творящегося там бедлама, который ему довелось увидеть собственными глазами.

— Доброе утро, Борис Федорович.

Вошедший врач чуть наклонил голову, приветствуя вставшего подполковника, который протянул ему ладонь для рукопожатия.

— И вам здравствовать, Викентий Александрович, — Ушаков перевел взгляд на второго посетителя, у которого должен быть мандат. Невысокого роста, причем сразу почувствовалось, что посетитель не обычный комиссар, а как было принято говорить раньше — «человек из общества». Причем не в малом чине, больно уверенно держится.

— Утро добрым не бывает, оно всегда к дневным проблемам, — усмехнулся посетитель, рукопожатие у него было крепким, чисто по-военному. Борис Федорович чуть отстранился, взглянул иначе — вне всякого сомнения офицер, в солидных летах, если не генеральских, то полковничьих — в отцы годится по возрасту, ведь ему только 29 лет исполнилось. Вот только выправка отнюдь не строевая, которая вбивается еще в военном училище и с годами кадровой военной службы сохраняется. И тут посетитель усмехнулся, поймав его взгляд, и произнес:

— Командир батальона 19-го Сибирского стрелкового полка капитан Патушинский. Призван из запаса — вы не ошиблись. Управляющий Енисейской губернской судебной управой до недавнего времени, пока большевики в тюрьму не посадили, из которой благодаря стараниям милейшего Викентия Александровича меня недавно освободили. Ему и обязанным себя считаю за свое выздоровление — немного оправился от контузии и ранений, да тягот в узилище, большевицкими опричниками наложенными.

— А еще Григорий Борисович является министром Временного Правительства автономной Сибири, который оставлен здесь после того как само правительство отбыло в Харбин, в полосу «отчуждения», спасаясь от ареста и репрессий со стороны совдепов. А потому уполномочен законной сибирской властью… Но то меня не касается — я лишь могу подтвердить личность господина Патушинского, давнего моего знакомого, дабы вы, Борис Федорович, не имели в том никаких сомнений.

Доктор говорил негромко, выделяя каждое свое слово. И чуть поклонившись, добавил, пожав плечами:

— Борис Федорович, я вынужден удалиться — чем меньше буду знать, тем лучше, моя задача лечить больных, дела военные меня не касаются. Вы их обговорите с Григорием Борисовичем, раз возникла такая надобность. А теперь разрешите откланяться. Меня ждет пролетка — нужно ехать к увечному, я здесь лишь для рекомендации, прошу понять правильно.

Врач откланялся и вышел из вагона, его сопроводят караульные. Действительно, ему здесь делать нечего — разговор пойдет о делах важных, и, как сказано — военных. Борис Федорович собрался — как все кадровые офицеры он слегка презирал штатских чиновников, и враждебно относился к политиканам, особенно левым, «социалистам», к каким относили эсеров, большевиков и прочих, активных сторонников «углубления» революции.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— И позвольте мне сейчас осведомиться, раз мы остались одни — кем выписан ваш мандат, Григорий Борисович?

— Местной «чрезвычайкой», Борис Федорович, — Патушинский достал сложенный листок и протянул его подполковнику. Тот развернул его и с нескрываемым удивлением прочитал сроки, С недоумением посмотрел на собеседника и чуть дрогнувшим голосом спросил:

— Но это сопроводительная бумага на поездку в Иркутск, для дальнейшего излечения. Я ничем вам помочь не могу — даже взять к себе в эшелон. Бог весть, когда доберемся до него — паровозы выделяют совдепы, а они пропускают наши вагоны на восток, в Приморье, очень медленно.

— В Приморье вам не потребуется ехать, Борис Федорович — большевиками в Москве принято решение разоружить силой части чехословацкого корпуса, приказ о том будет отдан двадцать пятого мая наркомом Троцким. Начнутся бои, и легионеры пойдут эшелонами на запад, включая те, которые под командованием генерала Дитерихса уже во Владивостоке. А потому части корпуса выступят на опережение — с утра 26 мая, то есть через четыре дня, чтобы застать большевиков врасплох. Хотя возможно, что кое-где придется выступить и раньше — командирам эшелонов недавно дано указание, как вы знаете, оказать сопротивление в случае попытки разоружения.

Ушаков напрягся, оценивая информацию — все же он окончил академию Генерального штаба. «Министр» говорил о грядущих событиях очень уверенно, словно сам их планировал. Возможно, так оно и есть на самом деле — Борис Федорович знал, что на территории Сибири есть заговор, в который вовлечено множество офицеров, с некоторыми он даже имел тайные встречи. К тому же часть чиновников и служащих той же железной дороги настроена к советской власти крайне враждебно благодаря политике «равенства», проводимой большевиками. Вернее, всеобщей «уравниловки», когда обычный почтальон, которые едва умеет прочитать адрес на конверте, получает 206 рублей, а телеграфист пятого разряда со знанием иностранных языков только 180 «целковых», потому что сидит в теплом кабинете и не бегает по улицам как «настоящий труженик». И если служащие в интересах чехословацкого корпуса отправляют кодированные телеграммы, и при этом состоят в тайных отношениях с эмиссарами «сибирского» правительства, то становится понятным осведомленность «их превосходительства».

И тут без сарказма — глава судебных инстанций целой губернии чин действительного статского советника, а министр, пожалуй, выше по табелю о рангах, пусть и отмененному большевиками — не меньше «тайного». Так что лучше не смотреть на капитанский чин — перед ним сейчас сидит тот, от решений которого значит многое.

— Именно так, брате полковник — переписка по телеграфу контролируется не только большевиками. Да, капитаном Кадлецом составлена кодовая таблица, с вполне невинными словами, типа — «отдайте письмо комиссару», с ответом, что оное письмо принято. Это означает приказ занять станцию, с дальнейшим успешным докладом об исполнении оного приказания. Разумно, но право дети эти чехи, как кошки занялись «песочными играми» в лотке, где справляют естественные надобности.

Вот этого «министр» никак не мог знать — о таблицах ведали только начальники эшелонов, а такой сейчас в Красноярске один, да и он сам, как начальник штаба 2-й чехословацкой дивизии. Патушинский знает много больше, чем говорит, к тому возникло стойкое ощущение, что он его где-то раньше видел, встречались, пусть и мимолетно…

Руководители восстания на перегоне от Новониколаевска до Иркутска, с офицерами штаба 2-й чехословацкой дивизии. Сидят в центре — слева подполковник Ушаков, справа капитан Гайда.

Глава 13

Заморочить ему голову будет намного труднее, чем ксендзам охмурить наивного Козлевича. Он генштабист, и нужна убойная логика, чтобы мои доводы он воспринял, как свои собственные выводы — а для того нужно внушение. И оно будет действенно, как только я покажу его убеждения как свои собственные. Прием вполне рабочий, им только грамотно воспользоваться нужно. К тому же он молод, а в таком возрасте человеку свойственны «крайности». Это не мои 76 лет в одном теле, и еще приплюсовать 45 в другой тушке присяжного поверенного и политического деятеля. Да я сейчас вчетверо старше по опыту, и обладаю знаниями, которые тут и не снились. Так что начнем раскладывать пасьянс, наглядно покажем, какую игру затеяла с корпусом Антанта, и кто в нее вовлечен будет.