Чаша небес - Нивен Ларри - Страница 16

Клифф указал на переходную зону изящного закругления от цилиндра к обширному зеркальному куполу.

– Я все пытаюсь сообразить, каково это – обитать на поверхности, которая у тебя из-под ног уходит. Вся конструкция вращается согласованно, и как только уклон меняется, центробежная сила тяжести оказывается направлена под углом.

Фред увеличил этот участок.

– В этой области реки текут вверх и попросту исчезают в песках. – Он щелкнул пальцами. – Я понял! Центробежная сила тяжести работает против кривизны высоких широт Чаши, направленной внутрь. Вода не заливает зеркала, потому что не может туда подняться. Самой по себе гравитации достаточно, чтобы очистить это обширное пространство от всех следов жизни. И, может быть, даже от воздуха.

Фред, как всегда, попал в яблочко. На борту «Искательницы солнц» дураков не было. Лишь люди с иным складом ума или люди, с которыми ты мог не согласиться. Стоило об этом помнить.

– Похоже, что ты прав. Зеркала играют важнейшую роль, и строители не хотели, чтоб они поросли лишайниками или чем-то в этом роде.

– Вся структура жестко разграничена: цилиндр для жизни, зеркала для фотонной тяги, – покачал головой Фред. – Какая превосходная идея!

– Интересно, кто мог вообще до нее додуматься?

– Кто-то, кому нет нужды спешить. Конструкция ускоряется очень медленно. – Фред посмотрел на блестевшую вдалеке струю – колонну из алмаза и слоновой кости, оплетенную вечно шевелящимися щупальцами. – Эта плазма толкает вперед звезду.

– Согласен, странно у них мозги работали. Но… инженерная мысль везде одинакова: если что-то не фурычит, его надо модифицировать.

– Хочешь заняться обратной разработкой этой штуки? – усмехнулся Фред, повертел лысой головой, словно желая поймать далекий свет. – Отлично, отлично…

Клифф задал большое увеличение участка, где свет центральной звезды отражался от атмосферной мембраны. Они с Фредом продолжали болтать о том о сем, а Клифф всматривался в картинку. Сверкающая поверхность должна быть довольно тонкой, но все же она удерживает воздух – а это именно воздух, 19 процентов кислорода, 72 процента азота, следы углекислого газа и благородных газов.

Потом он увидел это: клочок мембраны, от которого свет не отражался.

Они увеличили картинку до предела разрешающей способности телескопов и вызвали Редвинга.

– Думается, мы нашли неприкрытый участок, – сказал Клифф, указывая на темный, словно выгоревший кружок. – Он примерно сто километров в диаметре.

– Как они это терпят? Разве воздух не улетучивается?

– А если они открыли его совсем недавно? – заметил Фред. – Для нас. Структура таких размеров может и потерять немножко…

Редвинг по очереди отсмотрел все снимки, во всех спектральных диапазонах, и наконец произнес:

– Открытые зоны… Ну что же, это имело бы смысл. Для посадки из космоса?

– Мы так и поняли, – сказал Фред.

– Значит, проблема поиска места высадки отпадает, – с тонкой самодовольной усмешкой ответил Редвинг. – Спускаемся.

Если сердце твое огромно, думал Мемор, и вдоволь у него силы одолеть супостатов, тогда в игру вступает мудрость. Изведав помыслы врагов, избегнешь их атак. Как только сердце твое одолеет противников, можно будет направить их на путь истинный, указанный многотрудно завоеванной мудростью.

Он встряхнулся. Рассуждение это всплыло из потаенной доселе части сознания… неутомимой части, что вскоре преобразует его разум в ее разум. Мемора ныне охватила лихорадка Перемен.

Не лучшее время улаживать кризис, подобного коему не видели предшествующие восемь в квадрате поколений. Жизнеформы следует лепить в мире и спокойствии, но, видать, не суждено это Мемору. Минует несколько кратких циклов, и он сделается женской особью; впрочем, он еще не вполне утратил присущее мужским особям чувство радости и всемогущества, чувство Танца. Он даже обонял аромат Перемены, распространявшийся от него. Гормоны лютовали, молекулы ярились, сражаясь за превосходство в кровяном потоке. Накатывали и отступали волны лихорадки, подобные записанным химическими символами докладам с поля битвы. Перемены эти внедрялись еще Основателями и теми, кто наследовал Им: бесчисленные эпохи придали трансформации сакральный статус. Мемор понимал, что нынешнее переменчивое настроение и раздражительность – неотвратимая плата за обретение высшей мудрости. Цена высока. Сколь нелегко уплатить ее в разгар кризиса!

– Нисходит Повеление, – возгласила Префект в собрании Астрономов, играя тонами древнего языка.

– Повеление пребудет, – отвечал хор. Собравшиеся занимали отведенные им места под куполом.

Мемор пропустил мимо сознания докучливые детали обсуждений. Тело его оставалось неподвижно, разум же бурлил от подаваемых изменявшейся личностью импульсов. Даже Подсознание, обыкновенно смирное и послушное, покрылось коростой ароматов и овевалось будоражащими ветрами. Размеренные течения его заузливались от беспокойства.

Технические подробности он, однако, выслушал со всемерным вниманием. Сзади приближался звездолет довольно примитивной конструкции. Диагностические сенсоры показывали, что корабль предпринял разворот и пошел на сближение, как если бы первоначальный курс уводил его прочь от Чаши. Возможно, пришельцы направлялись к звезде, сиявшей впереди, к светилу, откуда исходило гравитационное излучение?

По собранию Астрономов прокатился шум. Из возбужденного гогота рождались все новые предположения. Отслеживая сигналы с приближавшегося судна, они заметили, как звездолет послал вспять несколько импульсов. Спутники зафиксировали их, однако лингвистам не удалось извлечь ничего, кроме простых правил грамматики и контекстуальных конструкций. Отраженный в языке интеллект этих существ не отличался сколько-нибудь интересными чертами. Линейная логика рассуждений, несколько слоев смысла. Они напоминали свой корабль – примитивные, но амбициозные. Предпринять настоящее космическое путешествие на столь утлом суденышке! Инженеры-консультанты – крохотули рядом с полнорослыми Астрономами – обратили внимание на любопытные характеристики магнитополевой конфигурации и предложили исследовать удлиненный тонкий кораблик детальнее.

Возобновилась жаркая дискуссия. Мемора начало раздражать творившееся вокруг. Снова и снова воспроизводится давний диспут: Наблюдатели (их презрительно называли Сидельцами) против Танцоров. Префект предъявила собранию старинные записи и даже дала слово голосам далекого прошлого. Опыт предков, сделал вывод Мемор, говорит в пользу Танцоров. Неудивительно. Истории перемен всегда захватывают более, нежели истории стазиса. Перемены – суть Истории, так велит эволюция. Этот приказ цепко внедрен в мозг.

Астрономы древности запускали множество кораблей, в основном через Гамма-Пику. Они посетили множество планет, обследовали их – и забросили. Об этих случаях сложено мало историй, однако Наблюдатели продолжали апеллировать к ним. Мемор потянулся, желая показать, что следит за происходящим. Наблюдатели так напыщенны и скучны, но… Мемор оставался мужской особью, а Танцорам нравились увлеченность и разнообразие. Мудрость является позднее: Наблюдатели почти поголовно женского пола.

Мемор ныне пребывал посередине между ними. Он ощущал надвигавшиеся Перемены, но мужское мировосприятие еще сохранялось.

Ассамблея довольно долго ковырялась в пыльных архивах. Мемор плыл на волнах историкоморя, переживал записи так, словно они относились к его личному опыту. Красочные, увлекательные, снабженные аннотациями древних трюков и смелых эксплойтов. Он искренне восхищался.

Чаша Небес избегает приближаться к солнцам. Она слишком величественна, слишком массивна, способна столкнуть с орбит обитаемые миры. Она посылает корабли. Телескопы у Астрономов, впрочем, всегда были великолепны; точная природа мира или его спутника выяснялась задолго до запуска корабля с ободка Чаши к интересовавшей исследователей системе. Путешествия к планетам отнимали не одну сотню долгих циклов. Один или несколько крейсеров комплектовались модулями для высадки на поверхность, а иногда приходилось сооружать орбитальные лифты и доки.