Воркута (СИ) - Лобаева Ульяна - Страница 18

И задохнулся от обступившей его тишины и темноты – он оказался в металлической конструкции, в которой не сразу признал клеть лифта, какими обычно оснащали стволы шахты. Вокруг была плотная непроницаемая тьма, и небольшая лампочка на потолке освещала только саму клеть, но не стены шахты… если шахта вообще была. Перед лицом Ильи болтался пульт на толстом проводе с единственной кнопкой посредине; он нажал на кнопку, и кабина дернулась и подалась вниз. Какое-то время Илья чувствовал, что опускается, но в кромешной темноте скоро потерял ощущение пространства и уже не понимал, в каком направлении едет кабина. Гулко колотилось сердце, а он все плыл и плыл в полной пустоте, соединенный с бытием только скудным светом крошечной лампочки. Илья подумал – «Может, я вообще падаю, нахрен?», и тут же кабина мягко ткнулась в препятствие и встала. Перед ним тянулась кишка самой обычной шахты, куда его водил один раз отец, когда еще Илья был мелким пацаном. Он до сих пор помнил свое детское восхищение: потных черных работяг, которые посадили его на конвейер и дали прокатиться пару метров, дворняжку Уголька, таскавшуюся в забой вместе с шахтерами, сочленения механизированной крепи, казавшиеся ему гигантскими мускулистыми руками, держащими каменный свод.

- Шахта значит... с чего начали, там и закончим… - пробормотал Илья, вспомнив Ромкин рассказ о первом появлении Дупликации.

Он двинулся по туннелю – тот был неплохо освещен, и ничего паранормального Илья не усмотрел в самой обычной, типичной для Воркуты угольной шахте. Он шел, крутя головой во все стороны, и его шаги гулко отдавались в полнейшей тишине. Змеились черные плети кабелей по потолку и стенам, пару раз ему попались на глаза каска и металлический баллончик самоспасателя. Илья почувствовал, как по спине скользнул ручеек пота – в шахте было жарко. Он скинул куртку, повязал ее на бедра, утер лоб и двинулся дальше. Впереди высилась громада какой-то машины, и подойдя ближе, Илья увидел, что это плоский подземный самосвал. Он обошел самосвал, заглянул в кабину – слой угольной пыли был только на панели около стекла, на сиденье валялся ватник и относительно чистая каска.

- Эй… - тихо произнес Илья. – Есть тут кто?

Послышался шорох и из-за машины вышел старик, держа оборочный лом, как пику.

- Ты кто такой? – сварливо спросил он.

- Я кто такой?! Это вы кто такой и как сюда попали?! – изумленно ответил Илья.

- А ну, какой щас год?! – грозно выкрикнул старик.

- Две тысячи двадцатый…

- А тебе сколь лет?

- Сорок два…

Старик опустил лом и подозрительно присмотрелся к Илье.

- Вроде не похож…

- На кого я не похож?

- На них! На покойников!

Старик открыл кабину и жестом пригласил Илью внутрь.

- Ну, как ты сюда попал-то? Тоже через Комсомольский?

- Нет… - ошарашенно протянул Илья. – Через комнату мертвеца.

Он думал, что дедок на него посмотрит как на недоумка, но тот довольно кивнул и сказал:

- Вот и я через мертвецов!

Старика звали Василием Михалычем, и раньше он жил не тужил в заброшенном поселке Комсомольский в полном одиночестве, имея в распоряжении целую пятиэтажку.

- А потом начало чудиться всякое, - с азартом рассказывал Михалыч. – Соседний-то дом покинули давно, и крыша там провалилась, а я как-то смотрю, окно там вроде как горит. Пошел посмотреть, а дом-то и вовсе не заброшен! И в той квартире – девка! И все как при эсэсэсэре… Зыкину слушают, стиралка у ней – «Ока», может помнишь, давным-давно были такие. Побежал я от этой девки, решил, что все, окончательно с катушек съехал! Надо бы мне переселяться в Воргашор, когда предлагали, а в одиночестве вот глюки пошли! Выбегаю во двор, а их там… тьма! И Лида, жена моя покойная, там же. Руки ко мне протягивает, ну я и рванулся к ней, обнял, и как провалился, а очнулся уже тут!

- И давно вы здесь, Василий Михалыч?

- А черт знает! – старик в сердцах плюнул. – Часов у меня нет, а день ночь тут не видно. Я так прикинул, по тому, сколько я спал, недели три. Да, недели три, очевидно!

- Как это так? А еда, вода?

- Не знаю! Про еду подумаю – есть вроде хочется, но не слабею ведь! Набрел вот на самосвал, ватник нашел, в кабине сплю. Вот такая напасть мне на старости лет! А я ведь шахтер, заслуженный, у меня и значок есть! Я вот думаю, может, я помер, и это вроде как ад?

- Это не ад, Василий Михалыч, - улыбнулся Илья.

Коротко он пересказал свои приключения в Воркуте, рассказал про Дупликацию, и как он сюда попал. Старик слушал его внимательно, зацокав языком только на моменте про Осташа и квартиру в Комсомольском, где тот складировал дуплеров.

- Экий стервец… - пробормотал он.

- Может, из-за дуплеров что-то изменилось, и ваша тоска по жене что-то такое спровоцировала, - предположил Илья.

Старик глубоко задумался, потер подбородок, заросший седой щетиной.

- То есть, ты хочешь сказать, что это вроде как призраки?

- Не совсем… Ну, наверное, что-то похожее.

- Ладно… Как выйти-то отсюда, знаешь?

- Не знаю, но предполагаю. Вы тут видели что-нибудь необычное? Дверь может какие наглухо запертые или еще что-то?

- Двери? Какие тут двери! – засмеялся Михалыч.

- Ну хрен знает, что выбивается из общего…

- То, что выбивается, есть, - кивнул он. – Комбайн тут работает. Уголек режет. Хошь, покажу.

Михалыч сунул Илье каску с фонарем, нацепил такую же, и бодрым шагом направился по туннелю. Старик, одуревший от скуки в одиночестве, принялся болтать:

- А я давно один живу, у меня сын в Москве, жена, Лида, померла. Собаку вот завел, мож кто спохватился обо мне, да и забрал моего Кубика… А то сдохнет ведь один в квартире, хоть и собака, а жалко.. А в лаве я сорок лет проработал, во! У меня и значок есть «Почетный шахтер»! А ты кем, Илюха, трудишься?

- Коммерческий директор, - коротко ответил Илья.

Однообразный рокот работающего механизма приближался, и Илья ощутил, как дыбом встали волоски на руках.

- Аааа… Да, щас все коммерческое. В шахты-то идти не хотят, все хотят по коммерции. Да и шахты-то позакрывали… А я много тут угольку понюхал… Чего только не видел… В девяностые вот было: пришли мы с напарником в лаву, а там, на кровле, представляешь, лицо..! Мы давай ломом-то шурудить…

Илья не дослушал старика, быстрым шагом вырвался вперед. В тупичке, в горной выработке действительно работал комбайн, поддевая визжащим резаком на длинной механической руке угольные пласты. Уголь падал, как ему и положено, на конвейер и ехал дальше по лаве.

- Ну вот… - махнул рукой старик на комбайн, работающий без оператора. – И конвейер даже есть.

Илья пошарил глазами по машине, по угольному крошеву на ленте транспортера. Оконная ручка скорее всего тут не нужна. Таймер..? Тоже вряд ли. Взгляд его упал на россыпь кнопок на небольшой панели, ездящей вслед за механизмом комбайна.

- Дед! – воскликнул он. – Кажись, я нашел… А ну, отойди подальше.

Но Михалыч и не подумал отойти, сурово и недоверчиво глядя на Илью. Тот вынул из поясной сумки кнопку, прижал ее к панели. Кнопка, словно притянутая магнитом, приклеилась к металлу, и Илья, задохнувшись от волнения, нажал. Через пару секунд колоссальный механизм начал сбавлять обороты и вскоре затих.

- И че теперь? – подозрительно спросил старик.

Будто в ответ ему гигантская металлическая рука комбайна снова зажужжала и вгрызлась в породу, сняв несколько пластов угля. Снова сбавила обороты и затихла. В черном блестящем слое открылась дверь – обычная входная дверь, в которой Илья с ужасом узнал створку квартиры в Воркуте – та же цифра «19» наверху, сделанная из блестящей жести, комья ваты, торчащие из-под дерматина. Он залез на раму, протянул руку старику и затащил его. Осторожно потянул за ручку и шагнул на кухню родного дома.

За кухонным столом, накрытом клеенкой, сидела мама, Вовка и отец – такие, какими он помнил их лет тридцать назад. Они чинно сидели, положив на столешницу ладони, мертво, не мигая, смотрели в пустоту. За окном был снег – именно был, а не шел – снежинки неподвижно замерли в воздухе. Секундная стрелка больших деревянных часов на шкафу дергалась туда-сюда в крошечной амплитуде. Илья почувствовал, как Михалыч толкнул его в плечо, прошел мимо и сел четвертым за стол, так же аккуратно сложив руки на столенице. Илья обернулся – дверь в шахту исчезла, и на кухне воцарилась гробовая тишина, которую не нарушало, а лишь подчеркивало еле слышное подергивание секундной стрелки.