Наследие из сейфа № 666 (СИ) - Белозерцева Таня - Страница 10

Как она прожила этот день, непонятно никому. Вечером снова собрались вокруг Книги. Гарри любовно погладил обложку, улыбнулся чему-то и спросил:

— Тётя Петунья, дядя Вернон, а Книге можно дать имя?

— Что за глупости? — фыркнул дядя. — Книга — неодушевленный предмет, зачем ей имя?

— А если она волшебная, и в ней живут живые звери? — бойко возразил Гарри, прошибая взрослых своей непостижимой детской логикой. — Можно я буду звать её Бестией?

— Как-как??? — поперхнулась Петунья.

— Ну Бестией! Сокращенно от Бестиария! — наивно пояснил Гарри, как ему казалось, очевидную вещь.

Вернон закашлялся, вспомнив, что сам вчера обозвал книжонку бестиарием. Кашлял долго, с чувством, с расстановкой, старательно бурея, силясь замаскировать смех. Вот логика у пацана — создать бестию из совершенно не того слова!

Немного успокоившись, почитали ещё немного о разных зверушках, попутно рассматривая их изображения, при этом Петунья убедительно просила мальчиков не выпускать больше никого из Книги. Ради её спокойствия. Потом робко поинтересовалась, а нельзя ли м-м-м… Мотылька обратно на страничку отправить? Но тут же передумала, услышав, как мальчики решают, кого позвать в компанию вместо Мотылька. Подумав, она срочно решила, что пусть у них в гостях побудет Мотылек-Светлячок, чем какое-нибудь новое страшилище. Приняв это решение, Петунья захлопнула Книгу и погнала мальчиков в ванную — купаться перед сном.

Светлячок сидел на подоконнике, слушал летнюю ночь, ловил ветерок, дувший в открытое окно, кроме него, слышалось тихое дыхание спящих мальчиков, распаренных и уставших после купания. Сидел на окне Мотылек и думал о странном мире, куда его вызвали после долгого, очень долгого сна. Он сразу ощутил существенную разницу между своим прошлым миром и новым и не мог понять, в чем же их отличие? Но чу!..

Его чувствительных усиков коснулось нечто знакомое, полузабытое, что-то очень важное… Светлячок переполз на край подоконника, к самой раме, ловя усиками всё больше информации, поступающей из эфира.

***

Гунн и Глэдис тоненько заржали, чуя приближающуюся опасность — откуда-то со стороны сеновала тянуло дымом, во мраке конюшни слышался пока тихий, но такой страшный, зловещий треск. Заволновались и другие лошади, почуявшие беду.

Крепко спал здесь же вусмерть пьяный хозяин, не подозревая, что горящий табак из выроненной курительной трубки медленно, но верно воспламеняется, вбирая в себя всё больше кислорода и соломы. А потом родился огонек. Распахнув глаза и высоко вскинув голову, он, новорожденный разведчик, бросил взгляд по сторонам. Оценивающе оглядев деревянные стены и горы прессованного сена, он пришел в восторг: счастливо взметнувшись, моментально разгораясь, радостно кинулся на добычу, рыча и ревя от жадной всепоглощающей страсти…

Ржали и метались в денниках и стойлах обреченные кони, спал, тихо умирая во сне от угара, пьяный хозяин. Грызло и рвало крышу конюшни голодное пламя. Дремал спокойно городок Литтл Уингинг, не подозревая о разгорающейся трагедии на своей южной пустынной окраине.

Ветер сменил направление, и высоко взлетающие искры начало сносить в сторону других строений, деревянных, пересушенных августовской жарой. Каурый Гунн выкосил перепуганный выкаченный глаз в сторону окошка над собой, услышав странный шорох и, наверное, решил, что пришел его смертный час — ибо такого бреда он за всю свою долгую жизнь никогда не видел. Мотылек. Но какой! Его желто-белые в свете пламени и луны крылья поражали воображение своей величиной: каждое крыло с половину футбольного поля. Медленно и плавно хлопнули огромные паруса. Мощный вихревый удар буквально вынес весь воздух вон из конюшни вместе с огнем и соломой. Ну, а там, расхлестанный и разбросанный по обширной площади, уже безобидный мусор сгорел сам по себе, никому не причинив вреда.

Наутро окраину ненадолго охватит волна вопросов и недоумений, когда обнаружат подпаленную крышу конюшни, но тем не менее уцелевшую каким-то чудом. И только лошади, немые свидетели ночного происшествия, будут знать правду о необыкновенном спасителе. Но, разумеется, об этом они никому не смогут рассказать. И, возможно, догадаются Дурсли, слушая утренние новости о странных подпалинах на крыше загородной конюшни. И поймут, почему не случилось пожара.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Такие разные и такие нужные

Переглянувшись, Вернон и Петунья перевели взгляд с экрана телевизора на Светлячка, который завтракал на краю стола, воткнув хоботок в пропитанную сахарным сиропом вату. Страхолюдное лохматое существо по-прежнему не вызывало симпатии, да и не должно было, если честно — симпатичных насекомых мир ещё не видел…

— Значит, пожары тушим? — глубокомысленно изрек Вернон, сверля глазами Мотылька. Тот пофигистично продолжал сосать сиропчик.

— Его никто не видел, Вернон? — с тревогой спросила Петунья.

— Нет, сегодня ночью его никто не видел, иначе растрезвонили бы, — Вернон кивнул в сторону телевизора. — Но это не значит, что он останется в тайне. Пожары случаются и днем.

— Ох, Вернон!.. — прошептала Петунья, прижимая руки к груди. — Что же с нами будет, если о нем узнают?

— А что о нем узнают? Судя по мнению экспертов, пожар сдуло каким-то ураганным ветром. А если даже и увидят нечто огромное, то как и чем они свяжут волшебного пожарного с нашим… венесуэльским мотыльком?

— Венесуэльский мотылек? — переспросила Петунья.

— Да, — кивнул Вернон. — Я в книге о бабочках нашел похожего, на фотографиях он, кстати, тот ещё страхолюд. Так что если кто спросит, отвечай — кузен из Венесуэлы привез.

Из своей комнаты прибежали мальчики, и разговор пришлось свернуть. Петунья занялась завтраком, а Вернон допил кофе, собираясь на работу. Гарри и Дадли ели кашу, о чем-то болтали и поглядывали на Светлячка. Петунья вскоре заметила их взгляды и забеспокоилась.

— В чем дело?

— Он домой хочет, — пояснил Гарри. — Я когда проснулся, его на Книге увидел, сидел на ней и лапками постукивал по застежке. Обратно просится… — мальчик вздохнул. — Не понравилось ему у нас.

— Так, может, его и правда отпустить? — осторожно спросила Петунья, внутренне радуясь решению проблемы.

— Ладно, — ещё горше вздохнул Гарри. — Вечером на закате солнца я открою Книгу и отпущу его домой.

— Ну не расстраивайся!.. — сердобольная Петунья погладила мальчика по темным вихрам. — Мы можем другое животное завести, черепашку там или попугайчика. И нет, не из вашей Книги, а из зоомагазина! — строго пресекла она воспрянувшую надежду мальчишек.

Весь день после этого мальчики прощались с Мотыльком: играли с ним в веревочку, гладили по спинке и крылышкам, угощали клубникой и абрикосовым джемом. И даже вынесли на солнышко в садик на заднем дворике. Светлячок кротко сидел рядом с ними на солнышке, ловил веревочку, терпел ласки и сосал клубничный сок, сам при этом терпеливо дожидаясь вечера, ибо знал, что его отпустят. А домой он хотел по очень простой причине — в этом новом мире для него не было самки. То есть тоска его была довольно шкурной — не хватало пары. А дома, он знал, за Переходом находится его прежний старый мир с огромными безлюдными пространствами, где жили привычные ему существа. И девочки, такие же, как он, Большие Мотыльки.

Просто он действительно слишком долго спал, но теперь, когда у него есть имя… Стоит, пожалуй, обратить внимание на Белую Вуаль, самую красивую и крупную самочку из соседнего Клана. А мальчиков он не забудет и, если надо, прилетит к ним снова, когда те позовут его.

Настал вечер, и Гарри открыл Книгу. Реагируя на предзакатное солнце, со страниц сонно моргали разбуженные Звери, но, не чувствуя зова Дневного Светила, оставались на своих местах. Добравшись до нужной страницы, Гарри глянул на Светлячка, тот тут же подполз к раскрытой Книге и забрался на лист. И словно бы втек в него, уменьшаясь и сливаясь с листом, становясь просто картинкой. С грустью и в то же время с благодарным облегчением Гарри погладил рисунок, радуясь знакомству с первым обитателем волшебной Книги.