Пипец Котенку! 4 (СИ) - Майерс Александр - Страница 48

Вызывая директрису, он позволяет нам думать, что мы перехватили инициативу. Но я уже успел убедиться, что Тимур Евгеньевич — великолепный режиссёр. И основное действие нас ждёт впереди.

Рассмотрение обвинений идёт с переменным успехом. Участие в подпольных боях я признаю. Смысл отрицать? Благодаря Мережковскому информация об этом была во всех новокузнецких газетах.

Но на тот момент я считал себя простолюдином. Да и в любом случае, я же не был организатором. За такое максимум штраф могут выписать.

Вот с убийством Бердыша уже сложнее. Однако Василий ухитряется позвать свидетелей. Несколько человек, который были в тот вечер в подвале, подтверждают, что Бердыш первым решил убить меня и Бернарда, а мы лишь оборонялись.

К тому же непосредственно момент убийства никто не видел, кроме датчанина и типа покойного Степана Карповича.

Да и не волнует никого этот Бердыш. Его приплетают только для того, чтобы показать мою кровожадность.

Браконьерство макров. Больная тема, потому что правда. Я действительно добывал кристаллы без лицензии и тырил часть того, что добывал уже под эгидой «Урагана». Приходится признаться.

Опять же, за это грозит только штраф, не более. Но общую картину сильно портит.

Ну и так далее… Обвинить меня в убийстве барона Ротанова и его сына не получается, там всё было по закону, через дуэль. Доказать, что именно я убил Олега Окунева, тоже не выходит.

Неожиданно здесь выручает Маргоша, когда её вызывают в качестве свидетеля. Конечно, ей приходится тщательно выбирать слова, чтобы не попасться менталисту. Но после её слов создаётся впечатление, что Олег умер сам, от сердечного приступа. А то, что они с Денисом посчитали меня виноватым, разорвали союз и объявили войну, было глупым и импульсивным поступком.

Что интересно, она действительно так считает.

Заседание идёт уже несколько часов, и мы плавно переходим к самому интересному. К узурпаторству.

— Скажите, Ярослав Романович, вы знали, что существует другой потомок рода? Тот, кто должен по праву получить титул прежде вас? — спрашивает Тимур.

— Мне говорили об этом. Но я не знал точно, жив ли он. Ходили слухи, будто он умер ребёнком.

— Правда, — негромко говорит менталист.

— Почему же вы не потрудились узнать правду? — щурится прокурор.

— А вы бы потрудились?

— Ярослав Романович, отвечайте на вопрос, — постукивает молотком судья.

— Простите, ваша честь. Почему не потрудился? Да потому что не хотел себе конкурента. Разумно, вы так не считаете? А на суде мой старший брат Кирилл Котёнкин представил доказательства, что тот потомок рода мёртв.

— И вы этому поверили?

— Главное, что поверил почтенный судья Соколовский, который рассматривал это дело.

— Это действительно так, — бурчит Вениамин. — Но вы снова не ответили на вопрос!

Менталист чуть подаётся вперёд за своим столом. Не отрывает взгляда от меня. Чувствую, как его заклятие шевелится в голове, будто червь-паразит. Мерзкое ощущение.

Кажись, менталист чувствует, что я недоговариваю.

— Хорошо. Отвечаю на вопрос. Я не поверил. Наоборот, я понял, что этот человек, скорее всего, жив. Я даже догадался, кто это — Аслан Причернобуров, о котором я уже слышал раньше.

— Правда, — кивает менталист.

— Ага, — улыбается прокурор. — То есть вы сознательно утаили правду.

— Выходит, что так. Но я хочу добавить, что ни один аристократ в здравом уме не выдал бы эту информацию. Ну серьёзно. Кто бы захотел лишиться титула из-за парня, который даже не знает о своих правах? Это глупо.

— Оставьте домыслы при себе, — стучит молотком Соколовский. — У обвинения есть другие вопросы?

— Нет, ваша честь, — Тимур победоносно вздёргивает подбородок и садится на место.

После этого вызывают графа Чернобурова. Георгий Петрович заставляет половину женщин в зале начать кокетливо хлопать ресницами и поправлять волосы. Он красавчик, нельзя не признать. А белая прядь на чёлке добавляет изюминку во внешность.

Даже завидую немного. Ему и печать Обольщения не нужна, девки сами липнут.

Чернобуров ничего не скрывает. Да, он действительно узнал, что его друг и слуга рода является законным графом Котёнкиным. И да, он действительно связался со мной и предложил мирно передать титул.

И я, между прочим, согласился! Только попросил отсрочку.

— Откуда вы узнали о том, что Аслан Причернобуров является потомком рода Котёнкиных? — спрашивает Василий, когда приходит его черёд. — Ведь ранее вы даже не подозревали, правда?

— Правда, — кивает Георгий. — Мне пришло письмо, в котором была указана вся информация. Мой помощник её проверил, и мы пришли к выводу, что ошибки быть не может.

— Это письмо у вас при себе?

— Нет. На него было наложено заклятие, и после прочтения письмо сгорело.

— Вы можете предположить, кто отправил письмо?

— Нет, — коротко отвечает Чернобуров.

В общем, здесь я однозначно проигрываю. Как ни крути, я получил титул незаконно, хотя судья Соколовский сам принял решение. То, что я скрыл правду об Аслане, а потом она вскрылась, ни капельки меня не красит.

Таким образом, мы переходим к десерту, а именно — к захвату княжеского титула. Я честно рассказываю, что и как было. Корсакин согласился передать мне титул взамен на Шиповник, а затем попытался убить. Само собой, мне это не понравилось, так что я убил его.

— Значит, вы признаёте, что убили князя Корсакина своими руками? — спрашивает Тимур.

— В порядке самозащиты, да, — отвечаю я.

— При этом вы скрыли факт убийства и представили всё так, будто князь скончался от естественных причин?

— Да. Не хотел волновать алтайское дворянство.

— Обвиняемый говорит правду, — сообщает менталист.

— Однако сам факт скрытия убийства считается преступлением. Даже если князь напал первым, — эти слова прокурора явно обращены к присяжным. — Скажите, Ярослав Романович, а не было ли такого, что князь отказался передавать вам титул?

— Он сказал что-то вроде «если ты сдохнешь, то наш договор не будет иметь значения».

— Правда, — кивает менталист.

— То есть на словах он разорвал договор?

— Получается, что так, — пожимаю плечами я.

Это была ловушка. Я понимаю это по тому, как блестят глаза Тимура и по его хитрой ухмылке.

— Прошу суд ознакомиться с копией договора между князем Корсакиным и тогдашним графом Котовым, — он подаёт одну бумагу Соколовскому и ещё одну присяжным. — В нём сказано, что любая из сторон может отказаться от исполнения договора устно и без подписания дополнительных документов. Таким образом, князь Корсакин разорвал договор, а значит, Ярослав Романович сейчас владеет титулом незаконно.

— Протестую! — подскакивает Грозин. — Это манипуляция! Князь Корсакин не говорил, что договор разорван. Устное расторжение требует чёткой формулировки.

— Принимается, — кивает Вениамин Григорьевич. — В то же время, факт есть факт. Советую присяжным принять во внимание, что покойный князь не пожелал исполнять договор между ним и обвиняемым.

Твою-то мать. Это хреново. Надо было внимательнее читать договор. И понять, в какой капкан заводит меня Тимур своими вопросами.

Дальнейшее заседание продолжается недолго. Обвинение о смерти Лещикова с меня снимают. Маг-целитель обследовал тело и нашёл следы яда, которых на моей шпаге не было. Вывод: Михаила отравил кто-то другой либо же он отравился сам.

Так или иначе, меня это уже не касается.

Потом остаются только мелкие вопросы, и присяжные удаляются на совещание.

По закону решение принимается большинством. То есть, если семеро из двенадцати признают меня виновным, этого будет достаточно.

Хреновенько. Потому что слушания по главным обвинениям прошли не очень-то гладко.

Поворачиваюсь к залу, ободряюще улыбаюсь и подмигиваю своим девчонкам. Перевожу взгляд на таинственных мужчин, сидящих в глубине зала. Даже не удивляюсь тому, что они внимательно наблюдают за мной.

Когда возвращаются присяжные, воцаряется полная тишина. Звуки их шагов звучат как военный марш. Председатель присяжных выходит вперёд и говорит: