Тебе больно? (ЛП) - Карлтон Х.Д. - Страница 83

— Наверное, сначала это было потому, что я хотел быть похожим на одну из них. Это одни из самых свирепых существ в океане — по крайней мере, из тех, о которых мы знаем. А когда я рос, я всегда чувствовал себя беспомощным. Как будто кто-то другой сидел за рулем, а я не мог контролировать, куда мне плыть. Они олицетворяли силу и свободу. Это было все, к чему я стремился. По мере того, как я становился старше, это превратилось из увлечения в почти одержимость. Я не могу объяснить, в чем именно дело, но они всегда делали меня счастливым. Океан делает меня счастливым.

Я прикусила губу, повернулась к нему и взяла у него мочалку. Своей хорошей рукой я неловко провожу по его груди, не координируя свои действия с этой стороной.

— Ты когда-нибудь волновался, что они причинят тебе боль?

Его взгляд тлеет, когда он смотрит на меня, и хотя его член не совсем твердый, он также не совсем мягкий. Но есть негласное соглашение просто наслаждаться обществом друг друга сегодня вечером. У нас еще не было такой возможности.

— Я всегда захожу в воду с пониманием того, что я больше не на вершине пищевой цепочки. Я уважаю их, и чаще всего они уважают меня. Но было бы глупо думать, что они не способны покончить с моей жизнью.

У меня в груди что-то щемит, и я понимаю, что это тревога. Мне бы и в голову не пришло просить Энцо перестать плавать с ними, но я не могу отрицать, что то, что он однажды не вернется домой, не пугает меня до смерти.

— Ну, тебе лучше войти в воду с пониманием того, что тебе тоже есть к кому вернуться домой, — робко говорю я ему, не отрывая глаз от своей задачи и избегая его испытующего взгляда.

— Посмотри на меня, — тихо прошептал он, беря меня за запястье. — Не убегай.

Я прикусываю губу и смотрю на него. Когда ты никогда раньше не любил, есть некоторые проблемы, связанные с взрослением. Последние шесть лет я жила эгоистично и убегала от всего, что представляло угрозу для моей жизни. Это почти поэтично, что попадание в ловушку с кем-то стало катализатором моего искупления.

Это еще не то, к чему я привыкла, но я знаю, что скоро любовь к Энцо станет такой же естественной, как любовь к океану. Так же, как он любит меня.

Энергия потрескивает в воздухе между нами, когда он притягивает меня к себе, все еще помня о моем поврежденном запястье.

— Тебе никогда не придется беспокоиться об этом. Я скорее раскрою пасть акуле, если это будет означать, что я вернусь домой к тебе.

Задыхаясь от желания ответить, я поднимаюсь на носочки и захватываю его губы своими, чувствуя, как вокруг нас сгорает энергия. При его высоком росте ему приходится согнуться в талии, чтобы я могла дотянуться до него.

Меня захватывает ощущение его рта, искусно двигающегося навстречу моему. Энцо не целуется — он пожирает, как и звери, с которыми он плавает.

Его язык проникает в мой рот, проникает за зубы, а затем гладит их. Покалывания начинаются на кончиках моих пальцев и распространяются по каждому сантиметру меня, пока мои внутренности не становятся неподвижными.

Мне нужно больше его. Мне нужно, чтобы он был так близко, пока между нами не останется ничего, кроме нашего желания.

Я обхватываю его шею левой рукой, прижимая его скользкое тело к своему. Я чувствую каждую впадинку и изгиб против размягченных частей меня, и дрожу от ощущений.

Его член невероятно твердый и толстый, он скользит по моему животу, и как раз в тот момент, когда я готова сказать:

— К черту все, никакого секса, — он отстраняется.

Я лепечу в ответ, слишком разочарованная его потерей, чтобы смутиться.

— У нас был долгий месяц, amore mio — любовь моя. Давай немного поедим и расслабимся, хорошо?

— У меня есть очень плохая шутка насчет того, чтобы положить в желудок что-нибудь еще, но давай не будем об этом. — Как только слова сорвались с моего языка, мои глаза расширились. — Вау, я имела в виду твой член, но вслух это прозвучало еще хуже.

Он хихикает, звук глубокий и восхитительный, вызывая дрожь по моему позвоночнику.

— Ты не хочешь детей? — спрашивает он, выключая воду и протягивая мне полотенце. Может быть, это акцент, но что-то в том, как он это спросил, преступно.

Как будто огонь буквально лижет мои щеки, я поспешно выбегаю из кабинки.

— Нет, черт возьми, — говорю я, вытирая воду с лица и вытирая волосы.

Я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда он выходит из душа, капли каскадом стекают по его загорелой коже, цепляются за мелкую пыль волос на груди и теряются в впадинах на животе. У меня пересыхает во рту.

— Ладно, может быть.

Он смотрит на меня из-под прикрытых глаз, и его ямочки полностью раскрываются.

— Все, что нужно, это кончик, bella — красавица.

Глава 37

Энцо

— Селахи? Что это значит? — спрашивает Сойер, ее тон слегка дрожит, а на лице проступают тревожные черты, когда она ступает на металлическую дорожку.

Должно быть, она заметила название моего центра, написанное на посадочной площадке. Она еще не была готова вернуться на корабль, поэтому я доставил нас сюда на вертолете.

— Это латынь. Акулы относятся к семейству селяхий, — объясняю я.

Я беру ее за руку и веду по дощатому настилу, решетчатый металл звенит под нашим весом. Я мельком увидел акулу, когда мы готовились к высадке, и хотел осмотреть ее, прежде чем показать Сойер лабораторию.

— Вот дерьмо, — вздохнула она позади меня. — Пожалуйста, скажи мне, что на этот раз не будет погружения с головой.

Я натягиваю на лицо дикую ухмылку, и она разрывается между тем, чтобы отшлепать ее и следить за акулой.

— Не в этот раз.

Она насмехается, пока мы останавливаемся перед вольером. Даже в искаженном свете воды невозможно ошибиться в ее размерах.

— Похоже, в ней около восемнадцати футов, — замечаю я, оглядывая акулу критическим взглядом.

— Ты что, блядь, издеваешься надо мной, придурок?! Теперь ты решил показать свое чертово лицо? — кричит знакомый голос из лифта.

Я поднимаю глаза и вижу, что к нам направляется очень взбешенный Трой. Он смотрит прямо на меня, вероятно, убивая меня шестью различными способами прямо сейчас.

— Я тоже по тебе скучал, — говорю я, не обращая внимания на его гнев. У меня еще не было возможности купить новый телефон, и я был немного занят, привыкая к тому, что я снова дома.

Когда я позвонил ему из больницы, чтобы забрать Дряхлую Сьюзи, он чуть не прострелил мне барабанные перепонки своими разглагольствованиями. Это было маленьким чудом, что я смог заткнуть его достаточно надолго, чтобы убедить его взять фургон.

Мы только вчера вернулись домой, и оба все еще измотаны и нуждаемся в лечении. Я не планировал оставаться здесь надолго, но знал, что Трой сходит с ума без меня, и, честно говоря, я начинал сходить с ума без своей работы.

— Тебя не было почти целый чертов месяц, а мне позвонили, чтобы я поехал за фургоном хиппи, а потом ничего?

— Мой телефон сейчас на дне океана, — таков мой ответ. — А фургон в то время был важнее.

Очевидно, что это не подходящее оправдание для Троя, судя по оскалу, который овладел его лицом.

Как только он оказывается на расстоянии вытянутой руки, я готовлюсь к тому, что он откинет кулак и пошлет его мне в лицо, но вместо этого он хватает меня за рубашку и заключает в объятия.

Я вздыхаю и хлопаю его по спине в знак приветствия, но признаюсь, что я тоже скучал по этому ублюдку. Просто он никогда об этом не узнает.

Трой отпускает меня, затем поворачивается к Сойер.

— Ты вернулся с девушкой? Где ты, блять, был?

Она одаривает его зубастой, неловкой улыбкой.

— Ее зовут Сойер, — сообщаю я. Она смотрит на меня в шоке, в ее голубых глазах мелькает страх. Но ей никогда не придется беспокоиться о нем.