Тебе больно? (ЛП) - Карлтон Х.Д. - Страница 24

Я не помню, чтобы ему снились кошмары в ту ночь, когда я оставалась с ним, но, честно говоря, к тому времени, когда мы действительно легли спать, мы оба были измотаны и выбиты из колеи. Даже мои демоны оставались во тьме.

Тем не менее, его сны держат его в ловушке. Вместо того чтобы рисковать получить удар, я просовываю свою руку в его и переплетаю наши пальцы.

Я не знаю, что делаю или почему это делаю, но я не могу убедить себя отпустить его. Особенно когда его наливающаяся грудь медленно успокаивается, а искаженные черты лица начинают постепенно расслабляться.

В то время как его тревога ослабевает, моя усиливается. Реальность моего положения начинает проясняться, когда я остаюсь наедине со своими мыслями.

До этого момента мне удавалось отвлечься от происходящего, не позволяя себе зацикливаться на шторме и на том, насколько чертовски травмирующим он был. Как это было дезориентирующе — проснуться посреди океана, солнце быстро садится, а рядом плавает Энцо с кровоточащей головой и без сознания. Я не позволяла себе думать о том, что он только что дразнил акул моей окровавленной губой, и, увидев его раны, я впала в отчаяние, уверенная, что акулы вернутся, намереваясь получить пищу, в которой им ранее было отказано.

Он не знает, какой ужас охватил меня, когда я плыла к нему, а не прочь от него, боясь за свою жизнь и думая только о нем.

Я никогда не расскажу ему, какое облегчение я испытала, когда проверила его пульс и почувствовала, какой он сильный. И как я сразу же разрыдалась, когда увидела яркий свет вдалеке, и как я плыла к нему, когда только кусок дерева поддерживал нас на плаву. Как это было изнурительно. Сколько раз я почти сдавалась, его вес был слишком велик для меня, но моя решимость сильнее. Как много я плакала. И как я отказывалась его отпускать.

Как щемило мое сердце, когда он просыпался и выглядел таким разочарованным, что я жива.

Слезы наворачиваются на глаза, а грудь сжимается. Трещины сияют, пока не образуется кратер. Всхлип вырывается наружу, и я закрываю рот свободной рукой, быстро глядя на Энцо, чтобы убедиться, что он все еще спит. Но как только мой взгляд падает на него, я не могу отвести глаза. Его образ расплывается, а по моим щекам продолжают течь реки.

Впервые за шесть лет мне некуда бежать. Я действительно в ловушке. Чем больше эта новая реальность проникает в меня, тем больше паника начинает овладевать мной.

Боже, что бы сейчас сказал Кев?

Ты умнее этого, мелкая, а теперь посмотри, что ты наделала. Я говорил тебе, что мужчины вредны для тебя. Вот почему тебе нужен только я.

Я сильнее сжимаю руку Энцо, теперь уже не давая, а ища утешения у человека с ледяным сердцем. Он — последний человек, у которого я должна что-то искать. Но как бы я ни ненавидела его за то, что он втянул нас в эту ситуацию, которой можно было бы избежать, если бы он только посмотрел в будущее, я ненавижу себя еще больше. Потому что, в конце концов, ничего этого не случилось бы, если бы я не была таким дерьмовым человеком и оставила его в покое.

Мы в ужасной ситуации, но даже если Сильвестр заставляет мою кожу ползти, это лучше, чем быть в этом холодном, одиноком океане. Это лучше, чем быть мертвым.

По крайней мере, я так думаю.

Рука Энцо сжимается, и я быстро вырываюсь из его хватки, пока он не поймал меня. Судорожно вытирая слезы со щек, я успеваю собраться, когда он открывает глаза.

— Что ты делаешь? — спрашивает он, голос хриплый и заставляет мой низ живота сжиматься. Даже в полусонном состоянии его тон холоден и жесток, но это самый соблазнительный звук, который я когда-либо слышала.

Прочистив горло, я отвечаю:

— Не могла уснуть.

— Ты плачешь, — замечает он.

— Нет, — лгу я.

Он замолкает на мгновение, тишина становится арктической.

— Я уверен, что тебе никогда раньше не приходилось быть сильной, Сойер, но сейчас самое время научиться.

Затем он переворачивается, и я закрываю глаза, собирая силы, которых мне так не хватает, и сдерживая слезы, в то время как трещины в моей груди становятся все глубже.

Глава 10

Энцо

Последний раз я рыбачил в колледже. Называть это рыбалкой — слишком щедро. На самом деле, это были четыре чувака, которые отправились на лодке и выпили слишком много пива, потому что мы были слишком чертовски измотаны, чтобы делать что-то еще. Экзамены надирали нам задницы, и мне было интереснее выходить за борт и плавать с рыбой, чем поднимать ее на борт.

Мой никудышный опыт теперь кусает меня в задницу.

— Ты эксперт по рыбе, но не знаешь, как ее поймать? Разве это не является частью курса «Рыбная школа 101»?

Тот, кто сказал, что дыхательные упражнения помогают справиться с гневом — гребаный обманщик. Я перепробовал миллион таких упражнений с тех пор, как мы здесь, а мне все еще хочется ее придушить.

Самая большая проблема в том, что каждый раз, когда я фантазирую об этом, я одновременно трахаю ее.

Блять.

— Я не ловлю рыбу, Сойер. Это убивает экосистему, что противоречит всему, чему я буквально посвятил всю свою карьеру. Я больше заинтересован в спасении океана.

Она поджимает губы и задумчиво кивает.

— Что ж, я ценю ваш галантный героизм. Я сделаю все, чтобы о тебе написали книгу, как только мы выберемся с этого острова. А до тех пор нам нужно поесть. Сильвестр дал понять, что у него недостаточно еды для нас.

— Да, я это прекрасно понимаю. Отсюда и попытка порыбачить, — пробурчал я, махнув рукой на нашу неудачную ловушку. Мы здесь уже несколько часов и даже не поймали планктона.

Мы оба проспали весь вчерашний день, и если не считать того, что иногда вставали пописать до девяти часов, мы не выходили из комнаты. Мы оба до сих пор воздерживаемся от использования этого ведра.

Сейчас я не менее измотан и изранен после кораблекрушения. И маленькая ведьма, барахтающаяся в воде, ни хрена не помогает.

Сегодня понедельник, и я уверен, что Трой вызовет полицию, когда я не появлюсь в исследовательском центре. За все годы, что мы знакомы, он ни разу не видел, чтобы я пропускал работу.

— А что, если мы попробуем порыбачить с копьем? — предлагает Сойер, совершенно не замечая моего раздражения к ней. Или ей все равно, а если это так, то я без проблем заставлю ее это сделать.

— Как ты собираешься сделать копье?

Вместо ответа она бросается к маяку, легко перескакивая через острые камни, несмотря на то, что ее ноги все еще в царапинах. На этот раз она хотя бы забинтовала их.

Через десять минут она возвращается ко мне с длинной деревянной тростью, мясницким ножом и клейкой лентой.

Когда я просто уставился на нее, она широко улыбнулась.

— Он разрешил мне использовать его старую трость, если я пообещаю не ломать ее.

— Я уверен, что ты ломаешь все, к чему прикасаешься, — комментирую я. Ее улыбка спадает, но она тут же возвращает ее на место. Однако весь свет, который раньше был в ее глазах, рассеялся, и теперь я чувствую себя вором.

На кончике моего языка вертится извинение, но я его сдерживаю. Я попался на ее уловки и пожалел ее раньше; я отказываюсь поддаваться этому снова.

Вместо ответа она спокойно приступает к работе над созданием своего копья. Я скрещиваю руки, не в силах отвести от нее взгляд, как бы ни старался.

Передо мной целый океан, который заслуживает моего почтения, но все, что я хочу сделать, это отдать его ей.

И ничто... ничто не заставляло меня злиться сильнее.

Она выводит меня из смятения, когда с триумфальным «Ага!» подбрасывает копье в воздух.

— Я мастер–изобретатель, а теперь я буду мастером копья, — заявляет она с ухмылкой.

Мне очень хочется сделать с ней что-нибудь прямо сейчас, но она меня слишком завела, чтобы понять, что именно.