Цена памяти (СИ) - "Feel_alive" - Страница 39

========== 10. Десятая глава ==========

Тишина бьёт по барабанным перепонкам, и темень вокруг настолько чёрная, что Драко временами начинает казаться, что он ослеп.

Ослеп и потерял разум.

Он щёлкает пальцами, хрустит костями и хлопает ладонями, чтобы разорвать тишину. Он меряет камеру шагами. Он прокручивает в голове рецепты знакомых зелий, названия и формулы заклинаний, сюжеты прочитанных книг, но больше всего — встречи с ней.

Это отчасти помогает бороться.

За год в Азкабане холод, голод, жажда и уныние стали его верными спутниками. Но Грейнджер добавила нечто новое в устоявшийся ход его жизни.

Или, точнее сказать, вернула то, что он уже когда-то знал.

Драко считает время.

Он растирает руки, ноги и туловище, старается почаще менять положение и не думать о том, выберется ли когда-либо ещё из этой ситуации.

Потому что не уверен, что может убедить себя в хорошем исходе.

Всепроникающий холод не пугает как прежде, Драко привык к нему, хотя и уверен, что один он уже отнял лет десять жизни. Но Драко уверен, если до этого дойдёт — жажда убьёт его быстрее.

Когда темноту разрезает одинокий луч, Драко сначала не верит себе.

Он видит каменную кладку, которую то и дело изучал руками, чтобы убедиться, что чувствует хоть что-то.

Стены камеры неровные, влажные и холодные.

Драко ощущал, как в некоторых местах по ним стекала вода, собираясь небольшими лужицами на полу. Он не рисковал её пить и в целом держался подальше, хоть крошечная камера плохо это позволяла.

Тяжело вздохнув, Драко прикрывает глаза на мгновение и затем поднимает голову к источнику света.

Три дня, три бесконечных чёртовых дня он не видел света, и теперь даже тусклый фонарик слепит его отвыкшие глаза. Драко щурится из-за болезненной рези и в этот момент слышит скрип, который раздаётся сверху и гулко отражается о стены.

Драко уже знает, что это.

Заржавевшая платформа, которую никто не потрудится обновить даже простеньким заклинанием, ползёт вниз с мерзким скрежетом, который перекрывает едва заметные звуки чьих-то голосов, идущих сверху.

Набравшись смелости и расправив спину, Драко шагает на платформу, когда она спускается к нему.

Камера глубокая, как колодец, и пока его медленно поднимают со дна, он успевает придумать множество сценариев развития событий.

В последние мгновения Драко решает, что наверняка больше не жилец.

И вдруг слышит тревожный голос Грейнджер.

— …Малфой, мне так жаль, так жаль, — её шёпот врывается в сознание, причиняя одновременно удовольствие и страдание. — Ради Мерлина, прости меня, я не знала, — она снова привычно тараторит, что заставляет сердце сжаться. — Я очнулась только с утра, и мне потребовалось время, чтобы убедить целителей, что я в порядке, и чтобы пробиться к главному надзирателю и доказать, что ты не виноват в том, что случилось. Мерлин, прости меня…

Драко впитывает её слова и, как только оказывается перед ней и вновь может использовать глаза по назначению, вглядывается в её лицо и не сдерживает сердитого вздоха.

Тёмные синяки под глазами пугающе выделяются на фоне её бледного лица. Грейнджер нервно заламывает руки, подступает к Драко на шаг, но всё же не приближается до конца.

Он хмурится, пока она продолжает рассыпаться в извинениях.

Мерлин, всё это время она была без сознания?

Это не шутки. Он знал — он говорил! — что вспоминать нужно осторожнее, что её разум может просто не выдержать, если вдруг распахнутся все закрытые дверцы и воспоминания разом хлынут в голову.

Когда она упала в обморок, он проклинал себя. Из-за того, что сорвался, сам довёл её до этого состояния и даже не мог помочь. После всё завертелось: её забрали и переправили в Мунго, а его сочли особо опасным и упекли в изолятор.

Все эти дни Драко медленно, но верно склонялся к мысли о том, что она больше не вернётся.

И вот она перед ним. Очнулась после того, как её разум взорвался, наполнившись событиями прошлого.

В этот момент Драко резко осознаёт: это значит, что она вспомнила. Многое, если не всё. Она ведь должна была вспомнить, не могла же просто так потерять сознание от его слов?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он внимательно смотрит на неё, пытаясь различить в её взгляде хоть какой-то намёк на те подарки, которые в этот раз положила её память.

Либо же вместо подарков его ждало очередное разочарование?

— Я отведу вас в камеру, — раздаётся сухой голос надзирателя.

Гермиона кивает ему и наконец замолкает, но Драко ловит её быстрый пронзительный взгляд. Она смущается своего выпада и ждёт его реакции.

Она точно что-то вспомнила.

Ох, Мерлин.

***

Драко, не в силах сдержать себя, жадно пьёт воду, которую она наколдовала. Жажда и голод мучают, доставляют почти физическую боль, но он не хочет показать ей, насколько жалок, насколько сломлен этой тюрьмой и теми пытками, которые она на самом деле таит.

Он пытается выпрямить уставшую спину, то и дело поводя плечами, и отбрасывает отросшие волосы с лица. Драко знает, что выглядит не очень впечатляюще, но хочет убедить её, что он в порядке.

Впрочем, Грейнджер смотрит внимательно, не отводя глаз, будто изучая каждое его движение, и он понимает, что сколько бы ни старался — никакая деталь не избежит её дотошного взгляда.

Она молчит.

В щедром свете камеры Драко наконец полностью изучает её и ужасается увиденному зрелищу, настолько измотанной и истощенной она кажется.

Он ругает себя.

Драко виноват: он сорвался и рассказал ей слишком много.

Видеть, как постепенно Грейнджер вспоминает, словно заново проходя их путь, было столь же любопытно, сколь и болезненно. В первые встречи Драко использовал весь свой запас терпения и иногда даже чувствовал облегчение оттого, что не приходится распутывать сразу весь клубок событий, которые они пережили.

К тому же он боролся с паникой от мысли, что она может передумать приходить, может решить перелистнуть страницу и не вспоминать о нём. От этих мыслей порой было неловко, потому что та Гермиона Грейнджер, которую он знал, никогда не остановилась бы на полпути. Но Драко слишком сложно было верить в хорошее.

Когда же он понял, что Грейнджер вспомнила поцелуй, его сначала даже позабавила её реакция: смущение, неловкость, отрицание. Но оставшись после той встречи наедине с собой, Драко почувствовал острую волну гнева и отчаяния оттого, что эти воспоминания всё ещё не значили для неё столько же, сколько для него самого.

Было так мучительно смотреть, как она топчется, постепенно отжимая лишь жалкие крохи у собственного сознания. Он хотел, чтобы она вспоминала быстрее, и одновременно боролся с собой, чтобы не передавить и не вызвать прорыв сознания.

Но всё-таки не сдержался.

И теперь, если он прав, она должна была вспомнить хоть что-то ещё. В этот раз у неё не получится скрыть от него.

Но Грейнджер всё ещё молчит.

Драко вдруг ловит себя на том, что желает задать дерзкий, нахальный вопрос. Ему хочется выяснить, что она вспомнила, и выбить её из колеи, потому что Грейнджер выглядит слишком спокойной, слишком собранной и отстранённой.

За её серьезным выражением лица он почти не видит вечного огня, и это… бесит. Драко, стискивая пальцы, сжимает стакан.

— Мы ведь спали вместе? — вдруг спрашивает Грейнджер, разрывая тишину, словно махом ножа.

Драко, еле сдерживая себя, пытается не поперхнуться, и, тяжело откашливаясь, вновь подносит стакан с водой ко рту. Он медленно пьёт, стараясь собраться с мыслями и страшась поднять взгляд. В конце концов он берёт себя в руки.

Это Грейнджер, которую он знает. Он должен верить в неё.

Но только вот что всё-таки ждёт его?

Подарок или разочарование?

***

Его волосы спутаны, а тюремная роба слегка влажная, и выглядит он снова так болезненно, что Гермиона жалеет, что не прихватила каких-нибудь зелий. В камере прохладно, и, хоть Гермиона мгновенно наложила согревающие чары, она всё равно ощущает мурашки, волнами бегающие по спине и бёдрам. Гермиона ёжится и только после понимает, что виноват не холод, а Малфой напротив, который заставляет нервничать.