Цена памяти (СИ) - "Feel_alive" - Страница 107

Ленца, с которой он дал о себе знать, исчезает; теперь голос звучит гневно и удивлённо одновременно.

— Пытаешься напасть на меня? А что дальше? Будешь драться? — он выплёвывает слова одно за другим, всё ещё направляя палочку на Драко; тот шумно выдыхает сквозь зубы и медленно поднимается. Он ничего не говорит, только исподлобья глядит на Люциуса, а потом быстро посматривает на Гермиону.

Напряжение во взгляде обжигает её, и всё внутри сжимается от страха и непонимания. Гермиона чувствует, как земля уходит из-под неё, и концентрируется на том, чтобы удержаться на ногах.

— …Бросаешься на отца с кулаками, Драко? — Люциус снова привлекает к себе внимание. — Как какой-то жалкий… магл?

О, это слово срывается как густая капля крови — и оно полно ненависти и презрения.

Гермиону передёргивает, и она прижимается к стене, чувствуя, как камни холодят раны на спине.

В этот момент Люциус поворачивается к ней; его черты искажает ярость. Прищурившись, он бросает на Гермиону испепеляющий взгляд и цедит сквозь зубы:

— Ты попал под дурное влияние.

Выпитое зелье и отчаяние придают Гермионе сил, и она смело смотрит на него в ответ, хотя совершенно не понимает, о чём речь. Она всё ещё не уложила в голове тот факт, что на её глазах Люциус Малфой отобрал у сына палочку, пока тот пытался её спасти.

Её — маглорождённую.

Грязно…

— Отец, — вдруг подаёт голос Драко и делает маленький шаг вперёд, приподняв обе руки, то ли пытаясь перевести внимание на себя, то ли показывая, что безоружен. — Отец, они выиграют.

Его голос, спокойный, твёрдый и уверенный, заставляет Гермиону неосознанно расслабиться, но она всё равно не удерживает удивлённого вздоха.

Люциус осекается.

— Как ты сме… — он срывается на высокие ноты и быстро оборачивается к двери, будто пытаясь убедиться, что никто больше не услышал этих слов. — Замолчи, Драко!

Но он и не думает останавливаться. Драко делает ещё шаг вперёд, и сердце Гермионы ускоряет свой бег.

— Поттер победит его, — фамилия, которую он прежде не произносит без презрения, теперь звучит почти мелодично, когда срывается с губ Драко. — Он должен был сделать это уже давно.

— Но не сделал.

Он поднимает руку чуть выше.

— Рано или поздно они будут здесь. — Драко не сводит глаз с Люциуса, а Гермиона, не отрываясь, смотрит на самого Драко. Его бледный профиль причудливо выделяется во мраке; она различает на скулах желваки, появившиеся от напряжения, но кроме этого, ничто не выражает его переживаний. — Ты ведь знаешь, что значило уничтожение портрета.

Ноздри Люциуса яростно раздуваются.

Его взгляд несколько раз перескакивает с Драко на Гермиону и обратно, глаза болезненно блестят.

Гермиона в ужасе наблюдает за ним и неожиданно ловит себя на шокирующей мысли.

Он… колеблется.

Гермиона уверена, что он прислушивается и раздумывает.

Ищет лучший вариант.

Люциус Малфой не просто преданный фанатик, он ценит своё положение, свой статус, свою свободу и свою семью. Во все времена он извивался, как змей, в попытке выбрать выигрышную позицию.

Ведь так?

Тихий судорожный вздох надежды вырывается из груди Гермионы.

Но миг проходит.

Люциус мельком опускает взгляд на своё левое предплечье — на метку, скрытую одеждой, — и удобнее перехватывает палочку. Поджав губы, он качает головой, и жесткая усмешка расцветает на его лице.

— Этот разговор не имеет смысла, Драко.

Он морщится, будто бы столкнулся с мелкой, но возмутительной проблемой. Следующие слова полны разочарования и ещё чего-то, что Гермиона не может разобрать.

— Мой сын — предатель и любитель грязнокровок. — Он опускает веки буквально на долю секунды, и морщины на лбу вдруг разглаживаются. — Но он всё ещё мой сын.

Люциус Малфой оценивает вероятности и делает свою ставку.

— Отец, нет!..

— Остолбеней!

Вспышка пересекает камеру, врезаясь Гермионе в грудь, и она валится на землю. Она успевает увидеть, как Драко дёргается в её сторону; он мечется, не зная, что предпринять. Но при падении боль пронзает всё тело, кровь ударяет в голову, и Гермиону ослепляет белизной.

Несколько мгновений она ничего не видит и не слышит.

А когда наконец может снова различать происходящее вокруг, натыкается взглядом на Люциуса, который теперь стоит вплотную к Драко.

И направляет палочку ему прямо между глаз.

— Не делай это…

— Империо.

Гермионе кажется, что она различает печаль в его голосе, но, может, это лишь игра её воображения.

— Так будет правильно, — чуть тише добавляет Люциус скорее самому себе.

Гермиона, рвано дыша, старается не потерять сознание.

Она жадно смотрит, как Драко Малфой каменеет, эмоции покидают его лицо и глаза, губы расслабляются. Он безвольно опускает руки. Его взгляд застывает в пространстве, и он становится похож на марионетку.

А Люциус дёргает за ниточки.

Он отряхивает свою мантию быстрым, нетерпеливым движением, передёргивает плечами, а после говорит холодным, жёстким тоном:

— Нам сказано привести пленных, и мы сделаем это, Драко. Я забираю девчонку, а ты возьми рыжего.

***

Боль, которая мучила Гермиону на протяжении долгих недель, рассеивается.

Ощущение такое, будто она обрела потерянный кусочек себя. Будто наконец обнаружила деталь, которая идеально подходит, чтобы заделать дыру в её сердце.

Гермиона чувствует себя легко. Свободно. Словно спали все оковы в голове.

Она улыбается.

Приложив руку к груди, Гермиона чувствует ускоренное биение сердца, зная, что в этот раз оно вызвано облегчением и радостью, а не страхом, и улыбается.

Она помнит.

Мерлин, она…

— Грейнджер? — окликает её Драко.

Его голос возвращает её в реальность.

Вздрогнув, Гермиона фокусирует зрение. Встревоженный Малфой вглядывается в её лицо; его глаза полны беспокойства и робкой надежды. Они светлые и яркие, какими она никогда не видела их.

Осознание накрывает её, и в груди всё сжимается. Улыбка быстро сходит с лица.

Они всё ещё здесь: в тёмной, грязной камере, в которой Драко просидел весь последний год из-за одного слова.

Империо.

Слово, которое полностью изменило историю Драко.

Гермиона вспоминает заголовок Пророка, после которого она и решилась прийти в Азкабан. «История искупления и раскаяния, обернувшаяся ложью». Но на деле ложью оказалось всё остальное: обвинения, домыслы, жалобы, опасения, а Драко Малфой пытался следовать по пути добра.

И всё равно оказался здесь.

Быстро окинув камеру взглядом, Гермиона рассеянно говорит:

— Люциус тогда говорил про выбор. Но тебе он его не оставил.

Драко опускает голову.

Отсутствие выбора вечно преследовало его.

Чужие воззрения и поступки определяли его жизнь; он гордился своей родословной, но она же сделала его заложником. Он потерял свои права, контроль, волю и даже свободомыслие.

И заплатил сполна.

Непростительные заклинания требуют невосполнимой цены за их использование. Вот какой была цена трёх непростительных в случае Драко — её память, его свобода, жизнь Рона.

— Почему он сделал это?

Гермиона считает удары сердца, ожидая его ответ. Наконец Драко тяжело сглатывает и, прочистив горло, говорит:

— Не знаю наверняка, но я много размышлял об этом. Думаю, это был его способ защитить меня.

Гермиона поражённо смотрит на него.

— Защитить?

Он пожимает плечами; напряжение прослеживается и в этом жесте, и в его позе, и во взгляде.

— Мне кажется, что даже после уничтожения портрета он не мог поверить в проигрыш Волдеморта. Он слишком многое поставил на кон — и если бы он начал сомневаться, то потерял бы всё.

— Но он и так потерял всё, — тихо возражает Гермиона.

— Я говорил тебе когда-то, Грейнджер, — он подбирает слова, — отец обрёл веру и следовал ей до конца. И я предполагаю, что он искренне думал, что спасает меня.

Голос Драко вдруг звучит несколько обозлённо; Гермиона на миг хмурится, но быстро осознаёт, чем обусловлена перемена в его настроении.