Ледяной ветер Суоми - Свечин Николай - Страница 13

Лыков вновь разыграл недоумение:

– Полицейский резерв в Петербурге тоже играет роль запаса. А вернее, учебной команды. Когда приходят новички на должность городовых, они же ничего не знают: ни законов, ни положений, ни прав, ни обязанностей. Если их сразу выставить на пост, будет или превышение власти, или преступное бездействие. Вот мы, старые чины, их и учим. Два месяца для городовых наружной полиции, три – для речной и для смотрителей полицейских домов. А кандидаты на должность околоточного учатся три месяца по усложненной программе: уставы, законодательство. Дальше экзамен. Если с первого раза не сдал, остаешься на второй срок. Снова не сумел – тебе указывают на дверь; значит, ты не способен служить в полиции. Кроме учебы предусмотрены и практические занятия. Курсантов отряжают в помощь главным силам, так сказать. Наряды на гуляньях, церемониях, массовых зрелищах, крестных ходах. Еще когда надо усилить или заменить утомленных чинов участковой полиции.

– И после двух несданных экзаменов выгоняют? – удивился Вихтори.

– Да. Кто сдал экзамен, рано или поздно получает место в наружке. Там всегда текучесть кадров, люди постоянно нужны. Некоторые застревают в резерве надолго и годами ходят караулить массовые гулянья. Но после сдачи экзамена! А тех, кто не сдал, зачем содержать?

– Странная у вас система… Наши резервисты учатся постоянно. Стрелковое дело, маневрирование на местности, картография. Зачем же выгонять обученного человека? Это именно что запас, резерв, а не учебная команда.

– Хм. А где вы берете деньги, чтобы кормить сверх штата почти две тысячи резервистов? У нас Министерство финансов удавится, но лишней копейки не даст.

– Открыть тайну? – ухмыльнулся финн. – Это те средства, которые мы должны платить вам вместо отбытия воинской повинности. По десять миллионов марок в год. Мы их не платим, а расходуем на свои нужды. Тысяча восемьсот человек только в столице. Намного больше их в городах Эстерботнии, там еще несколько тысяч. Ну а для меня жить в казарме очень выгодно: это помогает сводить концы с концами. Если еще удастся заслужить награду за поимку вашего жулика, то…

– Жулик ваш, а не наш, он же Раутапяя, а не Иванов, – со смехом перебил парня статский советник и благоразумно сменил тему разговора.

Наутро шеф с помощником появились в губернской тюрьме. Она была окружена со всех сторон жилыми домами в пять и шесть этажей. Внутренняя жизнь узилища оказалась таким образом на виду у обывателей. В России Лыков такого давно не встречал. До девяностых годов прошлого века петербургская пересыльная тюрьма в Демидовом переулке тоже торчала посреди доходных домов, но ее давно перенесли за лавру, на берег реки Монастырки…

Смотритель уже получил письменное распоряжение от полицмейстера и был готов к встрече рюсся. Похоже, деньги, обещанные обворованным фабрикантом, открывали все двери. Без лишних проволочек сыщики быстро оказались в допросной. С той стороны стола сидел прыщавый малый лет сорока, с плутовской физиономией; он был одет в легкомысленный лиловый костюм.

– Почему не в арестантском бушлате? – спросил Лыков у кандидата на должность.

– В губернских тюрьмах сидельцам разрешают носить свою одежду, если они способны содержать ее в исправности и это не мешает охране. Экономия расходов!

– А почему тут так воняет?

– Потому, что нет канализации. И много еще чего нет, например своей больницы.

Пюльсю вдруг сказал с сильным акцентом:

– Я понимаю ваш язык.

– Да? Тем лучше. Я чиновник Департамента полиции Лыков. Приехал сюда, чтобы поймать твоего приятеля Хейкки Раутапяя. Интересно?

– Не очень. Что он натворил? Мы русских ищеек просто так к себе не пускаем.

Статскому советнику захотелось взять финляндца за ворот и хорошенько потрясти. Но нельзя…

– Твой приятель ограбил в Петербурге банк на большую сумму. Триста тысяч рублей слямзил! То бишь украл.

– Я догадался, – перебил сыщика арестант. – Но для чего вы мне это рассказываете? Я сижу за решеткой. И никак не мог участвовать в афере.

– Ага, проболтался, Кустас! – подхватил питерец. – Откуда знаешь, что была именно афера? А не взлом, к примеру.

– Не ловите за язык, не на дурака напали, – дерзко парировал Пюльсю. – Хейкки слабак, чтобы громить рахасто[30]. Ему такое не по… не по зубам. Афера – другое дело. Я просто догадался.

– Ну, если я напал не на дурака, тогда слушай. Триста тысяч рублей равны восьмистам тысячам ваших марок. И купец, которого ограбили, готов заплатить часть из похищенного тому, кто вернет ему деньги. Смекаешь?

В глазах арестанта словно молния блеснула:

– Смекаю, я же умный. Восемьсот тысяч? Самперин васикка![31] А сколько купец готов выложить?

– Не гони, там уже целая очередь стоит за этими деньгами, – спустил жулика на землю сыщик. – Начиная с полицмейстера. Умерь аппетиты, если умный. Но, если раскинешь мозгами, то действительно можешь неплохо заработать.

– Сколько? Выложите уже карты, господин из Департамента полиции. Иначе мы не договоримся.

– Купец первой гильдии Смирнов обещает десять процентов от возвращенной суммы пустить на наградные. Это составит восемьдесят тысяч марок…

– Восемьдесят тысяч?! Давайте подробнее. Что требуется за эти деньги?

– Кустас, – примирительно ответил Лыков, – я говорю как есть. Большую часть, конечно, заберут начальники…

– Это я понимаю. Но на какую сумму можно рассчитывать?

– Если укажешь, где нам поймать Раутапяя и при нем будут украденные деньги, то какая-то часть перепадет и тебе. Тысяч десять как минимум. Возможно, мне удастся убедить местную полицию быть с тобой щедрее. Но не уверен.

– А ваша доля какая? – настаивал мазурик.

– Никакая. Мне надо поскорее изловить кассира и вернуться домой. Там куча дел.

– Честно?

– Честно, – вдруг подтвердил Вихтори. – Господин Лыков – порядочный человек.

– А вы сами кто такой? – взъелся арестант. – Я живу на свете сорок три года и еще не встретил ни одного порядочного человека. А здесь их сразу два? И вы хотите, чтобы я вам верил? Снесите вашу порядочность в тарвэхуоне!

– Куда нести? – уточнил Лыков у кандидата.

– В отхожее место, – пояснил тот.

Алексей Николаевич вмешался:

– Кустас, на мою порядочность наплюй, ее гораздо меньше, чем кажется господину Коскинену. Он, кстати, чиновник вашей сыскной полиции, приданный мне в помощь. Возвращаясь к моей порядочности, ее очень трудно сохранить, общаясь с таким дерьмом, как ты. Не обидел?

– Что поделать, я и правда дерьмо, – легко согласился допрашиваемый.

– И ты готов продать нам своего друга за деньги, так?

– Так. Десять тысяч, конечно, мало, учитывая, что Хейкки очень хитер. А без меня вам его не найти.

– А почему? Он сменил фамилию и ты ее знаешь?

Пюльсю откинулся на спинку стула, словно его ударили:

– Ай да господин Лыков! Вы еще умнее меня.

– Угадал?

– Точно так.

Помощник сыщика смотрел во все глаза и не верил своим ушам. Пусть учится, подумал Алексей Николаевич и продолжил:

– Давай договоримся так. Если мы изловим беглеца и все деньги будут при нем, я гарантирую тебе двадцать тысяч марок. Если денег окажется меньше, ты получишь свое в этой пропорции.

– Двадцать тысяч из восьмидесяти? Я согласен!

После этого разговор принял другой оборот: деловой и вполне доверительный.

– Какие гарантии тебя устроят? – спросил статский советник.

– Ваша расписка. Вы ведь лично станете делить наградные?

– Меня послал сюда сам министр внутренних дел – кража такого масштаба взбудоражила власти. Найти преступника и вернуть похищенное поручено мне, я и буду делить по заслугам.

– Тогда пишите расписку, как только что сказали.

Лыков первым делом предъявил новому осведомителю свой заграничный паспорт с фотографией и полицейский билет – удостоверил свою личность. И только после этого написал вечным пером требуемую расписку, про двадцать тысяч марок и пропорцию. Поставил внизу дату и подпись.