Физик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан - Страница 46

— Говори, — старик прищурил глаза с какой-то невысказанной в них надеждой.

Этот характерный прищур тут же выцепил из памяти священника одну женщину, которая смотрела на окружающих ее в бараке людей точно так же. Вацлав даже находил в чертах старика и той женщины нечто общее: такой же острый подбородок, вытянутое лицо, небольшие брови и едва заметные морщинки в уголках глаз.

— Я видел ее. Только я не знаю ее имени. В бараке ни у кого нет имен. Есть только номера, — с печалью рассказывал ксендз. — С ней точно был маленький мальчик. Живой очень, постоянно норовил из барака выйти. Она же его не отпускала.

Старик в напряжении подался вперед, стараясь не пропустить ни слова. Чувствовалось, что эти сведения очень много значили для него.

— Пожалуй, это все, что я знаю о них. В лагере было не до разговоров. Охране не нравилось, когда мы общались между собой, — извинительным тоном проговорил Вацлав. — Знаю, что ее признали ценным для Рейха специалистом и отправили дальше. А вот куда отправили не знаю, — он замолчал, но старик продолжал сверлить его взглядом. — Больше ничем помочь не смогу… Хотя, знаю. В тот день к нам в лагерь какие-то очень важные господа приезжали. Охрана около нас бегала, как ужаленная. Они-то как раз и искали ценных специалистов для какого-то проекта. Физиков и инженеров выискивали. Я язык бошей хорошо знаю, поэтому понимал их разговор. Они говорили о том, что фюрер сильно подгоняет какого-то фон Брауна. Поэтому ему нужны ученые для одного важного дела на острове. Название острова я так и не услышал.

… Этот странный разговор и внушающего страх старика с его апокалиптической машиной ксендз Вацлав вспоминал всю свою оставшуюся жизнь.

Теслин же, который и был тем самым грозным стариком, уже через минуту и думать забыл о священнике, улепетывавшим прочь от пышущего жаром локомотива. Все его внимание было приковано лишь к одному — к судьбе матери, Теслиной Ольги Николаевны, вновь исчезнувшей в неизвестность.

— Снова не успел… Господи, опоздал всего лишь на одни сутки, — взвыл он сквозь зубы, с горечью смотря в небо. — Как же так⁈ Какие-то сутки… Куда ее с ребенком теперь отправили? К какому-то фон Брауну на остров… О, черт! — от внезапно осенившей его догадки, ученый пошатнулся и едва не свалился на оплавленную землю. — Это же тот самый фон Браун! Вернер Магнус Максимилиан фрайхер фон Браун! Это гуру современного ракетостроения, создатель баллистических ракет Фау!

С трудом поднявшись с земли, Теслин облокотился на метал локомотива. Обуявшие его мысли, грозившие вновь свалить старика на землю, требовали жесткой опоры. «Ракетный центр на острове Узедом уже построен и работает. Сам фон Браун полным ходом клепает ракеты, будущие Фау, которые, правда, пока летают мимо цели. Поэтому он со всей Европы, как паук, тащит в свое логово всех ученых, до кого может дотянуться. По его просьба нацисты даже глаза закрывали на еврейское происхождение многих физиков, которых Вернер привез в свой центр. Насколько помню, фон Браун их высосет досуха, а потом к стенке поставит… Скорее всего с мамой тоже самое будет. Попользуются и отправят на небеса».

— Нет… Это больше не повторится… Этого больше не будет, — ученый с силой стукнул по железному котлу паровоза. — Я больше этого не допущу. Слышишь, Господи? Или кто там есть еще? Есть ведь там кто-нибудь. Есть⁈ — он поднял голову к небу и громко закричал. — Что же ты ничего не делаешь? Почему она снова должна страдать? Почему, черт тебя дери⁈ Я спрашиваю тебя!

Теслин заскрежетал зубами. «Я опять не успеваю… До острова сейчас мне не добраться. Паровоз на последнем издыхании, генераторы уже сыплются и не дают нужной мощности электромагнитного поля». Он с горечью окинул глазами возвышавшуюся над ним махину локомотива, который уже больше не был страшным оружием. «Мне нужен всего лишь месяц. За эти чертовы тридцать один день я должен успеть сделать совершенно новое оружие. Должен успеть. На хорошем заводе, с нормальной производственной базой я смогу собрать новые генераторы и более мощные трансформаторы. Саму схему я уже обкатал, она полностью рабочая. Лишь бы с мамой за этой время ничего не случилось… Господи, помоги. Пожалуйста, защити ее. Иначе… Боже, иначе, я сожгу эту чертову землю вместе со всеми».

— Все, пора, — тряхнул он гривой седых волос, забираясь в кабинулокомотива. — Мне нужен хоть какой-то завод… — Теслин щелкнул тумблером, запуская главный генератор всей системы.

Локомотив привычно задрожал и, окутавшись пеленой голубоватых искр, приподнялся над землей. К сожалению, опасения ученого по поводу работы генератора оказались верны. Поезд едва-едва дотянул до депо, где с грохотом опустился на рельсы.

К этому времени в депо уже собралось больше шести тысяч человек — бойцы самого отряда, освобожденные из концентрационного лагеря узники и некоторые жители города, пожелавшие уйти. Встал насущный вопрос, как перевезти всю эту ораву, в которой много ослабевших стариков, женщин и детей.

Хуже всего было то, что время на решение вопроса совсем не было. Опомнившиеся от дерзкого нападения, немцы подтянули по железной дороге дополнительные резервы и начали медленно выдавливать матросов из города. Вошедшим на городские улицы тяжелым немецким танкам нашим бойцам противопоставить было нечего. Огрызаясь огнем, редкой стрельбой из нескольких противотанковых орудий, они постепенно отходили к железнодорожному вокзалу.

— Все, братцы, шабаш, — устало произнес капитан второго ранга Москаленко, возглавившим после гибели полковника Анисимова сводную бригаду. — Видно, помирать здесь придется. Немцев держать будем, пока гражданские не уйдут… Мужики, приказывать не имею права. Кто со мной останется, шаг вперед.

Встав перед поредевшим строем, он окинул взглядом замерших бойцов. Впереди стояли моряки-балтийцы в сдвинутых набекрень бескозырках и потрепанных бушлатах, из под которых рвалась наружу тельняшка. Между матросами виднелись редкие шинели пехотинцев и темные комбезы танкистов с плацдарма. Безусые восемнадцатилетние юнцы, зрелые мужики, все, как один, шагнули вперед.

— Спасибо. Спасибо, братцы, — прохрипел Москаленко, передергивая затвор винтовки. — Надо немного продержаться.

И они продержались… не два, не три часа, а целые сутки. Старинный центр Нарвы превратился в еще один филиал ада на этом грешном куске земли. Узкие улицы, ведущие к железнодорожному вокзалу, стали для немцев огненной западней, которая с одинаковой жадностью пожирала и технику, и живую силу. Обнаруженной на местном заводе промышленной взрывчаткой, красноармейцы взрывали средневековые домишки, обрушивая на рвущиеся вперед танки дождь из каменных обломков. Когда же запасы динамита были использованы, то на мостовую полилось горючее с одной из цистерн. С помощью мотопомпы пылающий фонтан щедро лился на брусчатку, камень стен и черепицу крыш. Поднявшийся к ночи ветер еще сильнее разгонял температуру пламени, заставляя гореть металл с готическими белыми крестами.

Остатки батальона покинули город поздней ночью. Поднявшееся выше крыш домов пламя освещало неполные две сотни бойцов, бредущих вдоль железной дороги на восток. Еще столько же осталось в раскаленных каменных развалинах, своей жизнью выиграв оставшимся в живых немного времени.

— Подтянись, — едва слышно сипел черный от копоти и усталости Москаленко, шедший во главе отряда. — До рассвета отсюда убраться нужно, кровь из носу. Давайте, братцы, давайте.

К рассвету ввалившихся с ног красноармейцев подобрал, вернувшийся за ними паровоз. В чудом найденных на какой-то забытой Богом станции вагонах удалось вывезти всех, кто остался в живых.

— Знатно все-таки мы немцу дали, — довольно бормотал капитан второго ранга, пробираясь в голову состава. — До сих пор, наверное, юшкой харкает… Даст Бог, скоро снова на Запад пойдем. Чай, товарищ Теслин еще какую-нибудь машинерию изобретет. Он ведь голова… Вон и сам он идет.

Навстречу ему, действительно, шел инженер, осторожно протискиваясь между завалами из вещмешков, свернутых одеял, спящих или раненных бойцов. Выглядел и двигался тот довольно странно. Движения его были рванные, порывистые. Он то ускорялся, то замирал на мест. Начинал жестикулировать, бормотать. Его рука с зажатым в ней карандашом все время пыталась что-то написать в воздухе.