Крепостной (СИ) - Злотников Роман Валерьевич - Страница 17

А с понедельника всё началось по-новой.

Проблемы с языками были ожидаемыми. В школе он учил немецкий, но после войны с учителями была большая напряжёнка. У них, например, язык преподавал учитель географии, бывший фронтовой разведчик, нахватавшийся по верхам во время войны. Понятно, что после подобного обучения допросить пленного или уточнить по карте расположение штаба либо артиллерийские позиции у них в классе мог любой. А вот разговаривать… С английским же и французским он столкнулся только уже в зрелом возрасте, и исключительно через эстраду. Нет, от «Битлз» или «Роллинг Стоунз», как всякие там «столичные», он не фанател, но среди полученных от тестя с патефоном пластинок было несколько с композициями Синатры и Поля Робсона. А уже гораздо позже он, по случаю, прикупил пластинки Мирей Матье и Джо Дассена. Хотя на патефоне эти пластинки воспроизводились весьма паршиво. Несмотря на то, что он регулярно перебирал его собственными руками… И Анисим, из своего неуёмного любопытства, с помощью словарей и учительницы из местной школы, в которой учились его дочери и сын, умудрился перевести все их песни, которые имелись на пластинках. А то как это — слушать песню и не знать о чём она? Это ж песня — её понимать надо! Так что кое-какая языковая база у него была. Но в текущей ситуации языки ему давались очень тяжко. Уж больно далеко мальчишки оторвались от его текущего уровня. Ну, дык они французским владели лучше, чем русским, а мамка у них — вообще немка! Как и воспитатель, и няня. И уже после первых занятий он понял, что порка по субботам теперь станет для него регулярным пунктом распорядка на многие месяцы, а то и годы.

Русский язык… читать он научился уже давно. Продрался через все эти яти, фиты и юсы и наловчился их игнорировать, скорее угадывая как читать то или иное смутно похожее слово. А вот писать… тут всё было плохо. Все правила нужно было учить заново. Причём, было их как бы не больше, чем в той грамматике, которую он изучал в школе. Ну, так и букв здесь так же было больше!

А вот с арифметикой, по поводу которой он считал, что уж здесь-то он будет на коне, вышло забавно. Нет, большую часть примеров и формул он освоил если не влёт, то очень близко к этому. Но, увы, и здесь так же оказался большой подводный камень. Имя ему было — единицы измерения. Пуд, фунт, золотник, четверть, гарнец, аршин, сажень, вершок, пядь… да ещё и то, что при одном и том же названии эти единицы измерения в зависимости от местности и страны имели свои собственные значения. То есть тот же дюйм кроме английского был ещё баварский, который меньше английского, баденский, который больше, а также испанский, рейнский, ревельский, старопольский коронный и так далее… А часть из них и безо всяко зависимости. Скажем, тех же саженей, как выяснилось было аж пять штук — мерная или маховая, косая, казённая, «без чети» и с «с четью». Плюс дроби. Как оказалось, несмотря на то, что десятичные дроби здесь были уже известны, никто ими особенно не пользовался. Так что обычным примером задачи было нечто типа: «Прибавить ⅜ пуда ржи к 11/16 пуда, а потом разделить получившееся на одиннадцать человек, из которых четверо мужчин, которым потребно на две меры больше, чем женщинам и на три нежели детям. Сколько получил каждый мужчина, женщина и ребёнок и сколько помимо мужчин было женщин и детей?». Короче и здесь блеснуть не удалось. Ну, почти. Обычные-то цифры — без привязки к мерам веса, длины и объёма, он вычитал, складывал, делил и умножал вполне себе шустро. Вот только подобных примеров в здешних учебниках было не особенно много.

Кроме того, будущим правителям преподавали географию, военное дело, механику, физику, закон Божий и массу других предметов, среди которых были этикет и танцы. По последним Данилку постоянно шпыняли. А вы попробуйте изобразить какие-нибудь танцевальные па, когда у вас вся спина зудит после субботней порки? Ну и обязанности слуги с него тоже никто не снимал. Как и приготовление «капучино». Он, почему-то, пользовался особенной популярностью, а вот раф, макиато, де олья и латте оказались не столь популярны. Нет, их пробовали, хвалили, но заказывали в основном почти исключительно «капучино».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Так прошло несколько месяцев и на день Преподобного Нектария Болгарина Битопольского и его старца Филофея из Карейского скита, Афонских, спина Данилки впервые за всё время обучения оказалась в целости и сохранности. Потому что в этот день он впервые смог, всё ещё путаясь и коверкая слова, ответить на все вопросы, заданные ему учителем французского языка. Николай с Михаилом вовсю забавлялись, слушая его ответы, но учитель благосклонно кивал и в конце заявил, что «этот мальчик его порадовал». А поскольку на законе Божьем он чётко оттарабанил все спрошенные молитвы и достаточно точно пересказал житие Симеона Столпника, а на арифметике ему сегодня попались примеры без дробей — никто из учителей не выразил неудовольствия его прилежанием. Да и вся неделя прошла хорошо. Была пара занятий, на которых он неминуемо вляпался бы, но как раз в этот день в гости прибыли старшие сыновья, и «матушка-государыня» вызвала Данилку с занятий, дабы порадовать Российского императора и его первого брата фирменным «капучино». Так что он выдюжил. Смог. Получилось… От следующих порок это его, конечно, не спасёт, но впереди забрезжил маленький шанс на то, что чем дальше, тем они станут всё менее и менее регулярными.

А потом наступило Рождество. Со всеми его праздничными атрибутами — ёлкой, вертепом со Святым семейством, катаниями на санях, балами… которые прошли полностью мимо Данилки. Потому что на Святки всё семейство укатило в Петербург, заселившись под бок к старшему сыну — императору России Александру I, в Зимний дворец. А Данилку не взяли… То есть Николай, вроде как, хотел, потому как сам ему об этом говорил, но его желания, судя по всему, оказалось для него недостаточным. И это едва не стало для Данилки роковым. Потому что «муьсё Кристоф» ничего не забыл. И ничего не простил…

Спасла Данилку собственная наглость. Потому что спать он завалился в спальне Николая. Прямо на его кровать. А пришли за ним в каморку, в которой он обычно ночевал. На сундуке. А вы что думали — что для прислуги кто-то озаботился сделать кровати? Как бы не так! Практически вся дворня спала, где ни попадя — по большей части прямо на полу или, там, на предметах мебели — тех же сундуках, лавках, ларях… Данилке-то ещё хорошо — он маленький, а вот как взрослому мужику умаститься на крышке сундука длиной всего метр с небольшим? И ведь умащивались. Потому как спать на каком-никаком «мебле» было престижно. И тот же дюжий старший лакей коротал ночи, скрючившись именно на сундуке. Ибо на полу ему было невместно…

Так вот, когда тати с грохотом распахнули двери в чулан, в котором он обычно квартировал, Данилка вскинулся на кровати и замер, осознавая, что творится. А потом взлетел на ноги и метнулся к окну, торопливо скидывая накидной замок и изо всех сил потянув створку.

— Нет яго здеся! — послышалось из короткого коридорчика. Данилка зло стиснул зубы и, бросив не до конца открытое из-за образовавшейся наледи окно — метнулся к двери, встав рядом с косяком. Конечно, можно было спрятаться под кроватью, она тут была вполне себе мощная, с балдахином и с простынёй, свисающей почти до пола — но достанут ведь! Так что он решил рискнуть и попытаться, так сказать, выскользнуть на оперативный простор… Эх, торбочку свою верную в чулане оставил — идиот! Слава богу, железная свайка всегда при нём. За оружие её никто не считает — в свайку тут играет и стар, и млад, а приложить, при необходимости, ей можно нехило. Так что даже если поймают в дверях — есть шанс оторваться…

Двери с треском распахнулись, едва не приложив его створкой, после чего в спальню ввалилось два лакея в меховых безрукавках. Ну, дык государыня в городе — вот и топили сейчас куда меньше, поэтому народ утеплялся, чем мог. Данилка и сам спал одетым. Дворецкий, сволочь — экономил. Явно разницу себе в карман кладёт…