Лабиринты чувств - Дубровина Татьяна - Страница 14

Полная безучастность жены доконала Бориса. Он сел по-турецки на линолеум и зарыдал в голос:

— Че делать-то теперь, а-а-а?

Даже Василий Павлович осмелился вклиниться:

— Много лет я публику забавлял, но такой забавы наблюдать не приходилось. — Он получал от происходящего явное удовольствие. Давно старику не приходилось порадоваться. — Пусть бы так всегда и сидела. Не жизнь была бы — малина! А Катюшку мы как-нибудь прокормим, да, Юль?

— Конечно, — ответила девушка. — Не дадим ребенку умереть с голоду.

Боря обиженно взвыл:

— А как же я? А мне че, дадите умереть? Садисты!

Василий Павлович промолвил назидательно:

— А ты, уважаемый, в состоянии сам себе приготовить. «Уважаемый» вскочил, стал бить себя в грудь:

— Самому готовить? Да ты, папаша, рехнулся. Я — мужик! Понимаешь, мужик!

— Да? — иронически переспросил аккордеонист. — А, ну да, я совсем забыл!

— Дык я и напомнить могу! — Взвинченный Борис медленно пошел к столику старика.

Это могло закончиться самым печальным образом, и Юля решила положить конец идиотской семейной размолвке.

— Говорят, Элизабет Тейлор, — раздумчиво начала она, — очень любит готовить. Много у нее было мужей, и всех она кормила домашними обедами.

Лида прислушалась.

— А Лайза Минелли всегда сокрушается, что не хватает времени на стряпню. Ей иногда так нестерпимо хочется бросить карьеру актрисы и сварить вкусненьких домашних щец1

Лида гордо повела подбородком.

— Эх, Лайза, Лайза, — снисходительно проворчала она. — Эта глиста в корсете! Стрижется, как пацан, и прически-то приличной не сделать!

— Зато Нонна Мордюкова, — продолжала Юля, — просто обожает возиться по хозяйству! Ее хлебом не корми — дай только сготовить первое, второе и третье! А иногда еще и четвертое!

Это Лидию добило. Мордюкова была для нее авторитетом непререкаемым.

Осторожно, чтобы не попортить Вавилонскую башню, доморощенная звезда наклонилась и выдвинула из-под стола корзину с овощами.

Пусть же узнает мировая общественность: Лидия Кузнецова стряпает лучше всех!

Засверкало в умелых обветренных руках лезвие овощечистки, полетела в разные стороны луковая шелуха и кожура картошки, успокоилась Катюшка, а бедолага Борис закурил свою любимую «Приму» в ожидании желанной кормежки.

Василия Павловича по-прежнему никто не шпынял, и можно было надеяться, что мир сохранится хотя бы до завтрашнего утра.

Все наладилось, и Юля наконец-то могла с чистой совестью отправиться к себе. Так хотелось сбросить рабочую одежду и влезть под душ! Благо, ванная комната оставалась свободной, и, кажется, никто не станет в ближайшие полчаса колотить в дверь и поторапливать.

Плескаться, плескаться и плескаться, как говорил великий Мойдодыр!

Из Юлиной комнаты, однако, слышались голоса, мужской и женский, принадлежавшие Денису и Ольге. Оба — восторженные и возбужденные.

Сердечко у девушки екнуло.

Вошла Юля резко и без стука. Вот еще, стучаться в собственное жилище! Хозяйка она тут или нет?

И сразу же от души отлегло. Можно было посмеяться над собственными нелепыми подозрениями.

Ольга стояла у стены на голове, а Денис придерживал ее задранные кверху ноги, помогая сохранить равновесие.

— Мы тут акробатике учимся! — весело сообщила сестричка снизу, от пола. — Дис говорит, что вверх ногами постоять — полезно для мозгов.

— Ужасно полезно! — подтвердил Денис. — Кровь приливает и активизирует серое вещество.

— Освою стойку, — похвасталась Ольга, — перейдем к сальто.

— Сначала «колесо», — возразил Денис. — Это попроще.

Ничуть не стесняясь их, Юлька стала сбрасывать одежду. Денис примолк и залился краской. Хотел отвести взгляд — и не мог. Забывшись, отпустил Ольгины ноги, и начинающая акробатка грохнулась на четвереньки.

— Безответственный ты человек! — сказала она обиженно. — И совершенно бездушный.

Однако Денис ее не слышал: перед ним стояла Юлька, все облачение которой составляла узенькая полоска полупрозрачных кружевных трусиков. Чтобы сохранить хоть каплю самообладания, он сжал кулаки так, что ногти вонзились в ладони.

Девушка же, вовсе не замечая производимого ею эффекта, обмоталась махровым полотенцем:

— Я пошла на погружение. Не скучайте тут без меня. Дениска, не забудь на понедельник собрать труппу: будем снимать.

— Труппу… снимать… — механически повторил он.

…Для кого-то вода — это зеркальная гладь, для кого-то — бурные бушующие волны. А для Юльки — миллионы сверкающих брызг, сталкивающихся и конкурирующих между собой. Они звенят, перекликаются, высмеивают друг друга и шаловливо подмигивают.

Юлька не любила принимать ванну: это казалось ей скучным и утомительным занятием. Зато душ — вот наслаждение из наслаждении! Ей нравилось даже то, что в их старой коммунальной квартире сантехника была тоже допотопной, и душевые струйки лились не параллельно одна другой, как положено по стандарту, а непослушно разбрызгивались в разные стороны. Одна норовила выскочить на кафельный пол, другая целилась прямо в глаз, третья щекотала шею и так далее, непредсказуемо!

Юлька играла с ними, ловила, вступала в соревнование. Так сбрасывала она с себя напряжение рабочего дня.

В водных забавах принимало участие и мыло, прыгучее, как озорной лягушонок. С ним Юлька играла в жмурки, взобьет на волосах пышную пену из травянистого шампуня — так, чтобы она непременно наплывала на глаза. И тогда, зажмурясь, выпускает из рук скользкий кирпичик — и ищет, хватает его, рискуя упасть и балансируя, как фигуристка.

А еще замечателен контрастный душ. То почти кипяток — уф! — отскочить поскорее в сторону. То ледяная струя, от которой дух захватывает, точно в прорубь ныряешь!

Давайте же мыться, плескаться, купаться, нырять, кувыркаться! Какая жалость, что в ванне невозможно исполнить то самое «колесо», которое Денис собирался отрабатывать с Ольгой!..

Заболтались допоздна и пропустили закрытие метро. Все трое — на бобах, денег на машину не наскрести, пришлось Дениса оставлять до утра.

Бодрствовать вторую ночь подряд никто был не в силах, и возникла проблема: как всем разместиться.

Решили так: девчонки на диване, мужчина, как и положено нормальному рыцарю, — на полу.

Ковров у сестер не имелось, лишнего матраса тоже, поэтому гостю набросали на паркет разных шмоток, чтоб не простудился.

…А рано поутру Юлька бесшумно, стараясь никого не потревожить, выскользнула из дому по делам, оставив сестру и Дениса досыпать. У нее и мысли не мелькнуло, сколь щекотлива подобная ситуация. И сколь чревата последствиями.

Нет, Юлия Синичкина, никакой ты на самом деле не Шерлок Холмс, не хватает тебе подчас трезвой проницательности и дедуктивного мышления!

Берегись, как бы не оказаться из-за этого несчастным Мальчиком с пальчик, заблудившимся в темном лесу человеческих взаимоотношений…

Но Юльке некогда было задумываться о последствиях своих поступков. Да и поступков-то, собственно, не было.

Поступок — ведь под этим словом понимается нечто значительное, какой-то важный жизненный шаг, требующий серьезных раздумий и смелых решений. Это какая-то ситуация выбора — точно сказочный камень на распутье: «Направо пойти — убиту быть, палево пойти — женату быть…»

А Юлька не видела на своем пути никаких камней, ни явных, ни подводных. Просто бежала по текущим делам, которых у нее всегда было видимо-невидимо…

— …Прочла, дорогуша, прочла, — пожилая редакторша молодежной газеты Вероника Андреевна, которую корреспонденты прозвали «мама Карла», так и сияла от удовольствия. — Про директора завода — это у тебя классно получилось. Растешь, милая, на глазах растешь!

— Да куда уж расти дальше, — потупилась Юлька. — И так почти под метр восемьдесят.

Это была дружеская, не слишком обидная шпилька в адрес редакторши: мама Карла была если не карлицей, то, во всяком случае, крошечного росточка.