Сойкина Ворона (СИ) - Чередий Галина - Страница 24

– Я могла симулировать, – Михаил усмехнулся уже совершенно порочно и погасил огонь и под сковородой.

– Ты? Да ни в жизнь я не поверю, что ты заморочилась бы так пожалеть мое эго. Так почему нет тогда?

– Потому что не хочу никаких осложнений и чьего-либо присутствия в моей жизни, – ответила прямо, не желая уже выдумывать хоть что-то или сложно объяснять. – Так устроит?

– Вполне. Понимаю твою позицию и сам такой придерживаюсь. Но хороший секс-то тут при чем?

Я дала себе еще с полминуты времени, вроде последнего шанса остановиться, но даже намека на подобное желание не уловила.

– Ты прав, хороший секс, если он исключительно им и будет оставаться, тут вообще ни при чем.

Мой ответ Сойкин воспринял верно – как отмашку для начала активных действий.

Шагнув ближе, он подхватил меня и усадил на стол. Накрыл ладонью грудь, сжав совсем не деликатно, отчего мое дыхание пресеклось от прошившего от головы до ног остро-сладкого импульса, скользнул рукой вдоль моего позвоночника на затылок и властно ухватил за основание косы, пресекая попытку отвернуться.

– Я прослежу за этим, – пробормотал в мои губы. – Но у меня условие – мы теперь целуемся.

И он немедленно взялся за претворение в жизнь этого своего условия.

Глава 15

Сойка

Моя Льдина невыносимо, слов не подберешь как же, охрененна. Смотри хоть весь день, не отрываясь, не в состоянии насмотреться, как ходит, посуды касается, а движения и такие простые, легкие и точные, пальцы как прозрачные, но я в курсе, какие сильные. Как плечами изящными пожимает, заставляя проступить сквозь ткань очертания исцелованных мною тонких ключиц и в то же самое время тренированную мускулатуру рук. Меня с самого начала перло от того, что она именно такая – вроде бы хрупкая до звона на вид, но при этом способна тебя в бараний рог свернуть или вовсе поломать, если зарвешься.

И эта ее манера без малейшего намека на улыбку драконить меня реально, сука, неповторима! Необходимость говорить с ней и одновременно безошибочно считывать все важные знаки в каждом лаконичном жесте, стремительное сгущение темной томности во взгляде, легком подрагивании аристократичных ноздрей, в смягчении очертаний и приливе цвета губ вздрачивает невдолбенно, держа в напряжении и в то же самое время расслабляя на совсем ином уровне. Офигенное состояние, когда и добраться до самого вкусного охота, хоть кричи, и продолжать дальше эту игру в слова и визуальные ласки-обещания кайфово – не передать как. И никак, никак нельзя пропустить последнюю отмашку, когда все, можно и нужно, промухаешь, и ты пролетел безвозвратно.

Первый поцелуй – как первый глоток воды после дичайшего сушняка – вкуса не разберешь, просто хапаешь-хапаешь жадно, дорвавшись наконец, и боясь что вот-вот исчезнет все, и опять накроет мучительная жажда. Крышняк мне сорвало сразу, стоило только ощутить своим языком, как покорно размыкаются губы моей Льдины, давая доступ. И тут же дополнительным мощным пинком по и так летящему вверх ракетой снесенному кумполу – ответ Женьки: сильные пальцы обхватившие мой затылок, толчки ее языка, твердость-податливость губ, что мигом сделали из простой ласки бесстыдное сексуально действо, почти полноценный трах, где еще попробуй разбери кто в кого глубже, и от этого рвануло в башке еще ярче и жарче. Да, зараза, да! Я знал-знал-чуял, что заполучить ее рот будет охеренно!

Ее грудь под моей лапой, отвердевшие соски, что я успел лишь слегка опробовать, чувствую ладонью, словно и нет уже между нами ее тряпок. В башне мигом пустота, все вымело, как мощным сквозняком, освобождая место для одних только ощущений.

Всего пара вдохов ради кислорода, без которого зазвенело в ушах, поймал взгляд-удар Женькин жарко-пьяный сквозь густую черноту опущенных ресниц, прочитал в нем отражение собственного «Хочу-хочу, трындец как!» и снова на глубину, губы к губам, но уже не первоначальное столкновение и жадное поглощение, от которого по языку растеклась капля соли. Скольжение, смакование вкуса и такое откровенное бесстыдство простых прикосновений, от которого уже окончательно пол исчез из-под ног.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Прошелся ладонью вдоль гибкой спины моей Вороны, нагло стиснул ягодицу, сдвигая ближе к краю, чтобы притереться стояком к теплыни между ее ног, и не смог подавить стон – я ведь помню какая жара совсем близко – только преграду убери. Но пока и так – чистый кайф, хватает только целовать ее, вторгаясь языком на уже захваченную территорию, дразня, разжигая до невменоза обоих, но все медля, растягивая охеренно сладкое предвкушение. Руки Женьки на себе ощущать, блуждающие от затылка и плеч, вдоль спины до задницы, а своими вылепливать, изучать заново то, что кажется и так знаю до мелочей, но разве таким можно нажраться досыта? Толкаться-втираться между ее ног еще пока мягко, но по каждому ее тихому вдоху понимая – попадаю в точку и тащиться от того, что между нами становится все жарче и влажнее, а одежда чудится все более чуждым элементом на наших телах.

Жаркий выдох-шепот в мое ухо, а я сначала глухой-тупой, весь в ощущениях, так что выдал только бестолковое «М?»

– Виктор… когда? – повторила Женька, лизнув мою кожу за ухом и протиснула ладонь между нами, коснувшись пока только головки через трикотаж в два долбаных слоя, а я еще зависал хрен пойми сколько, переживая реку огня вдоль позвоночника и от этих ее действий.

– М-м-м… минут сорок сказал… – наконец нашел я у себя участочек способного соображать мозга и тут же чуть не взвыл от сжавшего тисками прямо мои бедные шары разочарования. – Тормозим?

– Успеем, – Женька отстранилась сама и уперлась в мое плечо, вынуждая чуть попятиться, и по-хозяйски оттянула мои спортивки сразу с трусами, одаривая приветственным взглядом и порочной ухмылкой моего уже изрядно прослезившегося нижнего бойца, что сейчас реально мог с полным правом претендовать на звание оловянного солдата.

– Ух! – вырвалось у меня судорожное, а ведь она же еще и не коснулась толком, а тут же мысли шатнуло в весьма практичную сторону. – Резинки.

Воронова подцепила свою водолазку, стянула ее, прихватив и лифчик, но прежде чем я успел захапать загребущими лапами самые кайфовые в мире сиськи, буквально стекла со стола, на который я ее усадил. И к моему полному, и все больше возрастающему с дикой скоростью ахренею, плавно опустилась на колени, стягивая вслед за своим спуском и мое тряпье до самых ступней.

– Я разок обойдусь. – Подняла она на меня такой порочно-одурманенный взгляд, которым мне и жалкие остатки крыши снесло, как выстрелом в башку. – А ты?

Женька самую малость откинула голову, упершись затылком в дверцу кухонного шкафчика позади и подставив свои ох*ительные губы прямо под мой задергавшийся и зашлепавший по ним мокрой головкой член. Я захрипел, задохнувшись от самого пошлого и восхитительного в моей жизни вида, от блеска прозрачной собственной смазки остающейся на коже Женьки и ее губах и даже зажмурился на пару секунд, справляясь с въ*бавшим от ушуршавшей черепушки до паха импульсом. Кончить, я могу и умираю как хочу кончить просто вжавшись гудящим белым диким пламенем концом в ее губы. Больше и не понадобится, а Льдина вообще-то спросила совсем не об этом.

– Да. Да! – закивал я, давая обещание, что готов ответить ей тем же, что она так щедро предлагала мне. На самом деле, когда член в сантиметре от рая, а яйца в огне, я пообещал бы женщине что угодно, ради доступа в ее рот, а уж моей Вороне и подавно.

Едва ощутимое дурацкое царапнувшее нечто мелькнуло внутри за сплошной стеной похоти, отдаленно похожее на сожаление, что у нас опять вроде по озвученному Льдиной изначально плану – она не готова дарить мне удовольствие бездумно, из чистой страсти и без отдачи, но в жопу это. Почему нет-то? Почему должна захотеть другого? Главное, что в принципе я получаю даже больше, о чем обнаглел бы попросить, так что отплатить будет че…

– О-о-о-х, су-у-ука-а-а! – прошипел, скрипнув зубами, чтобы не заорать от чувственного ожога, когда Женька без всякой предупредительной предвариловки смачно лизнула мой ствол от основания до головки, одновременно шумно вдохнув и тут же плавно, но стремительно приняла его в свой рот. Глубоко, так, что уперся, и стиснуло мокрой жарой.