Наследник огня и пепла. Том V (СИ) - Добрый Владислав - Страница 48

К тому же, в наручах тройефного доспеха обнаружились аккуратно уложенные дольки из очень знакомого материала. Рога демона. И их там было как бы не побольше, чем у меня. Интересно сколько еще аристократов использует такие костыли? А ведь даже с этим Инобал смог вытужить из себя только сомнительную струю ледяных лезвий. Может против бездоспешного человека они и страшны, но против меня… Жест отчаяния и или попытка поразить глаза через забрало. Наудачу.

Поскольку доспехи всерано надо будет подгонять, прямо сейчас пришлось их отложить. Но в общем обновочка мне очень понравилась. А Ланс со Сператом пересели на лошадей Инобал. Коняшки, конечно артачились, особенно боевой конь мертвеца. Он плакал как человек и рвался к телу хозяина. Но со временем это должно было пройти. Тут умели тонко работать с психологией боевых коней. Впрочем, везде бы научились работать тонко, если на кону стоит гора золота.

Мелкий пацан пришел в себя. Но не заговорил. Как я и предполагал, его мать убил Аст, во время бегства. А также слугу и лошадь. Лошадь, чтобы мы со Сператом не могли его преследовать, слугу, потому что тот пытался не дать ему угнать вторую, а вот женщину и ребенка Аст, по своему обыкновению, полоснул «на всякий случай».

В багаже женщины нашли письмо в Твердыню Ревнителей. В котором она просила принять на обучение своего сына по имени Леонард. Насколько я знал, туда набирают всех желающих, единственное условие — пришедший должен был оставить в прошлом свое имя и семью. Запутанная история.

Я спросил у пацана, не Леонард ли он? И не его ли мать была убита? И не двигается ли он в Таэн? На все вопросы он молча кивал. тогда я пообещал ему, что доставлю его в таэн и приказал слугам о нем заботиться и кормить. После моего лечения у Леонарда остался заметный шрам, начинающийся от середины лба и идущий вниз через уголок глаза ноздрю и рот. Однако, в общем это было не так страшно, как я боялся. Рубец не толще миллиметра и удар почти не изуродовал ему лицо. Со временем побледнеет и будет еще менее заметно.

После стоянки мы продолжили наш путь. Уже в гораздо меньшем составе.Б ольшинство пленных рыцарей были из «заречных». Их замки находились за Башенной речкой. Поэтому вести их с собой было бы неосторожно. В общем, я отпустил большую часть караэнцев. Со мной остались только пара десятков самых упоротых.

Как и вещал Старый Волк, почти сразу после переправы мы встали на Древний Тракт. С него приходилось несколько раз съезжать, чтобы по горным перевалам обойти пятна Диких Земель. На одном их таких перевалов у меня отпросились погостить дома оба брата-близнеца. Я дал им в дорогу тысячу сольдо. Под очень неодобрительным взглядом Сперата.

— Всего пятьдесят дукатов, — искренне удивился я, когда радостные близнецы покинули мой шатер, неся в руках сундучок весом килограмма в четыре. И большую часть веса составляло серебро.

— Для вас это, может быть, и немного, мой сеньор, — покачала головой Сперат. — А им хватит до конца жизни. Больше вы их не увидите.

Я только махнул рукой. Сперат плохо знает людей. Очень редко бывают мудрецы, которые довольствуются тем, что есть. Все люди хотят жить лучше. Всегда есть неудовлетворенные потребности. И каждый раз, когда им удается их удовлетворить, появляются новые. Близнецы отдохнут и вернутся. Еще более голодными и преданными, чем раньше.

Дорожная инфраструктура в этой части Регентства тут оказалась на высоте. Даже без малого полторы сотни всадников легко могли купить еды для себя и коней. И наоборот, украсть или отнять что-то было очень сложно. Мы прошли расстояние не меньше, чем по долине караэна, но уложились всего в десять дней, несмотря на перевалы.

Меня больше всего поражала древность этого места. В Долине Караэна это не так бросалось в глаза. А тут сплошь и рядом аккуратные замки с красной черепицей стояли на основаниях из огромных блоков. Коричневые от солнца прачки стирали стоя на полузатопленных расколотых колоннах. Развалины проступали сквозь землю, как кости мертвеца. Некоторые сооружения я узнавал — полурастащенные на камни для строительства домов акведуки и мосты. Другие нет — россыпь здоровенных прямоугольных блоков высотой в рост человека и длиной в метров в шесть, раскиданные склону вперемешку с виноградными посадками. Могучий каменный столб на скале, нависающий над долиной. Или уходящий в землю колодец шириной в два десятка метров, тщательно выложенный плотно подогнанными блоками. А вокруг знакомые городки из двух-трех этажных домиков с красными крышами, словно грибы на трупах, выросшие на огромных каменных руинах.

Все это затмил Таэн. Мы выехали к нему в полдень. Думаю, Старый Волк так подгадал нарочно. Хотел меня впечатлить. Отчасти ему это удалось. Дорога вывела нас на холм, с которого открывался вид на десятки километров. Почти половину всего вида занимал Таэн. И было ясно — Таэн очень большой город. Домов в нем было во много раз больше, чем в Караэне. И это только видимая часть. Но меня поразило не это. Меня поразило, как же много в нем циклопических, невероятно огромных руин.

И в центре всего этого, на возвышенности, стоял комплекс дворцов и крепостей. Оплот Имперского Культа. Издалека белый и воздушный, словно торт, он обрастал подробностями по мере приближения. В основном явно более поздними стенами, башнями и прочими укреплениями.

У меня возникло странное чувство, что я наконец попал туда, куда мне надо было попасть с самого начала.

Эпилог

Родер Брухо, учтивый и серьезный мужчина с внимательным и умным взглядом, немного смешной в своих одеяниях Хранителя не вызывал у своих коллег особых эмоций. Рассказывали о нем всякое, но сплетни о некоторых других Хранителях ходили куда как более интересное. Его не боялись, но опасались — зная что род Брухо мстительны, хотя и не чересчур. С ними всегда можно договорится — иначе его основателя, прапрадеда нынешнего Хранителя, не прислали в свое время из вечно воюющего с нелюдями и соседями великого города Тир, расположенного далеко за морем, на востоке.

Первый Брухо выполнял скорее функции посла при Престоле Пустом и Хранимом, а должность Хранителя получил как жест доброй воли одного из Регентов. С тех пор так и повелось — Брухо были чужаками без мощной опоры, что часто бывало очень удобно в сложной и запутанной внутренней политике Таэна. И, иногда, их связи с Тиром тоже бывали полезны.

Хранители Сердца Императора давали клятву посвятить всего себя, и мысли и чувства, только делу Возвращения Его. Что подразумевало отсутствие у Хранителей семьи и имущества. Но эта клятва, наследство древних суровых времен, была скорее данью традиции. Никто в Таэне не вслушивался в древние формулы и уж тем более не упрекал Хранителей за их богатство. Хотя, официально, в брак Хранители по прежнему не вступали. Что не означало отсутствие семьи.

В семье Родер Брухо был любящим и нежным отцом для своих четверых детей и вечно влюбленным в сеньоры Опии Карбоны. Наличие у той официального мужа никого из них не смущало. Возможно, смущало самого сеньора Карбона, но он бывал в Таэне не чаще пары раз в год, в основном проводя время в купленном ему городке в трех дневных переходах от Таэна. Поэтому его мнением можно было и пренебречь.

Родер Брухо был глубокомысленным и остроумным в беседах с людьми мало знакомыми и трогательно заботлив к своим друзьям.

Было и еще одно качество у Родера Брухо, но о нем мало кто знал. Ведь те, кто столкнулся с этой стороной его характера, обычно уже не могли никому ничего рассказать. А те, что оставались в живых, предпочитали молчать. К примеру, как его сын Койранос. И это качество было властолюбие. Безразмерное и бездонное, как море, что окружает Регентство.

— Неужели так трудно ублажить северного деревенщину? Угостить его вином, покивать в такт его рассказам о себе, поулыбаться его тупым шуткам. Чему я учил тебя, Кой? — скорее печально, чем раздраженно, говорил Родер. Они с сыном находились в доме, который он купил для Опии. И в котором проводил почти всё свободное время. Когда-то давно, видимо, это была роскошная вилла древнего богача — из окна открывался прекрасный вид на Таэн. Родер любил именно эту комнату не только из-за вида, но и из-за безумно высокого, утопающего в тенях потолка. Будто это помещение единственное, которое могло вместить его амбиции.