Николай I Освободитель. Книга 5 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 36

Тут нужно немного отвлечься в сторону и дать небольшую справку по местному населению, среди которых пришлось строить свое общество русским переселенцам. До приходя сюда европейцев на зажатой между горами и океаном полоске суши проживало несколько сот тысяч индейцев. Привезенные из Европы болезни радикально сократили их численность, но даже в описываемый момент времени на каждого условного русского православного — включая индейских жен, смешанное потомство и даже просто окрещённых и «принятых» в общество краснокожих — приходилось по 5–6 человек индейского населения. И это только если считать тех, с кем был налажен хоть какой-то контакт. Так-то площадь формально арендованной сначала у Испании, а потом у Мексики территории была просто огромна — там вся Франция вместе с Австрией и Пруссией поместились бы, и еще на всякую прочую европейскую мелочь земли хватило — а учитывая горный рельеф и отсутствие всяческой инфраструктуры, подсчитать точную численность туземного населения невозможно было даже теоретически. Впрочем, никто и не пытался, если честно.

Так вот в отличии от индейцев, с которыми сталкивались осваивающие восточный берег континента англосаксы — там были куда более агрессивные по своей природе охотники к тому же заметно менее привязанные к одному месту и оттого тяжелее встраиваемые в привычное европейцам общество — местные туземцы имели не только мелкие постоянные поселения рыбаков, но и даже небольшие производственные центры. Можно сказать, что туземцы западного берега были в паре шагов от создания уже полноценных государств, что в некотором роде облегчало включение их экономическую жизнь колонии.

Этим русские колонисты во всю пользовались, стараясь максимально вовлечь индейцев в свою экономическую жизнь. У местных массово скупали шкуры животных, кожу, рыбу, другое продовольствие. В обратную сторону шел инструмент, ткани другие товары более высокого передела. Индейцев — из тех, что были поспокойнее и поцивилизованнее — нанимали на службу в местные вооруженные силы и на флот. Активно шла миссионерская деятельность: за последние десять лет на этом далеком берегу было выстроено несколько десятков церквей, заложено три монастыря, а количество принявших христову веру — ну как минимум формально — индейцев уже пошло на десятки тысяч.

— А когда вы меня, Федор Петрович уже металлом обеспечите? — Немного «поддав» для настроения, поинтересовался главный корабел города у Врангеля. — Все обещаете, обещаете, а воз этот так с места и не стронулся.

Праздник спустя пару часов уже перешел в ту стадию, когда сословные различия стерлись окончательно.

— А вот и нет, — улыбнулся остзейский немец. — Мне тут с последним ботом весточка пришла… Рассмотрели-таки на большой земле наши запросы постоянные — со следующим караваном прибудут к нам знающие в металлургии люди и комплект оборудования. Будем домну ставить нормальную, чугун свой лить, а там глядишь и до стали не далеко.

— От это дело, Федор Петрович, обрадовали, как есть обрадовали. А где ставить заводик-то будут, где-то тут, не далеко?

— Ну как не далеко, — покачал головой Врангель. — Не близко. К северу от Порт-Апраскина нашли месторождение рудой богатое. Верстах в семидесяти от побережья у гор.

— Далековато, — задумчиво почесал затылок корабельный мастер.

— К сожалению. Придется там новый острог ставить, потому как места эти совсем дикие. Благо леса в достатке, хоть о нем беспокоиться не нужно будет. А лет через пять, как чугун пойдет потоком, глядишь дорогу железную сообразим к побережью, тогда вообще просто будет.

— Ага и опять что-ль столицу переносить будем? — Хохотнул Чижиков.

Забавный момент произошел с самой столицей Русской Америки. Изначальное место, предложенное еще Барановым больше десяти лет назад, оказалось не слишком удобным для большого поселения, и уже в 1824 году Александров-Тихоокеанский «переехал» на сорок верст южнее. На северный берег большого залива, где располагалось испанский городок, названный в честь Святого Франциска. Как раз в эти времена полным ходом шла война за независимость Мексики, местные испанцы оказались практически оторваны от всяческой поддержки извне и начали банально разбегаться. Ни о каком сопротивлении русской экспансии в такой ситуации никто даже не помышлял.

Небольшая крепостица с оставшимся на старом месте поселком получила имя «Александровка», а имя «Александров-Тихоокеанский» переехало на новое место вместе с правлением компании. Такая вот получилась забавная рокировка.

В дальнейшем с испанцами удалось наладить взаимовыгодное сотрудничество банально купив живущих в этих местах миссионеров. Испанский флаг был спущен, а мексиканский так никто и не поднял, на обоих берегах залива Петра Великого стояли теперь русские пушки, проскочить мимо которых в глубь охраняемых вод было уже практически невозможно.

В дальнейшем же было заложено еще одно поселение, ставшее, некоторым образом, пограничным. Пользуясь тем, что мексиканцам все еще не до своих северных территорий, русские основали «Порт-Апраскин» в шестистах верстах к югу от Александра-Тихоокеанского, обозначив таким образом, что считают и эту землю своей.

— Мало нас, — покачал головой Чижиков. Они сидели во главе праздничного стола втроем. Врангель, сам Чижиков и майор Путилин, командующий столичным конным полком. Полк, как и все в Русской Америке был усеченного по личному составу штата и насчитывал всего две с половиной сотни сабель, поделенные на три эскадрона. По меркам Европы — горстка людей, тут сила достаточно грозная, как ни крути. — Сколько нам осваивать все местные богатства, никакой жизни не хватит. Сюда бы людей из моей деревни…Да всю деревню, да с окрестностями. Вот бы развернулись…

— Не гневи Бога, Семен Матвеевич, — откликнулся конный майор. — И так нам людишек почитай теперь два раза в год присылают большими партиями. Вот еще лет десять назад… На всю Русскую Америку и тысячи белых лиц не набралось бы, и ничего жили как-то. А тут гляди по четыре-пять тысяч в год только православных приезжает, а все равно — мало. Что б больше было, нужно по ночам с жонкой своей стараться лучше, глядишь и заселим местные просторы.

— Да куда уж лучше, — притворно возмутился корабел. — Четверо у меня уже.

— Так больше нужно, еще. Возьми себе какую еще какую девицу из местных, аль не прокормишь?

— Прокормлю, конечно, дело не хитрое, — непроизвольно улыбнулся такой мысли мастер, но тут же обратно погрустнел, — так этот же не велит.

Немного в стороне от общегородского праздника в круге своих наиболее верных последователей стоял епископ Американской епархии Фотий, сосланный сюда по слухам в рамках некой внутрицерковной интриги. Иерарх воспринял переезд в эти дикие края как личный вызов и принялся рьяно окормлять доставшуюся ему паству. Порой слишком рьяно. Так, например, среди местных белых мужчин — а переселенок-женщин было по статистике чуть ли не в десять раз меньше — очень быстро распространилось поветрие брать в «жены» по несколько индианок.

Ну а что: по меркам туземцев любой белый мужчина был кавалером более чем завидным. Отдельное жилье, возможность прокормить себя, семью и на продажу что-то выделить, металлические инструменты опять же, которые индейцам перепадали не часто и только очень за дорого. Безопасно в русских селениях не в пример индейским, те-то не редко между собой всякие войнушки устраивали. А если муж еще и работящий, и может иногда баловать связкой бусин или отрезом хорошей ткани — так и вовсе сказка.

И до какого-то момента православная церковь закрывала на это дело глаза. Как бы осуждала, венчала, понятное дело, только с первой женой, считая остальных просто полюбовницами-приживалками… Но сильно не больших любителей женского пола не давила. Ну хотя бы потому, что от таких непризнанных брачных союзов все равно рождались дети. Дети же, имеющие хотя бы половину русской крови, были тут на краю земли немалой ценностью сами по себе.