Хребет Индиго (ЛП) - Перри Девни - Страница 46

— А что, если нет? — Мой голос отскочил от стен. — Что, если это было не так, Грифф?

— Ты думаешь, мой дядя убил их?

— Нет, не думаю, — призналась я. Ему. Себе. — Это не значит, что я могу игнорировать вопросы. А что если? Что, если бы это была твоя сестра, которую ты нашел на Хребте Индиго? Что, если бы это была Лайла, Элоиза или Талия? Я не могу жить с этими «что если». Не тогда, когда у меня может быть сила, чтобы стереть их.

Он с шумом выпустил воздух из легких.

— Я не осуждаю тебя за вопросы. Только за манеру.

— Я могу быть полицейским для всех в Куинси, но не для тебя. И если бы ты действительно сделал шаг назад, перестал вести себя как упрямый мул и вспомнил, что я больше, чем просто женщина, делящая с тобой постель, ты бы понял, что то, что ты от меня требуешь, невозможно. Я не такая, Гриффин. Я не такая, какой ты хотел бы меня видеть.

— Я не…

— Ты такой. — Я вздохнула. — Ты такой.

Он застыл. Сердце билось.

В любую минуту он мог выйти за дверь и исчезнуть из моей жизни. Уже было больно терять его. Боже, как больно.

Но он не оставил меня. Его плечи обмякли, и он сорвал с себя бейсболку, отправив ее в полет по комнате. Затем он провел рукой по своим темным волосам.

— Ты права.

Облегчение было таким глубоким, что я рассмеялась.

— Я знаю.

Он положил кулаки на бедра.

— Я в бешенстве.

— Смирись с этим.

— Смирюсь. — Рука Гриффа обхватила мои плечи, и он притянул меня к своей груди. — Прости.

Возможно, мне следовало бы бороться за нечто большее, чем односложное извинение, но после двух секунд прижавшись к его теплому, сильному телу, я оставила все как есть. После дедушки и его сердечного приступа, двух бессонных ночей и разговора с Бриггсом у меня не было сил спорить с Гриффином. Поэтому я обвила руками его узкую талию, прижалась щекой к его сердцу и просто… дышала.

— Ты запутала меня, женщина. Так, блядь, запутала.

— Хочешь отдохнем друг от друга? Расстанемся?

Он отстранился, и его руки переместились к моему лицу, его пальцы провели по волосам у моих висков.

— Я не думаю, что смогу бросить тебя, даже если попытаюсь.

— Даже если мы ссоримся?

— Особенно когда мы ссоримся.

Это не было признанием в любви. Это не было пожизненным обязательством. Но это заявление так тронуло меня, что слезы залили мои глаза.

Мои родители часто ссорились. Мама называла это обычными ссорами.

В старших классах, когда родители всех моих друзей разводились, я переживала и убеждала себя, что мои родители тоже разведутся. Однажды вечером я услышала, как они о чем-то спорили. Детали со временем поблекли, но, когда мама нашла меня в моей комнате позже той ночью, плачущую, она села ко мне на кровать и пообещала, что этот спор был обычной ссорой.

Она сказала мне, что однажды, она надеется, я найду мужчину, который будет бороться со мной. Который будет любить меня даже тогда, когда ему захочется меня задушить. Который никогда не перестанет бороться, потому что то, что у нас есть, стоит нескольких сердитых слов.

— Я тоже не хочу расставаться, — прошептала я.

— Эй. — Его большие пальцы поймали две слезинки, которые вырвались наружу. — Ты не можешь плакать, Уинн. Это разрушает меня. Не плачь, малышка.

Я шмыгнула, убирая жжение в носу.

— Просто это были несколько долгих и тяжелых дней.

— Положись на меня. — Он поцеловал мой лоб, а затем снова обнял меня, сжав так крепко, что если бы мои колени подкосились, я бы не упала ни на дюйм.

Я прислонилась к нему.

И впервые за долгое время я знала, что мужчина, крепко держащий меня, не даст мне упасть.

19. ГРИФФИН

— Что смешного? — спросил я.

Уинн сдерживала хихиканье с тех пор, как мы вышли из продуктового магазина.

— Ничего.

Подергивание уголка ее рта говорило об обратном.

— Малышка. Выкладывай.

— Я просто никогда не ездила в твоем пикапе.

— Ладно, — пробурчал я, притормаживая перед своим домом. — Почему это смешно?

— Потому что он грязный. — Ее красивый смех вырвался наружу. — Ты самый аккуратный и опрятный человек, которого я когда-либо встречала. Если я оставляю крошки на столе, ты их убираешь. Я никогда не видела, чтобы твои корзины были переполнены грязной одеждой. Когда ты бреешься, нет ни одной волосинки, которую ты не смыл бы в канализацию. Но этот пикап…

Я пожал плечами.

— Это пикап для ранчо.

Содержать его в чистоте было практически невозможно. Работа в грязи весь день означала, что я неизбежно занесу ее на своих сапогах. То же самое происходило с соломой и сеном. И большую часть времени я предпочитал опускать окна, а не пользоваться кондиционером, так что пыль была само собой разумеющейся.

— Мне нравится, что здесь грязно. — Она отстегнула ремень безопасности и наклонилась через консоль, целуя нижнюю часть моей челюсти. — Это делает тебя реальным.

— Я настолько реален, насколько это возможно для тебя, Уинслоу. — Я заправил прядь волос ей за ухо.

Ее темно-синие глаза смягчились, и она прислонилась щекой к моей ладони.

Никто из нас не двигался. Мы просто сидели там, соприкасаясь, не сводя глаз друг с друга, впитывая этот тихий момент.

В последние две недели спокойных моментов было мало.

За это время тема Бриггса в основном обходилась стороной. Для нас обоих это была больная тема.

Уинн сделала то, что должна была сделать. Она была права, поставив меня на место. Мама и папа тоже встали на ее сторону. Да, они вызвали адвоката, но ни один из них не осудил ее за то, что она задала Бриггсу несколько вопросов.

С тех пор она провела некоторое время в походах вокруг хребта Индиго и по тропам, которые вели с утеса к хижине Бриггса. Она всегда сначала спрашивала меня, оказывая мне такое же уважение, как и любому другому владельцу земли. В остальном она занималась своими делами, а я сосредоточился на ранчо.

Мы были в самом разгаре летнего сенокоса. Валки и пресс-подборщики работали от рассвета до заката. Конец июля всегда был суматошным временем. Мы постоянно перегоняли стада скота с одного пастбища на другое, чтобы не допустить перевыпаса травы в эти жаркие летние дни. Сорняки нужно было опрыскивать. Оборудование чинить. Один из наших тракторов сломался в начале недели, и я провел большую часть двух дней с нашим механиком, оба мы были измазаны маслом, пытаясь починить его.

К тому времени, когда я каждый вечер добирался домой, я уже не мог стоять на ногах.

Уинн была занята на станции и проводила время с Кови. Она уходила каждое утро, и ежедневное беспокойство о ней становилось основным течением дня. Работа помогала отвлечься, но я не мог по-настоящему вздохнуть, пока она не была здесь. Под моей крышей. В моей постели.

Мне нравилось, что мой дом становился ее домом. Несколько ночей на этой неделе она приходила домой раньше меня. Я заставал ее внутри, обувь была брошена у двери, она одета в одну из моих футболок, а форма обычно валялась на полу рядом с корзиной для белья, а не в ней. Однажды вечером она сидела на крыльце и пила вино.

Скорее рано, чем поздно, я хотел, чтобы это было ее единственным убежищем. Учитывая, что остальная мебель уже прибыла в ее дом в городе, но она еще не распаковала ее, я воспринял это как хороший знак.

— Нам лучше занести эти продукты в дом, — сказала она.

— Да.

Она наклонилась для еще одного поцелуя, а затем вылезла.

Я встретил ее у задней двери, открыв ее. Пока она накидывала полиэтиленовые пакеты на предплечья, я сделал то же самое, после чего последовал за ней внутрь. Затем мы вышли за вторым грузом, так как мой холодильник и кладовая были почти пусты.

— Что это? — спросила она, поднимая старый колпак от колеса, который Матео нашел несколько недель назад.

— Мусор. Помнишь место, которое я купил у хребта Индиго, через дорогу?

— Да. — Она провела пальцем по слову «Jeep», вдавленному в металл.