Бурят (СИ) - Номен Квинтус - Страница 20

Немного выручили приамурские казаки, у них удалось закупить довольно приличное количество зерна — но те и не скрывали, что зерно «еще дореволюционное». Так что Николай Павлович особо радужных надежд на грядущий урожай не питал. А на грядущие заводы — очень даже питал, но их вообще ждать нужно было не раньше осени следующего года. Однако приступившие к их строительству «иммигранты’такой срок большим не считали и верили, что Николай Павлович 'счастливую жизнь обеспечит». Насколько сильно верили — неизвестно, однако работали на совесть.

А совесть — они у разных людей разная. И особенно разная, если ее сравнивать с совестью руководства большевистской партии. В начале апреля в Верзнеудинске остановился поезд, к которому был прицеплен крайне редко используемый здесь и сейчас спальный вагон первого класса. И из этого вагона вышли (в числе нескольких прочих пассажиров) два товарища «из центра». Вышли, навели справки — и пошли, не сворачивая, в дом, где размешалась (временно, до постройки «официального» здания) Забайкальская Советская власть. Зашли, поднялись на второй этаж, вошли к Николаю Павловичу в кабинет:

— Это вы тут товарищ Андреев? — даже не поздоровавшись спросил черняво-кудреватый.

— Слушаю вас.

— Вы не ответили на вопрос.

— А кто вы такой и что вам вообще здесь надо?

— Моя фамилия Краснощеков, меня ЦК назначил Председателем правительства Забайкальской республики.

— А вы, товарищ? — поинтересовался Николай Павлович у второго товарища, с прической более чем скудной.

— Здравствуйте, моя фамилия Никифоров, Петр Михайлович, назначен в Дальневосточную республику по партийной линии. Соседями ведь будем, решил зайти познакомиться.

— Ну что же, очень приятно! — Николай Павлович встал, вышел из-за стола и протянул ему руку для рукопожатия, — А я — Андреев Николай Павлович, первый секретарь Забайкальской Республиканской партии большевиков. Присаживайтесь, спешить вам точно некуда: во Владивостоке японцы сейчас… несколько хулиганят. Чаю хотите? Нам, думаю, много совместно работать предстоит, обсудим самое важное пока…

— Товарищ Андреев,– снова строгим голосом произнес Краснощеков, я же вам сказал, что Председателем правительства ЦК назначил меня, и вопросы совместной работы с товарищем Никифоровым я обсуждать буду. Без вас.

— А, так вы хотите мое кресло занять? Вот оно…

Краснощеков обошел стол — обычный письменный стол с двумя тумбами. Оглядел кресло — кресло необычное, с высокой резной спинкой, обитое красной кожей. И с видимым удовольствием на лице сел в него. Николай Павлович посмотрел на него с доброй улыбкой, позвонил в колокольчик, стоящий на столе…

Вбежавшему в кабинет буряту он сказал:

— Знакомься: этот человек пришел к мне без приглашения и сказал, что теперь он будет занимать мое кресло. — А когда тот тут же выбежал, сообщил «новому Председателю правительства»: — Я все же думал, что в ЦК вашей партии идиотов немного, но вижу, ошибся. Если бы какой-нибудь жид без приглашения зашел бы в кабинет папы в Ватикане, плюхнулся на престол и сказал, что теперь кардиналы должны слушаться его, это было бы куда как меньшим святотатством…

В кабинет снова вбежали буряты, уже четверо, выдернули Краснощекова из кресла и шустро скрутили, перевязав кожаными ремнями.

— Мне это кресло предложил лично Богдо Гэгэн, мое право сидеть в нем утвердил Великий курултай всех монголов и бурятов. Который, между прочим, собрался во второй раз, а в первый раз Великий курултай провозгласил Темужина Чингисханом. Но вы особо не переживайте, кресло не пострадало, так что вас ждет не очень мучительная смерть.

— Что⁈

— Вам просто отрубят голову. Предварительно отрубив руки и ноги, а потом ваши останки скормят волкам. Парни, только не в городе, тут много женщин и детей… русских, они к такому непривычны. Да и мне будет не очень приятно…

— Конечно, Наранбаатар-хаан, мы все сделаем по обряду, вблизи от Черного ущелья, — и с этими словами буряты вышли, прихватив с собой несостоявшегося председателя.

— Товарищ Андреев, что у вас тут творится? Вы почему не…

— Петр Михайлович, мое назначение даже Богдо Гэгэн отменить не вправе. А буряты в своем праве, ведь этот… Краснощеков оскорбил и весь монгольский народ, и их религию, причем самым вызывающим образом. Местная, понимаете ли, национальная специфика.

— Но…

— Нужно учитывать, что бурятов и монголов поблизости живет миллионов пять. Если смывать оскорбление кровью придет хотя бы половина монгольских мужчин — а придут они не с пустыми руками — то русских в Забайкалье просто не останется.

— Хм… да. А откуда буряты узнали, что он жид?

— Разве? Это я просто так, для примера самого гнусного религиозного оскорбления сказал… Ну да ладно, пес с ним. Давайте все же обсудим, как мы дальше вместе работать будем. Дальний Восток — тоже место не самое простое, там много чего учитывать придется…

Глава 8

Не повезло не только товарищу Краснощекову, начальник его охраны тоже огреб за хамское поведение. Партийные деятели из Иркутска поехали на поезде читинского формирования, к которому прицепили два своих вагона. Спальный вагон первого класса и вагон второго класса, в котором кое-как разместилось полсотни чекистов, охраняющих этих высокопоставленных товарищей. Но в договоре, который подписали представители «дружеских республик», имелся один пункт — гласящий, что составы с любыми вооруженными людьми будут пропускаться хотя и беспрепятственно, но только после предварительного согласования. А так как пропуск вагона с безусловно вооруженными охранниками заранее не согласовывался, на станции Слюдянка железнодорожники, слова худого не говоря, просто отцепили этот вагон от состава (имея в виду прицепить его к поезду, который поедет обратно в Иркутск). А начальник этого отряда, увидев хвост удаляющегося поезда, начал кричать непристойно, за револьвер хвататься… И за свое антисоциальное поведение получил стрелу в горло. Следует отдать должное остальным чекистам: шум поднимать они не стали и даже винтовками или пистолетами никому грозить не нчали. Что тоже было объяснимо: трудно грозить пистолетом людям, направившим на тебя дула нескольких пулеметов…

Однако случившееся очень не понравилось в Москве, и на разборки послали все еще сидящего в Иркутске Матиясевича. Но Михаил Степанович не был «урожденным товарищем» и повел себя не только прилично, но и умно. Он заранее согласовал свой визит в Верхнеудинск, приехал (причем без специальной охраны), внимательно пообщался сначала с товарищем Кузнецовым, затем — с товарищем Андреевым. И предложил считать инцидент исчерпанным, о чем в Москву и телеграфировал.

В Москве товарищ Троцкий конечно же рвал и метал, предлагал даже войскам Сибирской армии штурмом взять Верхнеудинск и «сурово покарать преступников», однако в его окружении желающих возглавить такую военную операцию не нашлось. И, после бурных обсуждений, окончательно улаживать проблему в Верхнеудинск было решено послать специального наркома. Но так как «восточные вопросы» в принципе большевиков интересовали не очень, случилось это далеко не сразу, и за прошедшее время в Забайкальской республике произошло очень много разного интересного.

Самым интересным было, конечно, строительство жилья во всех городах республики и на всех станциях и полустанках железной дороги: все же в нее приехало (и было доставлено) очень много людей, которым требовалось хоть какое-то жилье. Причем больше половины из двухсот с лишним тысяч «новых граждан республики» в прошлой жизни были горожанами и о жизни пейзан явно не мечтали. Не мечтали они и о жизни в бараках — но увеличение населения сразу в на треть не давало даже намеков на то, что можно будет легко обзавестись если не квартирой, то хотя бы приличной комнатой. А с учетом того, что изначально девяносто процентов жителей губернии были крестьянами (если и бурятов тоже в эту категорию записывать), то приезжим горожанам даже на койку рассчитывать не приходилось. Под временное жилье были заняты все мало-мальски подходящие здания: школы, конторы, даже трактиры и рестораны — но все равно этого было слишком мало.