Экспансия: Эскалация. Том 4 (СИ) - Дорничев Дмитрий - Страница 4

Дотянувшись до по-прежнему валяющегося на полу комбинезона, дёрнул клапан единственного уцелевшего кармана и, засунув руку, достал небольшую флэшку. Именно на такие устройства велась запись с нашей брони.

— Я так понимаю, у твоих сопровождающих чипы памяти разом вышли из строя, едва вы пересекли ворота Торре? — уточнил Леонов, на что я молча кивнул и вставил чип в слот, запуская запись.

Ковчег «Спес»

Перун

— Ну ёб****-воробушки…

Нет, ну а что можно было ещё сказать, глядя на то, что из себя представляла «ферма»?

За преградой, довольно толстой, кстати, оказалось громаднейшее пространство, едва освещённое желтовато-бледным светом, падающим сверху.

Хотя нет, зал, это когда ты можешь хоть примерно разглядеть противоположную стену. Даже там, наверху, где росло Древо с живыми плодами и находились саркофаги, помещение хоть и впечатляло размерами, но там хоть его край видно было. Здесь же я словно прорубил брешь в пространстве и перенёсся на один из миров, где человек точно лишний.

Первым делом в глаза бросались огромные ряды двухметровых мясистых коконов, расположенные ровными рядами, между которыми струился туман, скрывая под собой пол. Ближайшие ряды начинались в метрах десяти от прохода, а последние исчезали в зыбкой дымке, но я почему-то был уверен, что они ещё долго не заканчивались, уходя всё дальше и дальше вглубь ковчега, а может, и за его пределы.

Следующей «достопримечательностью» оказалось то самое Древо, точнее его огромный ствол, спускающийся с потолка. Правда, ближе к полу оно разрасталось во все стороны, будто гигантская корневая система. Только, в отличие от нормальных корней, у этого «деревца» они довольно активно двигались.

За ту минуту, пока я, так сказать, подглядывал, два корня, пошарив вокруг себя, подползли к ближайшим коконам, а после, раскрывшись, втянули их в себя.

— Что-то это мало смахивает на путь к свободе, Эолан, — помянул я «добрым словом» давно помершего колониста.

Впрочем, то, что с момента его бегства на ковчеге произошли кое-какие перестановки, было и так понятно, так что оставалось лишь надеяться, что центральную шахту, ведущую на нижние уровни судна не залили каким-нибудь сталебетоном, или чем там пользовались несколько веков назад?

Вытащив голову обратно, достал второй Аспид и в несколько взмахов вырезал проход, достаточный, чтобы в него можно было пройти втроём.

В этот раз живая стена продемонстрировала, что она живая по-настоящему, начав сокращаться и выплёвывать из себя литры красной жижи.

Именно жижи, ведь кровью её, даже с натяжкой, тяжело было бы назвать. Всё же эта жижа густая как кисель. А ещё в ней копошились мелкие, размером с мяч для настольного тенниса, головоногие твари, напоминающие недоразвитых осьминогов с двумя парами пятипалых рук.

— Твою ж мать! — пробормотал Кречетов, глядя, как одна из тварей, ловко скользя по жиже, заливающей пол по обе стороны прорехи, подползла к перерубленному сосуду, из которого вытекала «кровь», и прилипла к нему всем телом.

«Малышу» понадобилось секунд десять, чтобы остановить кровотечение, превратившись в живой пластырь, при этом немного увеличившись в размерах.

Но на этом процесс заживления не остановился. Теперь уже почти десяток «осьминогов» устремился к разрезам, и проход стал уже. Несколько монстриков облепили мой сапог, видимо, пытаясь справиться с «бактерией», вредящей организму, на страже здоровья которого они были, но я лишь аккуратно отпихнул их в сторону.

— Заходим, пока сюда какой «лейкоцит» побольше не нагрянул, — приказал я парням. — И «малышей» не давите. Возможно, это кто-то из наших предков.

Парни на мои последние слова не отреагировали, то ли сочли это шуткой, то ли пропустили мимо ушей, но вопросов не последовало. Аккуратно перейдя на территорию «фермы», мы быстро пошли вдоль капсул, разгоняя туман под ногами.

Пол, кстати, тоже оказался полностью затянут живой плотью, и от этого складывалось впечатление, что идёшь по плохо надутому батуту. Впрочем, на скорости передвижения это не шибко сказывалось, так что мы быстрым шагом приближались к незнающим покоя корням.

За то короткое время, что мы находились на «ферме», эти отростки успели утянуть с собой добрый десяток коконов, лишь одним им ведомым способом отбирая их среди сотен других.

— Движение! — произнёс впередиидущий, и мы тут же пригнулись, используя коконы в качестве укрытия.

— Вижу троих, — продолжил доклад дозорный. — Идут в нашу сторону.

Выглянув из-за кокона, посмотрел в указанную сторону и с трудом, но разглядел бредущую к нам троицу. И выглядели они чертовски знакомыми.

— Лешие, командир, — произнёс один из бойцов, прикладываясь к прицелу и рассматривая потенциальных противников. — Только хилые какие-то.

— Если они обладают хоть толикой силы, что та тварь наверху, нам всем хватит, — ответил я, приказывая не высовываться.

Местные Лешие действительно были куда меньше, чем ранее видимая особь. Ростом с меня, издали их можно было принять за уродливых людей, устало бредущих по своим делам.

В нашу строну они шли медленно, но, памятуя об их отличном зрении, я решил лишний раз не двигаться, понадеявшись, что они не по наши души.

И угадал. Когда до нас оставались считаные метры, лешие установились у пустого участка «фермы», где совсем недавно был кокон.

Замерев на месте, лешие протянули друг другу лапы, образовав своеобразный круг, а спустя мгновения до меня донеслась какофония странных звуков.

— У меня галлюцинации, или они реально поют? — шёпотом спросил спрятавшийся ближе всех к лешим Рудов.

— Если оценивать музыкальность этих звуков по шкале от одного до ста, то ставлю максимум пятёрку, — прокомментировал услышанное Кречет. — Хотя при такой обстановке весёлые мотивы — последнее, что приходит на ум.

Действительно, звуки больше подходили дерущимся насмерть котам, но какой-никакой ритм в них прослеживался, и складывалось впечатление, что мы присутствуем при каком-то странном ритуале. Впрочем, спустя несколько минут данное действо стало ещё более странным.

На пустом полу, покрытом плотью, стал медленно подниматься клубок переплетённых между собой щупалец.

Поднявшись на уровень груди леших, клубок стал распускаться, постепенно трансформируясь в небольшое ложе. Неприятное пение достигло своего максимума, больно резанув по ушам, и так же внезапно прекратилось, как и началось.

Закончив петь, лешие отпустили друг друга и отступили на несколько шагов назад. Ложе из щупалец пару раз дёрнулось, увеличиваясь в размерах и обрастая бортиками.

Видимо, местные обитатели дожидались именно этого, так как едва это свершилось, как самый крупный из них встал на колени, упёршись всеми четырьмя руками в пол.

Вновь послышалось пение, и под его шкурой на спине стали перекатываться бугры. И с каждой нотой они становились всё больше и больше.

— Б**, вот же мерзость, — вслух произнёс Кречетов, и я не мог с ним не согласиться, глядя, как трескается и раскрывается шкура на спине лешего.

Его собрат, не прекращая петь, запустил руки внутрь образовавшейся раны и с неожиданной аккуратностью извлёк оттуда маленького орущего ребёнка.

Хотя нет, всё же не ребёнка. Даже в неверном свете и лёгком тумане «фермы» было видно, что несмотря на крохотное тельце, голова у «новорождённого» существа была вполне взрослой и безглазой, а ниже пояса у него были такие же щупальца, что мы видели у девушки в светящемся коконе.

Тем временем леший бережно положил существо в свежий кокон и, отступив назад, присоединился к нескончаемой песни собрата. Живая капсула сомкнулась, скрывая новорождённого в своём чреве, и опустилась на пол, теперь уже ничем не отличаясь от сотен таких же.

Песню мы слушали ещё почти полчаса, прежде чем лешие соблаговолили убраться восвояси, прихватив с собой и «мамашу». Леший или лешиха, чёрт его знает, есть у них вообще такое понятие как пол, или Тавил сделал из них просто ходячий инкубатор, было не разобрать, усох до неимоверной степени и стал похож на гигантского богомола.