Спиридов был — Нептун - Фирсов Иван Иванович - Страница 34

Миних разбушевался — «посылай к Данцигу флот».

Императрица отродясь возле кораблей не бывала, Бирон токмо в конюшнях да на псарне ночует, лопочет по-своему, разбери его. Один Андрей Иванович кумекает в делах флотских, и то глядя из окон своей канцелярии...

Лед еще не прошел по Неве, а президент Адмиралтейств-коллегии с адмиралом Гордоном план действий эскадры на предстоящую кампанию 1734 года обговаривал дотошно.

— Сам ведаешь, Томас Иванович, хотя у нас вымпелов десятка два наберется, но многие корабли пообветшали, в море не хаживали, поди, пять-шесть кампаний. А што за матрос, который шторма не спытал, грома пушек не слыхивал?

— Сие так, — согласился главный командир Кронштадтского порта.

Ему подчинялись и эскадра и все, что находилось в Кронштадте для обеспечения деятельности на море, и кто, как не он, знал нужды и заботы моряков. Племянник некогда знаменитого сподвижника Петра Великого честно отрабатывал свой хлеб на русской службе.

— Кораблям лишь бы целехонькими к Данцигу добраться, — пошутил Гордон.

— Тебе эскадру-то вести, — уловив хорошее настроение Гордона, объявил Головин. — Дело решенное, более покуда некому. Бредаль вскорости в Тавров отъедет, готовить Донскую флотилию. Змаевич там нынче десятка два прамов[26] да галер на воду спускает... С турками не миновать схватки...

— Будет исполнено, господин адмирал, — перешел на официальный тон Гордон. Недавно Головина пожаловали чином полного адмирала.

— Все указания по припасам и десанту через недельку получишь, а покуда распорядись вооружать эскадру.

Почти два зимних месяца провел Григорий Спиридов в отпуске в Выборге. В середине Великого поста приехал погостить двоюродный брат Иван, флота лейтенант. Его отец, брат коменданта Выборга, жил в небольшом поместье на Волге, неподалеку от Клина.

— Там и наша деревенька, — пояснил отец Григорию. — Издавна те деревеньки пожалованы еще при Михаиле Федоровиче нашим дедам.

Иван всю службу провел на Балтике, второй год командовал галиотом[27] «Гогланд».

— Ходим поболее кораблей и фрегатов. Куда пошлют. То в Петербург, то в Ревель или Пиллау. Иногда к Данцигу. Но нынче, слыхать, там французы объявились, панам пособляют.

— Меня на эскадру определили, мачтовым командиром, только не ведаю, на какой фрегат, — с некоторой гордостью сообщил Григорий.

— Гляди за матросами, как бы с рея не свалились, — посоветовал Иван, — сам изредка не чурайся, по вантам карабкайся. Другой молодой рекрут как лист трясется, боязно ему. А ты покажи своим примером, да и старые служители тебя уважать станут более.

— Тятенька сказывал, на тот год меня в кадеты определит. Я-то в полку записан, который год солдатом, — ввязался в разговор Алексей.

Младшему не терпелось объявить, что и он идет по стопам отца.

В середине мая на Кронштадтском рейде впервые за последние пять-шесть лет полоскались на ветру более двух десятков вымпелов линейных кораблей и фрегатов.

Томас Гордон только что отпустил командиров после первого сбора на открытом рейде, задержал только командиров фрегатов — капитанов Шлейница и Дефремери. Почти целую неделю вытягивались суда под буксирами из Военной и Купеческой гавани. Нелегко было оторвать от причальных стенок и бочек застоявшиеся в гавани посудины. За несколько лет стоянки подводные части корпусов покрылись ракушками, сквозь толщу воды просматривались длинные «сопли» водорослей. Как смогли, боцманы почистили борта и часть днища.

«Все одно „бороды“ у киля остались, знамо, и ход кораблики потеряют», — досадно сжал губы Гордон и перевел взгляд на Кронштадт. Там еще грузили осадную артиллерию, порох, ядра, другие припасы. Миних срочно затребовал пушки для осады Данцига и крепости Вексельмюнде, где высадился французский десант.

С этого и начал разговор Гордон с командирами.

— Фельдмаршал Миних прислал нарочного курьера. — В салоне спертый воздух отдавал плесенью. Адмирал встал, распахнул оконце. Ворвавшийся ветер разметал занавески, наполняя комнату свежестью и прохладой. — Войска наши обложили Данциг с крепостью, — продолжал Гордон. — Ежели бы там оборонялись одни поляки, их скоро одолели бы. Но подоспели французы. Видимо, эскадра немалая, десант высадили тыщи две. Вчера пришел купец голландский, сказывает, у Данцига добрая дюжина вымпелов.

Гордон сделал паузу, посмотрел на Шлейница, потом перевел взгляд на Дефремери. «А ведь он француз, как-то супротив своих собратьев действовать станет? Впервые забрались они на Балтику. Ранее не хаживали, интереса не было да и знали характер царя Петра. Тот сколь раз соперника французов, британцев, отваживал от берегов России. Приходилось и мне, Гордону, выступать против своих земляков. Ничего не поделаешь, присяга русскому государю на верность».

— Эскадра наша тронется не ранее завтра-послезавтра. Вам предписано подойти на видимость рейда в Данциге, определить силу французов, и не более. С французами не сходиться, на сей день у нас с ними покуда мир. Что спытаете, на полном ходу ко мне, а действовать по обстоятельствам.

Гордон взглянул на часы, встал, давая понять, что инструктаж закончен.

— Сниматься с якорей нынче, в шесть пополудни, по моей пушке.

Солнце зависло высоко над горизонтом, когда с флагмана прогремел холостой выстрел дежурной пушки.

На баках 32-пушечных фрегатов «Россия» и «Митау» в ту же минуту закружились шпили, подбирая и без того туго натянутые якорные канаты. Спустя час, распустив нижние паруса, оба фрегата, лавируя против крутого ветра, байдевинда, медленно направились на запад.

С некоторой тревогой поглядывали командиры на снующие по реям фигурки матросов. Добрая половина из них, рекруты и солдаты, неделю назад впервые ступили на палубу. Несмотря на все старания и устрашения боцманов, многие из них еще не обвыклись на корабле, испуганно жались к вантам, со страхом поглядывая вниз, где кипело море, оставляя пенистый след за кормой.

Десять дней с перерывами встречные ветры заставляли фрегаты ложиться в дрейф. К вечеру 24 мая, на переходе к Пиллау, на горизонте обозначились паруса кораблей.

Дефремери на шлюпке пришел на «Россию». Долго рассматривали они вместе с Шлейницем едва видневшиеся силуэты парусников.

— Не только вымпелов, но и самих мачт не видать, — размышлял Шлейнищ, переводя взгляд на едва наполненные паруса. — Нынче, видно, штилеет, покуда в дрейфе лежим и дымка находит. Глядишь, поутру солнышко поднимется, распогодится. Разберемся, что к чему.

К сожалению, ближе к полуночи на море опустился туман. В белесой пелене скрылись мачты «России».

Утром легкий ветерок едва успел разогнать туман и наполнить паруса, с марса крикнул сигнальный матрос:

— На зюйде четыре паруса!

«Вот тебе раз, — разглядывал в подзорную трубу корабли стоявший на вахте мичман Харитон Лаптев. — Откуда взялись? Не французы ли?»

Рядом выросла фигура долговязого Дефремери. Он выбежал на палубу без мундира, в одной рубашке.

— Подобрать все булини, стянуть шкоты втугую. На румб норд! — первым делом скомандовал он, разглядывая в зрительную трубу надвигавшиеся по корме с распущенными парусами четыре корабля. — Всех наверх! — отрывисто произнес Дефремери. — Все паруса ставить!

И все-таки, несмотря на это, дистанция между «Митау» и французами неуклонно сокращалась. Сказывалась разница в парусности и величине кораблей почти в два раза.

А в том, что это его земляки, Дефремери не сомневался. Правда, на приближающихся кораблях не были подняты флаги, но командир «Митау» слишком хорошо знал обводы и силуэты судов, сработанных на французских верфях.

Преследователи между тем разделились на две колонны и брали «Митау» в клещи с двух бортов.

Некоторая тревога, охватившая вначале Дефремери, по мере сближения с погоней сменилась благодушным настроением: «Как ни крути, у нас с Францией мир и войны никто не объявлял».