Спиридов был — Нептун - Фирсов Иван Иванович - Страница 10

«Самое главное — перехватить царя и не дать ему достичь Ревеля. Перережьте ему путь отступления! Бог да благословит Вас, Джон Норрис. Каждый англичанин будет Вам обязан, если Вы сможете уничтожить царский флот, что, я не сомневаюсь, Вы сделаете».

Лед еще не сошел, а генерал-адмирал сам проверял готовность к походу в Испанию эскадры кораблей, как было задумано Петром.

— Экипаж не в комплекте, господин генерал-адмирал, — рапортовал командир «Принца Евгения», капитан 3-го ранга Кошелев, — паруса обветшали, такелаж ненадежен, кое-где с гнильцой.

Апраксин кусал губы. Не раз докладывал Екатерине, что нет денег на снаряжение для флота. В ответ та мило улыбалась, разводила руками:

— Ежели в казне нет, не торговать же мне своими нарядами. Погоди, сыщем, я распоряжусь.

На флот, как и всюду в державе, тоже проникла зараза воровства. Тащили все, что попадется под руку: холст и канаты, железо и тес, отборный корабельный лес, который ежегодно сплавляли из глубинки по рекам. Наживались на матросских желудках. Купцам якобы платили за добротную провизию, а на суда подчас везли тухлятину и плесень.

Корабли для вояжа в Испанию снарядили все-таки добротные, послали те, которые готовили в Индию.

Коммерц-коллегия выискала товары, грузили и отправляли отряд из Ревеля. Напутствовал Кошелева Наум Сенявин:

— Ты первый в Гишпанию следуешь, гляди, флаг российский не посрами. В тех краях бывал, порядки и обычаи их знаешь. В Кадисе первым делом с нашим консулом повстречайся. А там купцы свое дело знают. С Богом тебе, попутного ветра.

Корабли поплыли в Кадис, а Апраксин надумал снарядить такую же экспедицию во Францию.

Коммерц-коллегия воспротивилась, встала в позу:

— Нам французам нет выгоды нашенские товары продавать.

Вояж стоил денег, поэтому Апраксин пошел к Екатерине.

— Ныне наши кораблики топчутся в Котлине, государыня, а морячкам плавать надобно, познавать море. Приходилось мне снаряжать суда во Францию, четверть века тому, из Архангельска. С выгодой торговали. Ныне послать было бы нелишне, вся Европа лишний раз поглядит на наши товары, флаг российский прознает.

В этот раз императрица рассудила деловито, согласилась:

— И то верно, Федор Матвеевич. Пущай и наш народ прослышит, куда российские корабли плавают.

Апраксин не уходил.

— Еще, государыня, нынче флот в море выйдет, покойный государь, — Апраксин вздохнул, перекрестился, положил перед Екатериной исписанный листок, — назначил корабликов линейных пять и два фрегата, а флагманами обозначил Сиверса да Вильстера.

Екатерина повертела листок в руках, с трудом разбирая написанное. До сих пор она так и не научилась бегло читать, а писала кое-как, с ошибками.

Неожиданно она взяла перо и стала что-то выводить. Посыпав песком, протянула листок Апраксину:

— Пожалуй вместо Сиверса отправим Сандерса.

«Хрен редьки не слаще, — выходя, глядя на корявые буквы, усмехался про себя Апраксин. — Ни тот, ни другой по-русски не смыслят, опять переводчиков к ним определяй. — А вспоминая Екатерину, вздохнул, сплюнул досадно: — Надо же, ни уха ни рыла, а туда же тянется, во флотские дела суется. Может, Сиверс насолил ей чем-нибудь?»

Корабли под Андреевскими флагами повезли товары в Европу, а эскадра на котлинском рейде под кайзер-флагом командующего снималась с якорей.

Обычно спокойный Апраксин, переходя с борта на борт, вскидывая подзорную трубу, начал волноваться:

— Черти полосатые, засиделись на берегу, што ли. Матросики носятся без толку по палубе, на баке не видать боцманов, да и офицеров раз-два и обчелся.

Отовсюду с кораблей неслись истошные крики и ругань. Апраксин взглянул за корму.

— Один «Нептун» молодцом, якоря очистил, в авангард выходит. Ну там-то Бредаль, хоть и горяч, а капитан толковый.

Апраксин усмехнулся, вспоминая, как в прошлую кампанию Адмиралтейств-коллегия за пререкания с Вильстером отстранила Бредаля от командования королем и определила на берег в Адмиралтейскую контору. Там он месяц помаялся, денег-то платили в два раза меньше...

Генерал-адмирал поманил адъютанта, мичмана Петра Лаврова.

— Доставай тетрадь, записывай. — Апраксин еще раз взглянул на замешкавшиеся корабли. — Розенгафу, Весселю, Шмидту, — перечислял провинившихся капитанов флагман, — за многие непорядки на палубах, брань среди матросов, нерадивость офицеров и боцманов объявить выговор с денежным начетом. Отдашь в канцелярию, пускай приказ строчат.

На этом злоключения не кончились. Кое-как добравшись до Красной Горки, эскадра по сигналу флагмана стала на якоря. После обеда Апраксин немного вздремнул, но не спалось. Он в одной рубашке вышел на адмиральский балкон и подставил лицо припекавшим лучам солнца. Сквозь полуденную тишину откуда-то донеслись вскрики. «Никак капитаны запировали, небось вместе съехались».

Потом оказалось, что капитаны не только гостили друг у друга, но кое-кто без разрешения флагманов съехал на берег. Глядя на них, потянулись на берег их помощники, корабли на рейде оставались под присмотром неопытных офицеров...

Генерал-адмирал вызвал флагманов, пропесочил англичанина Сандерса и шведа Вильстера. Раньше Петр сурово спрашивал за малейший проступок.

— Капитаны нынче вовсю разгильдяйствуют. Якоря не могут выбрать вовремя, канителятся, на экзерцициях в ордер баталии себя поставить на положенное место не изволят.

Флагманы, казалось, довольно безмятежно внимали Апраксину. «Почуяли, стервецы, раздолье. Рыба-то с головы гниет. Правители в столице, то в пьянстве то в разврате», — досадовал Апраксин. Но закончил без обиняков:

— О непорядках учиним приказ, с нерадивых взыщем деньгой.

Из приказа генерал-адмирала:

«Корабли непорядочно и своему командиру флагману не следуют. Понеже сего прежде мы видим на кораблях многие непорядки, при работах люди бранятся непотребно, не по делу, вижу, капитаны на берег самовольно съезжают, а корабли в худости оставляют...»

Завершая кампанию, президент Адмиралтейств-коллегии усмотрел и главное зло: «Даже в боевом строю некоторые капитаны шли не так, как по морскому искусству довлеет, как надлежит во время боя...»

В Петербурге на стапелях Адмиралтейства достраивался 100-пушечный линейный корабль «Петр I и II». Чертежи для него рассчитывал и вычерчивал сам Петр, а главным советчиком и строителем состоял Федосей Скляев. Генерал-адмирал Апраксин частенько заглядывал к нему.

Сутулую фигуру его на стенке заводского причала в вечерних сумерках Апраксин заметил издалека. Вместе с ним зашагали по мосткам на верхнюю палубу. В пустынных артиллерийских доках, протянувшихся на добрую полсотню саженей, гулко отражались звуки шагов. Год назад такого не было, до позднего вечера не смолкал гвалт мастеровых на стапелях.

— Нынче мастеровых и работных людей поубавилось вдвое, — пожаловался Скляев.

— Казна пустеет, — пожевал губами Апраксин, — деваться некуда. Воры кругом, тащат деньгу в открытую.

— А жаль, — грустно проговорил Федосей, поглаживая свежеструганые доски переборки. — Лебединая песня Петра Алексеевича. Сами аглицкие мастера хвалят. У них на верфях таких судов до сих не выделывают. А про деньгу верно молвишь, Федор Матвеич, где ей взяться? Данилыч заново хапает без зазрения. Мало того, Собакин жалится, тащит гвозди, железо, ничем не брезгует.

Вечером Апраксин наведался к брату Петру, президенту Юстиц-коллегии. В доме еще горевали по большой беде — внезапной кончине любимого сына, капитана третьего ранга Александра Апраксина.

— Скрутило его в неделю, — заливая печаль вином, ронял слезы Петр, — всех лекарей в Петербурге поднял, так и не докумекали, отчего косая его срубила.

— Все под Богом живем, — успокаивал брата Федор, — царство ему небесное. — Помолчав, скривился: — Вона, таких, как князюшка, лихоманка стороной обходит. Слышь-ка, Катерина ему мильонные долги списала, споро президентом Военной коллегии опять поставила.

Петр водил когда-то генералом полки в бой.