Веспасиан. Фальшивый бог Рима - Фаббри Роберт - Страница 5

— Что вы здесь делаете? — спросил Сабин.

Казалось, Павел был погружен в собственные мысли и не сразу услышал его вопрос. А когда услышал, растерянно заморгал.

— Пришёл убедиться, что он мёртв, и забрать тело для погребения в безымянной могиле, чтобы та не стала местом паломничества для его последователей-еретиков. Таков приказ Кайафы.

— Почему вы все так его боялись? — не удержался от вопроса Сабин.

Павел посмотрел на него как на полного идиота.

— Потому что он нёс перемены.

Сабин презрительно покачал головой и прошёл мимо мальха храмовой стражи, В следующий миг ему навстречу шагнула группа из двух мужчин и двух женщин. Та, что помоложе, была беременна и держала на руках младенца.

Мужчина постарше, богатый еврей лет тридцати с небольшим, с густой чёрной бородой, отвесил ему поклон.

— Квестор, мы хотели бы забрать тело Иешуа для погребения.

— За ним уже пришла храмовая стража. Какие права есть у вас на его тело?

— Моё имя Иосиф, я родственник Иешуа, — ответил еврей и положил руку на плечо старшей из женщин. — А это Мириам, его родная мать.

Мириам умоляющим взглядом посмотрела на Сабина. По её щекам текли слёзы.

— Прошу тебя, квестор, не отдавай им тело. Отдай мне моего сына. Я отвезу его назад в Галилею и похороню там.

— Я получил приказ похоронить его до наступления темноты.

— У меня неподалёку отсюда есть семейная гробница, — произнёс Иосиф. — Мы временно положим тело туда и заберём на следующий день после шаббата.

Сабин со злорадной ухмылкой посмотрел на Павла.

— Павел, эти люди утверждают, что они родственники и требуют отдать им тело.

Было видно, что мальх взбешён.

— Ты не посмеешь отдать его им! Это приказ Кайафы!

— Кайафа — римский подданный. Лонгин, уведи отсюда этого отвратительного коротышку!

Центурион потащил упирающегося капитана храмовой стражи прочь. Сабин же обратился к Иосифу.

— Можешь взять тело. Риму оно больше не нужно, — сказал он и повернулся, чтобы уйти.

Иосиф склонил голову в поклоне.

— Я не забуду твоей доброты, квестор.

— Квестор! — окликнул Сабина второй мужчина, тот, что помладше. Тот остановился. — Возможно, Рим сейчас наш хозяин, но знай, конец света близок и учение Иешуа — его часть. Родится новое царство, им будут править новые люди с новыми мыслями, а старый порядок постепенно забудется.

Сабин в упор посмотрел на него. Ему тотчас вспомнились слова Тразилла, астролога императора Тиберия, который два года назад предсказал наступление нового века. Кстати, в молодом человеке он узнал того, кто утром подставил своё плечо, помогая Иешуа нести крест.

— Почему ты так уверен в этом, еврей?

— Я родом из Киренаики, римлянин. Когда-то она была частью Египетского царства. Там ждут возрождения огненной птицы. Пятисотлетний цикл подходит к концу. В следующем году Феникс возродится в Египте в последний раз, и всё начнёт меняться, готовясь к концу света. Ибо он близок.

ЧАСТЬ I

Киренаика, ноябрь 34 года н.э.

ГЛАВА 1

у как, получил? — спросил Веспасиан, как только Магн сошёл с трапа торгового судна, только что прибывшего в порт Аполлонии. — Нет, господин, боюсь, что нет, — ответил Магн, вскидывая на плечо мешок. — В данный момент император отказывается давать разрешения на въезд в Египет.

— Но почему?

Магн взял друга под руку.

— По словам Калигулы, это делается с подачи его личного астролога, Тразилла. Даже Антония, и та оказалась бессильна заставить его переменить это решение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Тогда зачем ты приехал сюда?

— Неужели у тебя не найдётся других слов, чтобы приветствовать друга, который, между прочим, проделал в этом гнилом корыте сотни миль! Причём в то время года, когда большинство моряков валяются в постели друг с другом.

— Извини, Магн. Я рассчитывал, что Антония добьётся для меня разрешения. Прошло четыре года, как умер Атафан, мы же обещали ему, что вернём золото его семье в Парфии.

— В таком случае ещё пара лет мало что изменит.

— Дело не в этом. Египет — соседняя провинция. В марте, на обратном пути домой я мог бы завернуть в Александрию, найти алабарха, отдать ему шкатулку Атафана, договориться о том, чтобы деньги переправили его семье в Ктесифон, и к маю вернулся бы в Рим.

— Сделаешь это как-нибудь в другой раз.

— Да, но из Рима это сделать сложнее. Труднее будет выкроить время, ведь на мне имение, и кроме того, через год я рассчитываю получить должность эдила.

— Зачем было давать обещания, которые ты не в состоянии выполнить?

— Он много лет верой и правдой служил моей семье. Я перед ним в долгу.

— В таком случае не жалуйся, что у тебя якобы нет времени.

Веспасиан что-то буркнул и зашагал вдоль шумной пристани, на которой сотни портовых грузчиков разгружали товары с недавно прибывших кораблей. Его сенаторская тога делала своё дело, мгновенно прокладывая ему в толпе дорогу к тому месту, где в самом начале пристани его ожидали одноместные носилки.

Магн бодро шагал за ним, довольный тем, какое уважение оказывают местные жители его юному другу.

— Вот уж не думал, что в провинциях квестор — такая важная фигура, — заметил он, когда один из носильщиков помог Веспасиану занять место в паланкине.

— Это потому, что наместникам здесь не сидится. Впрочем, я отлично их понимаю. Это всё равно, что жить в печке, только без приятного запаха. Большую часть времени они проводят в столице провинции, Гортине, что на Крите, а в Киренаику присылают квесторов, чтобы те правили здесь от их имени.

Магн усмехнулся.

— А, так вот откуда такое уважение к твоей персоне — право казнить и миловать.

— Я бы так не сказал. Как у квестора у меня нет собственной власти. Все мои решения утверждаются наместником, а это, скажу тебе, долгая песня, — мрачно заметил Веспасиан. — Зато у меня есть право взять себе любую лошадь, — добавил он с лукавой усмешкой, когда молодой темнокожий раб подвёл к Магну осёдланного скакуна.

С благодарностью приняв коня, Магн перебросил ему через круп походный мешок и вскочил в седло.

— Откуда ты узнал, что я прибуду именно сегодня?

— Я не знал, а только надеялся, — ответил Веспасиан, когда носильщики тронулись с места и зашагали мимо театра. — Когда сегодня утром мне доложили о приближении кораблей, я на всякий случай решил наведаться в порт, так как, скорее всего, это последняя флотилия из Рима в этом сезоне. Впрочем, всё равно других дел у меня утром не было.

— То есть здесь и впрямь всё так плохо? — спросил Магн, глядя, как мальчишка-раб принялся обмахивать сидевшего в паланкине Веспасиана широким опахалом на длинной палке.

— Просто ужасно. Местные ливийцы только тем и занимаются, что грабят зажиточных греческих скотоводов и земледельцев. Греки же забавляются тем, что бесконечно строчат жалобы на еврейских торговцев, обвиняя их в мошенничестве и кражах. Евреи, в свою очередь, требуют убрать богохульные статуи или прекратить насмешки над их верой, причиной чему обычно бывает какая-нибудь свинья. И наконец, римские купцы, что заходят в местный порт, жалуются на то, что их надувают евреи, греки и ливийцы — именно в таком порядке. В довершение ко всему, все здесь живут в вечном страхе, что их захватят в рабство или гараманиты, что живут к югу отсюда, или кочевники-мармариды, что обитают к востоку, между нами и Египтом. Это настоящий кипящий котёл взаимной ненависти и вражды. Единственные, кого они ненавидят больше, чем друг друга, — это мы, что, однако, не мешает им предлагать мне щедрые взятки в обмен на судебное решение в их пользу.