Чужак из ниоткуда 2 (СИ) - Евтушенко Алексей Анатольевич - Страница 52

Вариантов, как использовать это время было множество, но больше всего мне хотелось вернуться в Кушку — попрощаться с городом и друзьями и помочь маме с переездом. А потом съездить повидать Наташу. Соскучился.

Вечером, после последнего сеанса с Брежневым, сообщил о своих планах папе.

— Что ж, — сказал отец. — Как ты говоришь, не вижу препятствий? Вот и я не вижу. Хотя, конечно, уж больно стремительно всё происходит.

— Что именно, пап?

— Да всё. После того случая с тобой в Кушке, всё понеслось вскачь. Самое главное — ты изменился и повзрослел так, что иногда я не узнаю собственного сына.

Я подошёл обнял его.

— Это я, пап, — сказал. — Можешь даже не сомневаться. А то, что изменился и повзрослел…Ну что поделать. Дети растут и меняются — это закон.

— Но не с такой же скоростью, — вздохнул отец. — Ладно. Завтра с утра поедем, возьмём тебе билеты на самолёт.

— Я сам возьму, пап. Отправляйся на службу спокойно. У меня теперь вон чего есть, — я продемонстрировал «корочки».

— Ух ты, — оценил папа, повертев удостоверения в руках и тщательно их изучив. — Поздравляю, сынок, это очень серьёзно!

— Ещё служебная машина с шофёром имеется, — гордо напомнил я. — Позвоню — завтра утром будет ждать у подъезда.

— С ума сойти, — покачал головой папа. — Эдак, не успею оглянуться, ты и меня по карьерной лестнице обгонишь.

— Это вряд ли, — сказал я, смеясь. — Ты у нас, можно сказать, без пяти минут генерал, а я даже не рядовой.

В том, что удостоверения обладают практически волшебной силой я убедился на следующий же день.

Машину действительно вызвал, это было быстрее, чем на метро. Опять же, надо привыкать пользоваться данными тебе льготами и преимуществами. А иначе, зачем они нужны?

Новенькая чёрная Волга ГАЗ-24 из гаража Управления делами ЦК КПСС с немногословным шофёром лет сорока и обладателем легко запоминающегося имени Василий Иванович с ветерком домчала меня до касс «Аэрофлота» на Ленинском проспекте и лихо затормозила под знаком «Стоянка запрещена».

— Жду тебя здесь, — сказал Василий Иванович. — И вот ещё совет, если позволишь.

— От хорошего совета никогда не откажусь.

— Ксива наша есть?

Я продемонстрировал удостоверения ЦК КПСС и Верховного Совета.

— Надо же, сразу две, редкий случай. А что мы сюда приехали вообще? Звонишь в Управление делами, тебе любые билеты выписывают тут же без всякой очереди. Приехал на Старую площадь, забрал. Не можешь приехать — курьер доставит.

— О как, — сказал я. — Не знал, спасибо. На будущее учту.

— Учти. А сейчас идёшь сразу к служебной кассе и показываешь ксиву. Должны дать. Хочешь, с тобой схожу?

— Спасибо, Василий Иванович, я сам.

Я вышел из машины и тут же увидел направляющийся к нам милицейский патруль. Однако метров за пятнадцать блюстители закона разглядели номера машины, остановились, не сговариваясь развернулись и направились в другую сторону.

— Правильно, — услышал я через открытые окна негромкое резюме Василия Ивановича. — От греха подальше.

К кассам тянулись громадные очереди. Лето, отпуска, люди жаждали улететь из душного города поближе к морю или нырнуть в чистую лесную прохладу. По совету Василия Ивановича я направился к окошку с надписью: «Служебная касса», возле которого не было никого.

Крашеная блондинка по ту сторону стекла долго рассматривала моё удостоверение, переводя глаза с него на меня и обратно.

— Даже не знаю… — неуверенно протянула она. — У вас же своя касса должна быть?

— Есть, — сказал я, обаятельно улыбаясь. — Но я прошу вас. Так получилось.

Вздохнув, она позвонила куда-то, потом ещё раз вздохнула и выписала мне на завтра билеты по маршруту Москва-Ташкент-Мары.

На сборы я потратил ровно час. Чемодан брать не стал. К тому же мой остался в Кушке. Отцовский? Ему самому может понадобиться в любую минуту — человек военный. Покупать новый? Смысла нет. Лето. Лечу на самый-самый юг, много ли мне надо? Сходил на почту и дал маме телеграмму. Вызвал на утро машину и лёг спать.

Утром мы с папой позавтракали (совместный завтрак стал для нас уже некой традицией, которая лично мне очень нравилась); я уложил в сумку пакет с бутербродами и термос с чаем; мы вышли во двор, попрощались и разъехались. Он — на службу, я — в аэропорт.

Как человек взрослый и ответственный, приехал минут за пятнадцать до начала регистрации. Отпустил Василия Ивановича и тут же увидел две знакомые фигуры у входа в здание аэропорта.

Петров и Боширов.

Ну, конечно.

Стоят, курят в своих шикарных летних костюмах и тёмных очках. Красавцы, ё.

— Какая приятная встреча! — воскликнул я, подходя.

— А главное, неожиданная, — усмехнулся Петров. — Извини, Серёжа, приказ начальства. Ты можешь сколько угодно отбиваться от охраны в Москве, и тебе пойдут навстречу. Или сделают вид, что пошли. Но в поездках — извини… Будем тебя сопровождать. К тому же ты забыл.

— Что именно?

— Держи, — Петров вытащил из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги.

Взял, развернул. Разрешение от Комитета государственной безопасности, выданное Ермолову Сергею Петровичу на посещение города Кушка, Туркменская ССР. Действительно до конца года.

— Вот чёрт, — сказал я. — Действительно забыл. В новом-то паспорте прописка у меня московская стоит… Что и ксива Конторы бы не помогла?

— Нет, — покачал головой Петров. — Не помогла бы. Проблем, конечно, было бы меньше, к тому же тебя знают, медалью нашей награждён… но всё равно могли задержать и ссадить с поезда. До выяснения, так сказать.

— Спасибо, — сказал я искренне.

— Не за что, — улыбнулся Петров.

— Ты не волнуйся, — добавил Боширов. — Мы тебя аккуратно сопроводим.

— Да ладно вам, — сказал я. — Даже лучше. Дорога длинная, не так скучно будет. Хотя я думаю, что у меня скоро выработается условный рефлекс.

— Какой? — поинтересовался Петров.

— Без вас в самолёт не садиться, — сказал я.

— Это правильно. Но не только в самолёт. В поезд тоже. А там, кто знает, дело и до теплоходов дойдёт…

До Ташкента с одной посадкой в Ростове-на-Дону самолёт Ту-134 доставил нас без всяких проблем. Там мы пересели на уже знакомый АН-24 и вскоре оказались в Марах. Там взяли такси и прибыли на вокзал за час десять минут до нашего поезда. Купили билеты и отправились перекусить.

Дорога до Кушки была уже знакомой и даже родной. Тот же гудок на месте гибели машинистов; пограничники с собакой; короткая ночь и быстрый рассвет; первые лучи солнца, окрасившие бока уже выгоревших сопок в яркий охряной цвет.

Уже с утра было жарко, но в открытые окна вагона залетал ветерок, который давал жить и дышать.

Поезд замедлили ход. Вдалеке, справа, показались сопки с «Алёшей» и Крестом.

Вот и зелёная крыша вокзала с родным стадионом за ним. Медленнее, ещё медленнее…

Мама с Ленкой на перроне!

— Мама! — крикнул я и помахал рукой.

Увидела, ахнула, заторопилась.

Ход поезда замедлился окончательно. Вагоны дёрнулись, сцепки лязгнули, поезд остановился. Приехали.

Затем были слёзы матери, радостные визги Ленки, привычный путь домой пешком через стадион. Завтрак, на который мама, конечно же, затащила Петрова с Бошировым. Потом товарищи майор и капитан ушли устраиваться в гостиницу, и мы остались одни.

— Ну наконец-то, — сказала мама, погладив меня по щеке. — Живой, здоровый, повзрослел…- она чуть было не заплакала снова, но сдержалась. — Как хорошо, что ты приехал. Поможешь мне с вещами. Я бы, конечно, и сама справилась, но…

— Что ты, мама, сказал я. Какой разговор, помогу, конечно, для этого и приехал. Скажи, письма мне были?

— Да, сейчас, — она встала, сходила в комнату и вернулась с конвертом.

Я узнал почерк Наташи. Сердце тревожно стукнуло. Последнее письмо от неё я получил незадолго до похищения, в конце марта. Одно письмо за три с лишним месяца?

Взял конверт. Он был лёгким и тонким.

Я прошёл в комнату, сел за секретер, открыл конверт и прочёл письмо. На половинке тетрадного листа Наташа сообщала мне, что семья переехала в Ростов-на-Дону, она перевелась учиться в Ростовскую государственную консерваторию имени С. В. Рахманинова, влюбилась и выходит замуж.