Кража в особо крупных чувствах (СИ) - Волкова Дарья - Страница 21

– Я… ну я просто еще не привыкла. Петь.. Ну пожалуйста.

Ему от этого «Я еще не привыкла» стало ужасно тепло. Как и от того, что она называет его «Петя». Терпеть не мог этой формы своего имени, а когда она говорит – тепло.

– Хорошо. Я закрою глаза.

И в самом деле зажмурился.

Эля бдительно помахала перед его лицом рукой – и лишь после этого откинула одеяло и спустила ноги с кровати.

И факт того, что за ней наблюдают, она обнаружила, когда подняла с пола свою одежду.

– Ты подглядываешь! – взвизгнула она.

Петр перестал притворяться и открыл глаза.

– На тебя нельзя не смотреть.

Она какое-то время смотрела на него, замерев, широко раскрыв глаза и прижимая к груди одежду. А потом, вспыхнув, кажется, еще ярче, – развернулась и бросилась из спальни.

Вот так даже и не скажешь сразу – какой ракурс лучше: фронтальный или противоположный. Надо будет после ужина всесторонне рассмотреть Элину Константиновну. И Пётр неожиданно для себя довольно и легко рассмеялся.

Он остался у Эли на ночь. Ну потому что уйти от нее было решительно невозможно. Вот просто словно дверь входную заперли. А на самом деле, не хотелось уходить – и все тут. Что ему делать дома, когда здесь можно есть вкусный свежий приготовленный ужин и слушать байки Эли про учебу в художественном училище. Таки фраза «У вас снова натурщицу изнасиловали» не на пустом месте родилась.

И пирог с вишней был просто невероятно вкусный. И не хотелось думать ни о чем – ни о работе, ни о нарушении служебного протокола, ни о чем таком же – а просто смотреть на нее, слушать ее и…

– Ты еще раз сделаешь так со мной? – прерывисто спросила она после горячего поцелуя с привкусом вишни.

Нет, есть все-таки особая прелесть в том, чтобы нести женщину на руках в постель.

– Я с тобой еще и не то сделаю.

Утро, конечно, вышло слегка неловким – но в основном, потому, что Эле приспичило смущаться. Петру было, в отличие от Эли, не привыкать просыпаться рядом с женщиной – правда, он все же старался спать один, но не всегда получалось, особенно, если барышня бывала категорически настроена остаться у него на ночь. Не выгонять же.

Но с Элей просыпаться оказалось приятно. Ровно до того момента, как она шмыгнула за дверь спальни, не дав Петру спросонья потереться всласть твердым пахом о шикарную аппетитную попу. Ну, ничего, привыкнет, она девочка умная и сообразительная.

– Эля, ты меня покормишь завтраком перед службой? – крикнул он громко в сторону ванной.

Это был стопроцентно беспроигрышный вариант, потому что через пару секунд раздалось ее звонкое:

– Конечно!

Вот и правильно. Лучше о Петре заботиться, чем о всяких сопливых Поварницыных. Тем более, он, вполне вероятно, убийца.

– Эля, у меня к тебе будет просьба.

– Да. Какая?

Она все еще немного смущалась. И это было особенно мило, если вспомнить, как она стонала и выгибалась ночью. Все же Элина – это сочетание несочетаемого.

– Если у тебя объявится Поварницын – немедленно сообщи мне. И запиши мой прямой номер, кстати.

У нее дрогнули губы, будто она хотела что-то сказать. Но смущение куда-то исчезло.

– Хорошо, – ответила она с самым благонравным видом.

Целовать ее перед уходом Петр не стал. Хотя хотелось. И она не стала. А это вообще безобразие. Придется провести воспитательную беседу сегодня вечером.

– Трезвонит же, Элина Константиновна!

– Что трезвонит? – Эля подняла от лица защитную маску, вытерла смятым платком лоб, щеки, шею.

– Телефон ваш трезвонит! – пропыхтел Ефимыч, закрывая печь. – Трезвонит и трезвонит, наверное, важное что-то.

Эля отбросила маску, прошла в соседнее помещение, взяла телефон. Первое, на что обратила внимание – время. Господи, она в мастерской торчит уже шесть часов.

А звонил ей Петр. Шесть раз. А вот и седьмой.

– Ты где? – раздалось в трубке короткое, резкое, без предисловий.

– В мастерской.

– Почему не брала трубку?

– Так я… работала, – Эля решительно не понимала этого резкого тона. Хотя что-то такое начало свербеть в голове. – Металл сегодня льется исключительно послушно, но вот я и… Петь, у тебя все в порядке?

– Да. Приехал, поцеловал твою дверь, еду домой.

– Ой… – Эля села на стул и тут же подскочила – потому что села аккурат на инструменты. – Извини. Я заработалась. Я… я скоро буду дома. Может быть, ты вернешься?

– Поздно. Я уже почти добралась до дома.

Разочарование было внезапным и горьким.

– Хорошо, – пришлось прокашляться. – Извини, что так вышло.

– Ничего.

Эля долго смотрела на телефон в свое руке.

– Элина Константиновна, мы на сегодня все? – с надеждой спросил Ефимыч.

– Все, Николай Ефимович, все, можно по домам. И завтра у вас выходной. Я тут сама пока… Мне подумать надо.

– Подумать – это всегда полезно, – мудро согласился обрадованный выходным помощник.

Глава 6

Пока Элина доехала до дома, горечь стала такой ощутимой, словно бы Эля съела что-то очень-очень горькое. Она даже не знала – что. Ей никогда не было так горько.

И, главное, ведь все случилось на пустом месте! Что случилось? Что пошло не так? Кто виноват?!

Эля остановилась перед собственной дверью, представляя, как в нее звонил и стучал Петр. А она сама в это время ничего не видела, кроме расплавленного металла. Эля готовила макет для одного проекта, от масштаба которого у нее перехватывало дыхание. Сроки для конкурса горели, а ведь макет еще надо доработать, оформить и отправить. Элина и так из-за всей этой ужасной ситуации с Валентином Самуиловичем просто катастрофически выбилась из графика. И вот теперь…

Что ей надо было делать? Что?!

Она открыла дверь, скинула пальто, прошла на кухню, достала из настенного шкафчика зеленую пачку. Эля так никогда курить не бросит, но сейчас ей надо. Очень надо.

Петр приезжал. Значит, он хотел ее видеть. А она… А ее не было дома. Эля прижала пальцы к уголкам глаз. А вот теперь-то зачем плакать?!

Но ведь он был такой… такой близкий. Не может человек стать за несколько часов таким близким. Но с Элей постоянно происходит все не так, как с другими, нормальными людьми. Эля сердито шмыгнула носом. Даже если она придумала это чувство близости – пусть. Это ее жизнь.

В ее жизни появился мужчина. Мужчина, рядом с которым Эле так тепло и хорошо, как ни с кем и никогда не было. Которого она чувствует как близкого человека. И, значит… Значит, надо, наверное, просто выстраивать свою жизнь, свои планы с учётом того, что он есть.

Что ей стоило предупредить Петра, что она уехала в мастерскую работать?! Ведь Валентина Самуиловича Эля всегда ставила в известность о своих планах. Правда, Валентин Самуилович был ее мужем, пусть и формально, и они жили в одной квартире. А Петр… Картина того, как они с Петром живут вместе, промелькнула в голове молниеносно и совершенно без Элиного участия. И на какое-то время лишила Элину способности думать.

Жаркая близость вечером. Засыпать в одной постели, на его плече. И просыпаться утром, в его руках, чувствуя, что… Эля закашлялась, погасила сигарету, прижала ладони к ставшим горячими щекам.

Неужели она сама, как-то нелепо, все испортила?! Просто тем, что не сказала Петру, что ее не будет дома? А почему он сам не предупредил, что приедет?! Так поступают все нормальные люди!

Ладно, Эля, тебе ли говорить о нормальности. Она его об этом сама обязательно спросит. Но для этого надо увидеться. И Элина решительно взяла телефон.

Элина: Я завтра к шести буду дома. Приедешь?

Он ответил не сразу – Эля успела нервно выкурить половину сигареты, когда телефон пиликнул.

Петр: Вряд ли.

Элина судорожно вздохнула. Ты… ты не можешь быть таким обидчивым! Не имеешь права! Ты же не маленький мальчик, Петя! Она успела смахнуть первые слезы, когда пришло еще сообщение.