Меж двух времен - Финней Джек - Страница 8

Девушка улыбнулась и вышла, прикрыв за собой дверь. Я взял ручку и огляделся. У стены напротив стоял зеленый картотечный шкаф, за спиной у меня висело зеркало, а справа у двери небольшая акварель в рамке — крытый мост, сделано неплохо, но в общем заурядно. Больше смотреть оказалось не на что, и я сосредоточил свое внимание на бумагах, разложенных под настольной лампой; тут были формы для удержания налогов, страховки на возможную госпитализацию и все такое прочее. Придвинул к себе длинную анкету, озаглавленную «Листок по учету кадров», и начал заполнять ее. В первый пункт я вписал свою фамилию и имя, затем место рождения: Гэри, штат Индиана; день рождения: 11 марта 1942 года — и еще успел подумать:

«Неужели кто-нибудь будет все это читать?…» На столике у самого моего локтя вдруг зазвонил телефон, я повернулся в кресле, поднял трубку — и по спине у меня невольно пробежал холодок: телефон был зеленый. А ведь только что, минуту назад, он был белым — я твердо помнил это, но тем не менее теперь он стал зеленым.

— Да? — сказал я в трубку.

— Мистер Морли, за вами пришел мистер Прайен. Вы уже заканчиваете?

— Заканчиваю? Да я только начал!.. Последовала секундная пауза.

— То есть как это — только начали? Мистер Морли, вы сидите там уже… — она помолчала, будто сверяясь с часами, — уже больше двадцати минут.

Я не знал, что и сказать.

— Вы ошибаетесь, мисс Макаби. Я только-только начал…

В голосе ее нетрудно было почувствовать сдержанное раздражение.

— Будьте добры, заканчивайте, мистер Морли. У мистера Прайена назначен прием к директору.

Телефон замолчал, и я медленно положил трубку. Неужели я в самом деле мог замечтаться на целых двадцать минут? Я вновь взялся за анкету, которую начал заполнять, — и тут же в ужасе вскочил на ноги; кресло отлетело назад и с треском въехало в стену. Ибо в анкете против пунктов, следующих за фамилией, местом и днем рождения, было вписано имя моего отца: Эрл Гейвин Морли; место и год его рождения: Манси, штат Индиана, 1908; девичья фамилия моей матери: Стронг; мои увлечения: графика и фотография; полный перечень мест моей прежней работы, начиная с фирмы «Нэфф и Картер» в Буффало. И все другие анкеты, все до одной, были заполнены, как и эта, и несомненно моим собственным почерком. Просто невозможно, чтобы я проделал все это сам того не ведая, но так оно и было. Никак не верится, что я провел здесь двадцать минут, — но, по-видимому, провел. И белый телефон — я снова поглядел на него — оставался все еще зеленым. Волосы у меня на шее пошевеливались, пытаясь встать дыбом, и желудок судорожно сжался от страха.

Потом я опомнился. Я не заполнял этих анкет, я был совершенно уверен, что не заполнял! Я провел в этой комнате самое большее три-четыре минуты, и в этом я тоже был совершенно уверен. Я прищурился, глядя в раздумье поверх стола, и тут обратил внимание на акварель на стене. Никакого моста теперь не было, а была гора, заросшая сосновым лесом, с заснеженной вершиной, — и я рассмеялся в открытую, страх окончательно исчез. Дверь отворилась, и в комнату вошел Рюб Прайен.

— Ну как, закончили? Что случилось?

— Послушайте, Рюб, какого черта вы все это затеяли? — Я стоял и улыбался ему; он приблизился к столу. — Зачем вам понадобилось уверять меня, будто я провел здесь двадцать минут?

— Но вы действительно провели здесь двадцать минут.

— И картинка эта, — я кивком показал на нее, — тем временем стала вместо моста горой?

— Картинка? — Рюб стоял у стола и, повернувшись, взглянул на акварель с озадаченным видом. — На ней всегда была гора…

— И телефон всегда был зеленый, да, Рюб? Он посмотрел на телефон.

— Ну да, насколько я помню, всегда. Я медленно покачал головой, не переставая улыбаться.

— Не выйдет, Рюб. Я пробыл тут от силы пять минут. — Я показал рукой на бумажки, разбросанные по столу. — И их я не заполнял, пусть почерк и очень похож на мой — все равно не заполнял…

Рюб с минуту смотрел на меня через стол, и в глазах у него читалась озабоченность. Потом он сказал:

— Что если я поклянусь вам, Сай, что вы пробыли тут… — он бросил взгляд на часы, — чуть меньше двадцати пяти минут?

— Вы соврете.

— А если Роза тоже поклянется?

Я только покачал головой. Затем неожиданно присел возле телефонного столика и заглянул под крышку. Там висел белый аппарат — трубку удерживала от падения изогнутая медная дужка, рядом с ней была прикреплена маленькая железная коробочка, я от этой коробочки вниз, по внутренней стороне ножки, тянулись два провода. Я нажал на край крышки столика, где-то в инкрустации сдвинулась филенка, белый телефон выкатился наверх, а зеленый скользнул вниз, на поддерживающую дужку. Я поднял взгляд на Рюба — теперь и он улыбался и через плечо жестом приглашал кого-то из соседней комнаты.

Вошел мужчина без пиджака, молодой, темноволосый, с тонкими подстриженными усиками. Рюб представил нас друг другу: «Доктор Оскар Россоф — Саймон Морли». Мы поздоровались, доктор протянул мне руку через стол, я подал ему свою, но, вместо того чтобы пожать ее, он пальцами взял меня за кисть и нащупал пульс. Спустя минуту он заявил:

— Пульс почти нормальный и еще замедляется. Хорошо. — Он отпустил мою руку и с довольной усмешкой спросил:

— Как вы узнали? Что вас надоумило?

— Да ничего, кроме того, что это просто невероятно. Просто я знал, что не заполнял ваших анкет. И что никак не пробыл здесь двадцати минут. — Невольно осклабившись, я показал на акварель. — И что две минуты назад эта вот дурацкая гора была не горой, а мостом.

— Полный самоконтроль, — пробормотал Россоф, даже не дав мне кончить. — Превосходно, — обратился он к Рюбу, — очень хорошая реакция. — И опять повернулся ко мне:

— Для вас это, быть может, и пустяки, но, смею вас заверить, многие ведут себя совершенно иначе. Один тут как подскочил, как бросился наутек — еле-еле поймали в коридоре, чтобы растолковать, что к чему.

— Ну и прекрасно, я рад, что прошел. — Я старался не показать виду, что чувствовал себя, как школьник, только что выигравший конкурс по правописанию. — Но к чему все это? И как вы это сделали?

— Ваши анкетные данные мы знали, — ответил Рюб. Специалисту по подделке почерков потребовалось четыре часа, чтобы заполнить анкеты симпатическими чернилами — все пункты, кроме первых трех, которые мы оставили вам. В настольную лампу вмонтирована маленькая инфракрасная лампочка — достаточно включить ее, и симпатические чернила проявятся за несколько секунд. Роза наблюдала за вами в зеркало у вас за спиной — туда ведет коридорчик, как только вы заполнили первых три пункта, она тут же позвонила вам по телефону и одновременно включила инфракрасную лампочку. Пока вы повернулись к телефону, а потом назад к анкетам — алле гоп! — и все пункты заполнены.

— А картинка?

Рюб пожал плечами.

— За рамкой и стеклом — окошко в стене. Пока испытуемый пишет, я успеваю вытащить мост и вставить гору.

— Ну уж и напридумали! Только зачем?

— Чтобы посмотреть, как вы реагируете на невероятное, — пояснил Россоф. — Некоторые просто не в состоянии его переварить. Они исходят из того, что все вещи неизменно таковы, какими им надлежит быть, и каждая ведет себя так, как ей раз и навсегда наложено. И если вдруг этого не происходит, их чувства буквально капитулируют, выходят из повиновения. За этим столом их ждет полный крах. Дон, которого вы встретили внизу, был одним из таких — пришлось дать ему успокоительное даже после того, как он узнал, что с ним произошло. Вы же доверяете прежде всего внутренним ощущениям, а не внешним впечатлениям. Вы знаете то, что знаете. Пойдемте ко мне в кабинет, выпьем кофе. Или чего-нибудь покрепче, если хотите. Вы вполне заслужили выпивку…

Кабинет Россофа находился дальше по коридору, за углом; у двери висела табличка «Лазарет». Россоф толкнул дверь, пропуская Рюба и меня вперед, — дверь была шире обычной, и помещение действительно напомнило мне больницу. Большая комната без окон, с освещением через крышу; письменный стол, ряд плетеных стульев у стены, флюорографический аппарат, таблица для проверки зрения и, по-видимому, портативная рентгеновская установка.