Время платить по счетам (СИ) - Шу Алекс - Страница 33

— Основания, какие? — любезно осведомился я. — Сами пригласили, я не навязывался. Сижу спокойно, никого не трогаю, готов общаться. Злоупотребляете служебным положением товарищ капитан? Ай-яй-яй, начальство за это по головке не погладит. По голове, впрочем, тоже. Напомню, сейчас Перестройка, ко всем перегибам и злоупотреблениям органов на местах, наша партия относится с повышенным вниманием.

— Ты мне угрожаешь, пацан? Партию ещё, мать твою, приплетаешь, сявка гребаная! Ничего не попутал, гаденыш⁈ — изумился капитан. Он даже на мгновение потерял речи от моей наглости, откинувшись на спинку стула и выпучив глаза. Затем набычился и начал подниматься.

— Да я тебя сейчас…

— Толя, сядь! — приказала Ирина Сергеевна. Будто команду собаке отдала. И опер угрожающе посопев, и помедлив пару секунд, всё-таки опустился обратно на сиденье. Удивительно, бугай-мент слушается хрупкую женщину. Впрочем… Я, прищурившись, поочередно перевел взгляд с опера на мать Евы. Черты лица похожие: носы, скулы, овалы лица. Точно, близкие родственники, скорее всего, брат и сестра.

— Вы хотели что-то сообщить? — я сделал скучающее лицо. — Так сообщайте. Этот дешевый цирк уже начинает надоедать.

Женщина тяжело вздохнула, собираясь с духом. Секунду помедлила и выпалила:

— Михаил ты понимаешь, что вы с Евой не пара? Она приличная девушка, ты уже отсидел не один раз. Вы живете в разных мирах.

— Прелюдию можете опустить, — сухо порекомендовал я. — Про себя сам всё знаю. Сразу переходите к делу.

— Мы поговорили с дочкой, — подхватил эстафету папаша. — Не буду скрывать, разговор был долгий и тяжелый для всех.

Альберт Алексеевич шумно выдохнул и продолжил:

— В конце концов, Ева признала нашу правоту. Она решила разорвать отношения с тобой, и уехать к бабушке в Воронеж, на некоторое время, чтобы ты её не преследовал.

— Почему она сама об этом не сказала? — горько усмехнулся я.

— Ей было тяжело об этом говорить, — пояснил папаша. — Лучше вот так, разорвать отношения одним махом и расстаться. У вас нет будущего, пойми. Ты уже два раза отсидел, сядешь и в третий. Вы даже люди разные. Ева занимается танцами, интересуется литературой и музыкой. Ты, давай будем откровенны, уголовник. До знакомства с тобой она была бесконечно далека от ваших уголовных делишек. Надеюсь, так будет и впредь.

— Понятно, — процедил я. — Это точно её решение?

— Точно, — в бой вступила мамаша. — Ева просила передать, чтобы ты оставил её в покое. Если будешь пытаться найти её, преследовать, пеняй на себя. Мы сразу обратимся в милицию, раз по-хорошему не понимаешь.

— Вот пугать не надо, -я насмешливо ухмыльнулся. — Плевать мне на ваши угрозы. Если так захотела Ева, навязываться не стану. Насильно мил не будешь.

— Вот это правильно, — улыбнулся Альберт Алексеевич. — Настоящий мужской поступок.

— Только не надо этого, — я скривился. — В ваших похвалах не нуждаюсь. От ханжей и лицемеров любое доброе слово воспринимается как оскорбление.

— Потише, сявка, — вызверился мент. — Следи за языком. А то я тебя прямо сейчас в отделение с ветерком доставлю. Ребята у меня в машине под подъездом сидят в полной боевой готовности. Только свистну, моментально подскочат.

— Да плевать мне тебя и твоих ребят, — я встал, отодвинув стул в сторону.

— Что ты сказал? — капитан с угрожающей физиономией начал подниматься. — На кого плевать собрался урка недоделанный? На сотрудников милиции?

— Гражданин капитан, не надо пробовать меня кошмарить, — я с откровенной скукой глянул на злого милиционера. — Это не сработает. Если ты угрожаешь своими ребятами, сотрудники они или нет, уже не важно, но мне на тебя, их и твои угрозы плевать. Ещё раз повторить для лучшего понимания? А отделения я не боюсь. Никакого преступления я не совершал, задержите по беспределу, придется отвечать. У меня лучший адвокат в Москве — Френкель Исаак Моисеевич. Его вся милиция знает. Он такие случаи особенно обожает, большое удовольствие получает от общения с доблестными сотрудниками правоохранительных органов. Любит над ними доминировать, подчинять и унижать.

Лицо милиционера скривилось.

— Ты меня Френкелем пугать будешь? — начал он, но уже без прежнего запала.

— Толя, перестань, — Ирина Сергеевна силой усадила брата на место. — Чего ты разбушевался? Он же сказал, Еву преследовать не будет, а ты из-за ерунды заводишься. Пусть уходит.

— Одно только добавлю. Судить о человеке только по внешности и биографии не всегда правильно. Сегодня вы совершили большую ошибку. Потом сами увидите и осознаете. Но раз она сама приняла такое решение, пусть будет так. Бегать и уговаривать не буду. Надеюсь, у неё всё будет хорошо.

— Надейся, — усмехнулся папаша. — И мы будем надеяться, что ты навсегда исчезнешь из её жизни.

— Всего вам недоброго, — пожелал я. — И попутного ветра в горбатые спины…

Яркое летнее солнце игриво стреляло в лицо лучиками света, безоблачное небо сияло чистой синевой. Бодро стучали костяшками домино пенсионеры, оживленно жестикулировали, обсуждая сплетни старушки, смеялись и шумели, прыгающие по спортивной площадке, игрушечным домикам и горкам дети. Всё вокруг дышало зеленой летней свежестью и радостью. Только у меня в горле внезапно вспух, мешающий дышать, горький ком, а накатившая волна тоски заливала разум и окружающее пространство черной мглой безнадеги.

Так хотелось верить, что это наваждение, кошмарный жуткий сон, который развеется с первыми лучами солнца. Дверь подъезда распахнется, и выйдет Ева, в знакомых синих джинсах и обтягивающей светло-бежевой футболке. Лукаво глянет на меня из-под светлой челки синими глазищами, сверкнет белозубой улыбкой и скажет «привет»…

Разумом я понимал тщетность надежд. И осознавал: девушка, к которой я уже успел привязаться и даже начал испытывать чувства, навсегда ушла из моей жизни.

Вариант, что меня попытались обмануть, я отмел сразу. Ева — взрослый человек, и сама принимает решения. Всегда можно позвонить, встретиться и объясниться, раз этого не сделала, значит, не пожелала, предпочла всё доверить предкам, чтобы лишний раз не встречаться. Не захотела, не смогла, послушала родителей, — какая теперь разница? Важно, что теперь её нет в моей жизни, и с этим надо смириться. Но светлая тоска по несбывшейся любви, продолжала терзать душу…

Внутренний будильник сработал безупречно. Я проснулся в одно мгновение, будто махом вынырнул из серой глубины сонного забытья, открыл глаза, уже отдохнувший и бодрый. Привстал на локтях, бросил взгляд на настольные электронные часы — семь пятнадцать утра.

Быстренько принял душ, соорудил себе завтрак: растопил на сковороде кусок сливочного масла, подрумянил на нём парочку кусочков вчерашнего батона, положил сверху на них дольки помидоров, ломтики сыра и несколько кругляшей, купленной на рынке домашней колбасы. Бросил в турку пару ложек молотого кофе, поставил на огонь, дождался, когда вверх полезет шипящая темно-коричневая пузырящаяся пенка, налил в чашку, добавил сливок. И минуты четыре, наслаждался густым ароматом и вкусом натурального крепкого кофе.

В восемь десять меня уже ждала черная «чайка» с Иваном за рулем и Артемом на заднем сиденье. Когда уже подходил к машине, услышал за спиной, «молодой человек, подождите, пожалуйста», и обернулся.

Ко мне подходила толстая смуглая тетка-цыганка в цветастом платке лет сорока. Бородавка над верхней губой с тремя воинственно встопорщившимися черными волосками, придавала ей особенный восточный колорит. За руку тетка тащила кудрявого и чумазого пятилетнего малыша с живыми наглыми глазенками.

— Что нужно? — сразу спросил я, краем глаза наблюдая, как приветливые лица охранников сменяются подозрительным взглядами.

— Дорогой, помоги женщине, а? — жалобно заканючила цыганка. — Одна осталась с ребенком без мужа. Денег нет, а кормить его надо.

— Бог поможет, — равнодушно ответил я. — Попробуй работать, а не попрошайничать. Тогда и деньги появятся.