Мистер Фермер. Ветра великих перемен! (СИ) - "Focsker" - Страница 25

Так же, благодаря стараниям (скорее хорошему настроению) Эсфеи, новая общага, как и все предыдущие, была застеклена, и из окон её на улицу вырывался мягкий, приятный свет комнатных лучин.

Когда после работы возвращался домой, застал Зелёную жабку и ещё двух хищных девиц в грустной, завистливой позе. Стоя на морозе с пустыми вёдрами, они, оперевшись на колодец, с тоской в голосе беседовали о чём-то своём. Женщины глядели на общежития, на полуголые, мерцающие в окнах силуэту травоядных, при этом лишь изредка с грустью косясь на предоставленный им, личный шатёр. Подходить к ним, отвлекать от разговоров не стал. Помахав при встрече, получил почтенный кивок и пристальный взгляд провожающих меня до самого порога глаз. Я говорил Пом о подготовке дома для её сородичей, то есть девушки всё знали, и потому, быть может, взгляд их источал вовсе не зависть… а нечто другое? Я не экстрасенс и знать этого не мог. А если бы знал, то, в первую очередь, уделил бы своё внимание кое-чему другому — пустым вёдрам. Последние несколько дней всё шло слишком хорошо, я только и успевал дни считать, и поговорка «Баба с пустым ведром — не к добру», всплыла в моём мозгу тогда, когда громыхнуло.

Примерно в четыре часа утра, когда жители моего поселения мирно спали, и ничто не предвещало беды, раздался мощный взрыв. Огненный гриб, примерно с мой дом высотой, вырвался откуда-то из-за стены, примерно с той стороны где жила Эсфея. Всё поселение было поднято по тревоге, предполагая самое страшное, очередное совместное нападение хищников и рыкунов в кротчайшие сроки мобилизовалось всё население включая способных бегать и подносить боеприпасы детей. Травоядные ждали прихода хищников. Я же боялся чего-то более страшного, неизвестного, а именно появления какой-то потусторонней твари, чей приход предрекала Эсфея. Сжимая в руках арбалет, боясь проспать начала атаки, успеваю добежать до стены, занять позицию рядом с Пом, Зелёной, Бобом и Семечко, парившей над нами с воинственным видом и крохотной веточкой в руках(наверное её собственное копьё). Пламя у леса постепенно стихало, как я и предполагал, горел именно храм, а битва, на которую я так торопился уже была окончена.

Под светом луны, держа в воздухе в подвешенном состоянии десяток корчащихся от боли ещё живых существ в белых маскировочных костюмах, у врат стояла Эсфея. По её золотым, оплавившимся от злобы глазам, по гари и копоти на лице и изодранной божественной тунике, понимал, что на кое-кого опять напали. И произошло это естественно из-за меня.

— Что случилось, кто они? — Едва я спросил это с врат, как деревянный храм богини, тот самый, который она так старательно последние три дня обустраивала, украшала и облагораживала, с треском развалился, превратившись в груду почерневших углей. Обычно, в постройках сделанных мною нечему гореть, но в этом случае выгорело всё, полностью.

Голова одного из зависших в воздухе пленников, прикрытая белой маской, столкнулась с вратами, затем ещё раз и ещё, я думал, Эсфея пытается убить существо, и хотел было ту прервать, но вдруг из рукава пленника выпадает припрятанный кинжал. Словно обезумившей зверь, богиня, косясь на свой уничтоженный храм, едва сдерживаясь, держа своих жертв за глотки невидимыми руками, громко требует.

— Матвей, открывай ворота, иначе, я их кишками все стены раскрашу!

Глава 12

Филлер

Горячий, обжигающий ноги песок, находя неприкрытые одеждой и плащами щели, царапая кожу, лез в сапоги, уши, глаза и рот. Свирепые, штормовые ветра, пришедшие с далёкого востока, принесли с собой одну из самых жутких песчаных бурь, на памяти молодого Тэо. Долгие века он нёс службу на стенах города-оазиса. Пил лучшие вина, трахал лучших женщин, и, казалось, под управлением Королевы Матери, так будет до скончания времён.

Порыв ветра перемешанного с песком срывает с верблюда часть солнцезащитного козырька, не убранного медлительными рабами. Держась за верёвку, двигаясь почти на ощупь, Тэо, как младший по роду, вынужден в бурю исправлять их оплошность. Многие рабы за прошлые недели пути погибли, многие сбежали, и рисковать последними из слуг, делавшими для них всю грязную работу, его командир Эглер не желал. Многое в жизни Тэо изменилось за последний месяц, и самым главным, не приятным и по-настоящему болезненным, стала гибель города, его родного и любимого Абу-Хайра.

Скверна, она уничтожила не только улицы, на которых жили низшие из существ, но и отравила еду, воду, напитки… Даже защищённые магией столетние вина, коими славился торговый город, были испорчены болезнью. Эссенция тёмного бога подчинила себе пустыню, смогла за месяц приступом взять город, который никто в его истории не брали силой, магией или хитростью. И всё из-за какой-то лысой, мелкой и больной небесной обезьяны.

Бог Кровавой Кузни, кующий боль и страдания, Кузнец пошутил над дроу. С небес своих проклятых скинул на них эту чуму. Он смеялся и смотрел, как благородные родители пожирают своих детей, как дети, спасаясь, убивают своих заражённых чумой родителей. Все благородные правила темных дроу, основывающиеся на возрасте и уважении к прожитым годам, были попраны, создаваемые веками блага цивилизации уничтожены, а сам древний народ, едва не сгинув, вновь вынужден искать себе новое пристанище.

Стягивая тряпичные остатки навеса, Тэо пытается успокоить напуганно подорвавшегося с колен верблюда. Личное животное воина нервничает, чувствует присутствие кого-то не доброго. Видимость в песчаной бури практически нулевая, но даже так умение ощущать жажду крови посторонних помогли воину, в последний момент, довернув корпус, он на прикрытый плащом адамантитовый панцирь принял метко брошенный из бури кинжал. Бросок оказался настолько слабым, настолько жалким, что воин едва почувствовал прикосновение стали к его плащу. Обнажив клинок и поправив прикрывающий рот шарф, дроу, сквозь боль лезущих в глаза, режущих зрачки песчинок вгляделся в бурю. Потенциальный убийца отдалялся, бежал прямо в эпицентр ненастья…

— Глупец, смерть от моего меча оказалась бы менее болезненной. — Понимая, что выжить в буре одному нереально, дроу прячет свой меч. Успокоив животное, проверив, что все ресурсы на месте, а после, палатку с рабами, один из которых по-видимому и сбежал, Тэо возвращается в шатёр Королевы Матери с докладом о произошедшем.

От личной гвардии Королевы, Золотых панцирей, никого не осталось. Очень многие почтенные дроу, считавшиеся элитой аристократических корней темного народа, погибли, защищая своих матерей, что сейчас, сидя на мягких, шелковых подушках, ухаживали за своей Королевой.

Когда войско страдало от жажды, они, используя крохи имеющихся ресурсов, омывали Матери ноги. Когда народ умирал от голода, они позволяли еде у неё на столе лежать и портиться. И Тэо был полностью согласен с правильностью действий своих последних живых братьев-дроу. В матриархальном строю тёмных и их поступках нет никакой ошибки. Лишь здоровая, сытая женщина может родить сильного мужчину, лишь Королева Мать и другие девы дроу могут не дать великому народу навсегда исчезнуть. Мужчины не могут рожать, а значит должны служить и защищать тех, без кого их жизнь и существование теряют всякий смысл. С этой мыслью был воспитан Тэо, а вместе с ним и все остатки уцелевших мужчин дроу.

— Госпожа, лисы-разведчики, последние уходившие из Абу-Хайра, докладывали о чёрном знамени Короля колдуна, поднятом над тёмной башней. Личь, он каким-то образом уцелел и вернулся. Это моя вина, тогда, пять веков назад, я думал, что убил его, но эта тварь… — Стоя на коленях перед обнажённой Королевой, сокрушался Эглер. Многое произошло за последние недели, из десятка казалось бы безнадёжных схваток, командир дроу выбирался живым, прокладывая своему народу путь к спасению. Однако, в деяниях его были и промахи. Возвращение Лича, почувствовавшего расцвет скверны в городе-оазисе, являлось одним из самых страшных промахов, так как теперь некогда прекрасный город превратится в Твердыню хаоса.