E-mail: белая@одинокая - Адамс Джессика - Страница 36

Ничего, если я размахнусь на несколько страниц? Счастливо. Техноботаник.

Пьер Дюбуа ответил через одну чашку чая, накрашенные заново глаза и взбитую подушку на диване (по сиднейскому времени}:

Кому: [email protected]

От кого: [email protected]

Тема: Откупорьте свою душу

Дорогая Техноботаник, чувствуйте себя свободно и пишите столько, сколько вам захочется. Ваш друг Пьер.

Это же просто смешно. Полное ощущение, будто я пишу Дэну, а не Пьеру.

Кому: [email protected]

От кого: [email protected]

Тема: Душа откупорена

Дорогой Пьер, спасибо за великодушное предложение. Как вам известно, я не могу говорить о Дэне с друзьями по следующим причинам:

1) им все это уже обрыдло, тем более что пришлось слушать еще и о Переходном Мужчине. Я выбилась из хронологической последовательности собственных романов, и мне уже пора прекратить бла-бла-бла на эту тему;

2) в сущности, это произошло так давно, что за это время моя школьная подруга (Хилари) стала лесбиянкой, и поэтому

3) я не могу с ней поговорить о том, как мужчина бросает женщину. И о том, как одна женщина хочет разрушить планы другой, — это же против правил «Женского кружка» (уверена, в Клиши тоже водится что-то подобное: они массируют друг другу ступни; слишком сдержанны, чтобы называть себя «сестрами по духу» — хотя бывает и такое, — и еще рисуют на стенках граффити со всякой женской символикой).

Словом, Пьер, для меня настоящий катаклизм — выворачивать душу перед человеком, которого я только-только встретила, да и то не во плоти. Но у меня такое чувство, будто я вас хорошо знаю. Во всяком случае, вы меня понимаете: (Ха! Рожица!)

Значит, так. Двадцать причин, по которым я хотела бы, чтобы Татуированную Адвокатиху повесили на дэновском галстуке, и плевать мне, к вашему сведению, на всех сестер по духу.

1) Она напяливает хлопчатобумажные шортики на юридические пикники, когда температура двадцать градусов и все остальные в шерстяных свитерах с оленями. А почему? Потому что у нее потрясающие ноги, и она бесится из-за того, что в суде их приходится закрывать.

2) Она гогочет над каждой дурацкой шуткой, если ее отмочило существо мужского пола — все равно какое, лишь бы с пенисом. Но если рядом оказываются остроумные женщины (к примеру, я; как вы уже заметили, я очень живая и общительная), лицо у нее становится похожим на кирпич.

3) Она звонит со своего мобильника на мобильник Дэна. Раньше он называл это онанизмом. А теперь не называет.

4) Меня ей представляли три (3) раза, и она никогда не удосуживалась ХОТЯ БЫ КИВНУТЬ или запомнить мое имя.

5) В газетах у нее на всех снимках вид примерно одинаковый: смеется, запрокинув голову, трясет огромными браслетами на запястьях и показывает татуировку. А вот чувства свои она не показывает, даже когда смеется. Наверное, потому, что:

6) у нее и нет никаких чувств — она же питается только сырым и здоровым кормом;

7) она обожает съесть за ланчем дольку апельсина;

8) ей никогда не хочется шоколада, и она не понимает, зачем он нужен женщинам в плохом настроении.

9) В общем, она святая.

10) Не то чтобы я придавала этому особое значение, но, надев на пикник свои шортики, она минут на пятнадцать дольше, чем нужно, стоит, задрав задницу кверху, и разыскивает в сумке свою бутылку минералки, которой

11) она, по ее собственному утверждению, выпивает по два литра в день, но только если это

12) «Эвиан» (французская, Пьер), и это несмотря на то, что

13) она часами трезвонит о ядерных испытаниях, в чем

14) она специалист, поскольку

15) выполняет особую работу для Гринписа, о чем

16) как ни странно, весь свет уже, кажется, знает, несмотря на ее

17) «скромность» и «сдержанность» по этому поводу — как выражается Дэниэл Хоукер, который, видимо, считает, что

18) она святая (повторяюсь) и это дает ей право на

19) небритые подмышки, чего

20) я себе никогда не позволяю ни на минуту. Как видите, Пьер, я так и не перешагнула через это. А ведь у меня был план, только он очень напоминал неудачную серию «Династии». В общем, я чувствую себя как Джоан Коллинз. Что мне теперь делать?

Рассказать вам, что я воображаю в самом худшем случае? Сценарий такой: Джоди и Диди привозят своих «Влюбленных женщин» на Сиднейский кинофестиваль, и Дэн с Эрикой приходят туда вместе. Она опять в хлопчатобумажных шортах, а я пришла сама по себе; и вот они сидят прямо передо мной, обнявшись, слушают, как я пять минут разглагольствую о свадьбах, и умирают со смеху.

Кажется, я еще не рассказывала вам об этой истории со свадьбами. Извините, ПД. Я была на просмотре Джодиного фильма и совершенно по-дурацки брякнула, что мне свадьбы нравятся. В их фильме венчания ассоциируются с гробами, покойниками, кремацией, гниением и смертью. Представляете? В общем, Джоди и Диди заставили меня говорить об этом перед камерой, и меня не покидает ужасное предчувствие, что Джоди использует мои слова. В сущности, она их наверняка использует, потому что я единственная гетеросексуалка, которую она смогла как следует разговорить в своем фильме.

Что мне еще вам сказать? Удивляюсь, что вы дочитали до этого места. Но в любом случае спасибо. Надеюсь, еще встретимся. Техноботаник (может, в 2020 году откроем свое инкогнито. Ха).

Как только я отключилась от Сети, зазвонил телефон. Какое-то совершенно безумное мгновение мне казалось, что это он, Пьер. Потом до меня дошло, что кто-то целую вечность пытался до меня дозвониться.

— Каждый раз, только я набираю номер, — какой-то странный звук!

Мама.

— Извини, это Сеть.

— Это что?

— Интернет, — пояснила я.

— Ах, Интернет…

Я так и знала, что мама немедленно сменит тему, — именно это она и сделала. Я замечала такое за людьми, которые в течение своей жизни получили слишком много информации. В их мозги загрузили столько всего: кубинский кризис, Мерилин Монро, «Битлз», высадка на Луну, противозачаточные таблетки. И для новой информации просто не осталось места. Думаю, мою маму еще в 1977 году добил Джонни Роттен.[14] Он был последней каплей. Последний бит, который поместился в ее голову. Последний пустячок в виде панк-рока, и — щелк — мамин мозг закрылся.

Кое-что, разумеется, туда просачивается. Этот чертов Ральф Файнс, например. Но никаких Джанни Версачи, девятидюймовых ногтей и всего тому подобного. Не то чтобы я сама обо всем таком думала, но…

— В общем, я по поводу фильма. Фильма твоей подруги, Джоди.

— Да?

— Она звонила мне, — сообщила мама, — сказала, что им нужен голос сильной женщины в возрасте.

— Только голос?

— Н-нет.

— Я запрещаю! — вырвалось у меня.

— Но почему? Джоди просто в отчаянии, Виктория, иначе она бы не стала мне звонить.

— Я убью ее.

— Что в этом плохого? Джоди сказала, что ты тоже участвуешь.

— Мама, поверь мне, — произнесла я раздраженно, — этот фильм не для тебя.

— Ну и что же это за фильм в таком случае?

— Скажем так: Ширли Маклейн там не снялась бы.

— О-о.

Конец разговора. Я-то знала, что Ширли Маклейн сработает.

— Это совсем другой тип фильмов. Не в твоем вкусе.

— А-а.

Я почти готова была сказать ей про Хилари и Натали — очень пришлось бы к слову. И тогда можно было не сомневаться, что безумная идея Джоди вовлечь в свой фильм мою мамочку так и не претворится в жизнь. Но я решила все-таки не перегружать маму новостями. Сами понимаете.

Глава двадцать вторая

Может, потому, что был вечер пятницы, но только одиночество казалось еще невыносимее, чем обычно. Я слышала, как на улице гогочут какие-то молодые девчонки. Одна из них хихикала: «Норман! Нет! Нет! Норман!..» — и ясно было, что она от души веселится со своим Норманом. По телевизору смотреть было нечего. Хелена Четтл бормотала, что пригласит меня как-нибудь на обед, но явно не сегодня. Архитекторша Кэрри, которая была еще и подругой Дэна, таинственным образом исчезла из моей жизни, а ведь она нередко оказывалась очень кстати по пятницам. И даже «Грозовой перевал», энергичная музыка и орешки кешью меня бы сейчас не спасли. Вечер пятницы. Мне тридцать. Я жива. Так почему же я одна?