И.О. Древнего Зла, или мой иномирный отпуск (СИ) - Чернышова Алиса - Страница 78

Когда с проблемой самочувствия я более-менее разобралась, на повестке дня встали другие вопросы. И я отправилась гулять по снам, решив начать с основного развлечения текущей ночи.

…

…

Император был стар.

Он обучался магии однажды, но не достиг в ней достаточных успехов для того, чтобы претендовать более чем на пару сотен лет. Никакие многочисленные эликсиры и вливания сил не могли гарантировать ему большего.

За это я в принципе люблю магию: в этой силе, в отличие от власти, существует хотя бы жалкое подобие справедливости… В определённой её форме.

..Император состарился, и дни его, с моим влиянием или без него, в любом случае были сочтены. Он и сам это знал, если присмотреться и разобраться; не признавал вслух, но и не желал принимать это знание, позволяя ему точить себя изнутри.

Войдя во Дворец его сновидений, сложно было не заметить этого тлетворного влияния страха перед неминуемой смертью, что дышала ему в затылок.

Оттуда же брало свои корни подсознательное желание утащить за собой так много людей, как только возможно.

Собственно, если заглянуть глубже, вся эта история с “давайте разрешим принцам призывать так много демонов, как они захотят, и отдадим трон тому, кто убьёт Тёмного Властелина” тоже имела именно такую природу. Все подобные истории прорастают из одинаковых корней, они узнаваемы с первых нот.

Нет, разумеется, если бы вы спросили самого Императора, он сказал бы, что это тут ни при чём. Он отыскал бы тысячи причин и разумных доводов, оправдывающих его поступки. Но вот незадача: его подсознание было честнее сознания, а действия говорили громче слов. Он уже нёсся по этому пути, пройдя точку невозврата, и не мог повернуть обратно.

Во сне Императора дворец был мрачен и величественен, полон жизни, но и лишён её. Небрежно шагая в тени крытого павильона, я наблюдала за болезненно-натужным весельем пира, что снился императору. Наложницы с одинаковыми лицами, придворные с идентичными оскалами, густое, как кровь, вино, и несмолкающий шёпаот моих пауков на фоне.

“Они все хотят обмануть тебя.”

“Они все хотят сбросить тебя в яму.”

“Они все тебе лгут.”

“Они смеются над тобой, пока ты не слышишь”

“Они ждут, когда ты умрёшь”

Шёпот и злорадный смех эхом гуляли по коридорам.

Император кричал:

— Казнить их! — и кровь текла на землю роскошных садов, и головы катились по газону — и шептали, и смеялись, а наложницы, не обращая ни на что внимания, сорвали платья и принялись извиваться в траве, обнажая звериные пасти…

До чего же похожи у них сны.

Сколько таких вот королей встречала я на своём пути? И сколько времени должно пройти, чтобы лица их не сливались у меня в одно, то самое, на которое я впервые смотрела, стоя среди толпы прочих невест?..

Я холодно улыбнулась.

Получать удовольствие, мучая живого, представляя на его месте того, кто давно умер — слабость и классический путь к саморазрушению. Люди бесконечно мстят обидчикам, давно мёртвым или ушедшим, и тем самым загоняют самих себя в тупик, не видя вокруг ничего, кроме бесконечных отражений прошлого…

У меня ушло много лет, чтобы научиться держать этот порыв в узде, замечать его и осознавать. Но в глубине души я всё же радовалась, что этот император именно таков.

Это всё упрощало.

Я выступила из тени павильона, скользя среди всей этой фантасмагории навстречу сновидцу, чьё лицо дрогнуло, пошло рябью, но всё же не стало лицом моего старого знакомого.

Маленькая личная победа.

Я, с другой стороны, преобразилась, обретая лицо, которое он сам для меня вообразил. Это не что-то новое: духи, которые приходят в сны, безлики, и только сам сновидец дарует им облик в соответствии со своими слабостями и страхами, воспоминаниями и надеждами.

Я позволила его сознанию и представлениям смешаться с моим сценарием. И, вполне неожиданно, вдруг стала юной девушкой, почти девочкой, с доброй улыбкой, болезненно-хрупким телом и большими серьёзными глазами.

— Братик, — сказала я-она, позволяя всем звукам утихнуть, а искажённым порождениям больного сознания — замереть, — всё хорошо, я здесь. Теперь всё в порядке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

С любопытством и нотой горечи я пронаблюдала, как волны проходят по лицу старого императора, обнажая беззащитный, доверчивый и полный тепла взгляд.

Я и не хотела бы знать, но это был вопрос уважения к нему — и, что важнее, собственного развития. Потому я заглянула в его сознание и посмотрела, как он играет с этой девочкой, своей сводной сестрой, во внутренних садах дворца. Она была его единственным другом — и единственным светом в мрачной, полной интриг и насилия атмосфере этого насквозь пропитанного ядом, жестокостью и страхом места.

Когда начался очередной виток борьбы за власть, мать этой девочки была обвинена в измене императору. Едва ли обвинение было справедливым, но как знать; так или иначе, принцесса и её мать были подвергнуты сначала пыткам, а потом казни на глазах у прочих членов семьи. Этот император тоже был там, тоже смотрел.

Именно это зрелище стало для него поворотным этапом во многих смыслах. В том числе, именно потому его гарем был самым многолюдным (и отличался самыми жестокими публичными наказаниями) за последние несколько поколений…

Я покачала головой.

Почему все эти истории так похожи одна на другую?..

Хотя, риторический вопрос.

— Братик, — сказала я мягко, — всё хорошо. Я знаю, что ты очень устал. Может, этот бал пора прекратить? Музыка становится слишком громкой, и давно стемнело. Думаю, тебе стоит отдохнуть.

Он опустил веки, тяжёлые, будто сви нец.

— Я… очень устал… милая, я…

— Всё хорошо, — сказала я тихо, положив ладонь ему на щёку. — Всё хорошо, пора спать.

Он счастливо улыбнулся и прикрыл глаза.

Где-то там, далеко от царства снов, тело императора перестало дышать.

Я постояла, глядя, как медленно растворяются вокруг тени наложниц, и лужи крови, и золото роскошных украшений… А после устало вздохнула.

Они всегда, всегда одинаковые. Раньше мне казалось, что это отвратительное зрелище, потом — что жалкое… Но теперь я выросла достаточно, чтобы осознавать, насколько это грустно.

Устало улыбнувшись, я отвернулась от разлетающегося на осколки сновидения и поспешила дальше.

Моя рабочая ночь только начиналась.

36

Второй принц был пьян.

Мой паучок, сидящий на его плече, делал свою работу, и, чем больше принц пил, тем громче становился шёпот моего паучка в его сознании. Это было полезно со многих сторон.

Именно второй принц был тем, кого я впервые увидела, когда пришла в этот мир, тем, кто приказал тогда заключить монструозного мастера Лина в темницу.

С тех пор утекло немало крови, но я свято верю, что некоторые круги должны замкнуться. Потому…

— Добрый вечер, о сын солнца, — я с лёгкой улыбкой шагнула из тени, заставив беднягу подавиться вином. Паучьи шелка стелились за мной, прозрачные и обманчиво-лёгкие, как облака. — Рада увидеть тебя снова.

Высочество выронил бокал и явно собрался заорать, но я перетекла вперёд, осторожно коснувшись пальцем его губ.

— О нет, я бы не стала, — сказала я мягко. — В конечном итоге, твои доблестные стражи уже пропустили меня сюда. Неужели думаешь, что есть смысл звать их? Правда?

Что же, императрёнку хватило ума (и чувства самосохранения) не орать.

Я одобрительно кивнула, убрала палец и устроилась напротив него.

— Помнишь ли ты меня, о сын солнца?

Он сглотнул и медленно кивнул.

— Ты… тот не-демон, которого этот шарлатан Дио вызвал тогда по ошибке. Или?..

Он застыл и крупно вздрогнул, когда я позволила себе слегка расползтись и потянуться, небрежно ощупывая щупальцами тьмы всё вокруг.

Он очень забавно побледнел, надо отдать ему должное.

— Как мастер Дио справедливо тогда сказал, разные бывают демоны. Я знаю, вы собирались призвать какого-то огромного боевого монстра… Но в наших делах, знаете, не размер решает всё.