Добыча хищника (СИ) - Ромова Елена Александровна - Страница 8

– Любая основа поведения – мышление! – настаивал Севастьянов. – Мы не знаем, как они мыслят! Вы говорите о реакциях и поведении? Я же ни могу не видеть, что тело этого существа – субстанция, подчиняющаяся законам физики, но не биологии! Его поведение – лишь калька с поведения людей!

– Информации слишком мало, чтобы делать выводы, – вмешался Крылов. – До этих пор мы старались уничтожить объект.

– Тем сложнее нам будет сейчас приручить его, – вымолвил Галоян. – Представьте, что вы провели в плену два месяца, на протяжении которых вас беспрестанно пытали? Захотите ли вы договориться или просто сделаете вид?

– Вы считаете, мы не пробовали? – нахмурился Севастьянов. – Еще раз, услышьте меня, это не люди! Они не испытывают привязанностей, их социальные роли нам не ясны. За все пять лет, что они находятся на нашей планете, мы встречали только мужские особи, если они, вообще, имеют пол.

– Но они разумны, – заметил Суханов, опуская на стол локти и поддаваясь вперед: – И я уверен, они социальны. Просто мы на данном этапе не умеем с ними общаться. Мы старались истребить их прежде, чем изучить.

– Их общение сводится к тому, что они нас убивают, – Крылов устало откинулся на спинку стула и принялся раскачиваться: – Если это их общение – увольте.

– Вы никак не хотите понять, что их общение происходит в совершенно иной форме. Они считывают и воспринимают наши эмоции… Почему бы не научиться давать им правильный посыл?

– Посыл? – скептически фыркнул Севастьянов.

– Дозировать каждую эмоцию.

– Попробуйте продозировать ваш дофамин или адреналин, – буркнул Севастьянов. – С таким подходом мы обречены. Вы хотите остановить мои исследования, занимаясь пустыми разговорами? Прошу вас – дерзайте, я умываю руки.

Суров, который наблюдал за этим балаганом молча, неожиданно бросил:

– Мне плевать, что вы будете делать, если это даст результат. Отсюда никто не уйдет, гарантирую. Вы все сейчас в одной лодке, и эта лодка, черт возьми, сбилась с курса. Вы тут все охрененно умные, я же не должен напоминать вам, что за территорией базы гибнут люди? Найдите для начала общий язык и сумейте договориться друг с другом. Я ясно выразился?

Этот Суров и тот, что обнимал меня, пока я рыдала у него на груди – два разных человека. Первого я боюсь, ей-богу.

И, тем не менее, все как-то успокоились.

– Элеонора, – Суханов вдруг обратился ко мне, и в комнате стало так тихо, что я услышала, как скукоживается от страха мое сердце. – То, что вы должны сделать, потребует от вас железного самоконтроля. Это существо будет чувствовать вас: страхи, тревогу, ненависть. Есть ли хоть одно обстоятельство, которое может вам помешать быть беспристрастной?

Я взглянула на Сурова.

У меня миллион таких обстоятельств.

В его глазах я нашла понимание – вот так просто. Он знал, как тяжело мне далась потеря.

– Вам придется постараться понять это существо, – мягко продолжил Суханов. – А он должен услышать вас. На том уровне, где вы и сами себя не знаете. Это тонкая материя наших чувств. Иногда нам, людям, сложно их контролировать.

К сожалению, я всегда была слишком эмоциональна. Ангелина подошла бы лучше, будь она жива.

Смогу ли я говорить с убийцей, не испытывая презрения, злости и ярости? Кого я пытаюсь обмануть…

– Она справится, – слова Сурова ударили меня прямо в сердце, и оно снова забилось. – Я в ней уверен.

Я даже сейчас с трудом себя контролирую, а он уверен. Мне хочется вновь уткнуться лбом в его грудь – я так устала… Опустила руку под стол, засунула в карман, нащупывая четки. С ними мне будет чуточку легче.

Кажется, беседа утекла в иное русло – всплыла тема о перестройке ловушки.

Я подняла голову, поймав на себе пристальный взгляд Давида. Карандаш, который он держал в руке плотно упирался грифелем в блокнотный лист – Галоян о чем-то напряженно думал.

– Нельзя договориться с тем, кто тебя истязает, – сказал он вдруг, все еще глядя на меня. – Для начала пленника нужно покормить.

– Этот питомец не ест «Вискас», – хмыкнул на это Крылов. – Кроме того, не лишним будет узнать, способен ли он умереть от голода.

– Он не питается так, как вы думаете, – страшно помрачнел Севастьянов. – Его не удовлетворит донорская кровь.

– Надо подумать, как его накормить, – мерзкая усмешка возникла на губах Давида лишь на долю секунды: – И снизить воздействие света, чтобы оно не приносило ему страдания…

– Может еще освободить его вздумаете? – не выдержал Крылов.

Артем Воробей, который сидел до того молча, мрачно хмыкнул:

– И в задницу поцеловать.

Суров резко поднялся, отодвигая стул с чудовищным скрежетом.

– Через час у меня должен быть план действий, – проговорил он, окидывая присутствующих не очень дружелюбным взглядом: – Эля, – и взгляд этот вдруг замер на мне: – Ко мне в кабинет.

Он прошел мимо, и мне оставалось лишь последовать за ним.

Солдаты, встречающиеся нам по пути, моментально убирались с дороги, потому что вид у Сурова был крайне сердитый.

Когда мы оказались в его кабинете, он бросил на меня быстрый взгляд, будто убеждаясь, что я единственная, кто его не боится. Впрочем, у меня для него плохие новости – боюсь. Очень.

– Кофе хочешь?

– А? – это он мне? – Д-да…

– У нас есть час, пока они там грызут друг друга. Не против, если я покурю? – и он снова глядит. Осторожно так, будто опасаясь спугнуть.

Теперь я боюсь его иначе – он слишком настойчив.

Я ненавижу запах сигарет, но разве я могу ему запретить?

– Ладно…

– С молоком?

– А? – ну, давай, Эля, не тупи… – Да… хорошо бы.

Он курит и готовит нам кофе, а я сижу на подлокотнике дивана, уперев ладони в колени, и не знаю, что было бы уместно сейчас.

У него здесь электрический чайник, холодильник… и запас печенек из сухпайка. Сейчас он, вроде, даже человек, а не подполковник Суров.

– Товарищ-подполковник…

Его взгляд – такой вопрошающий и насмешливый – вынуждает меня сбавить громкость и промямлить:

– … разрешите обратиться…

– Что, Эля?

– Мне с сахаром.

На его губах мелькает усмешка.

Он прищуривает глаза, потому что дым от его сигареты вьется вверх, к потолку.

Я не хочу даже думать, что этот человек красивый. У него широкие плечи, безупречная линия губ, пронзительные светлые глаза.

– На Василевской вторжение, – он сказал это, передавая мне чашку. – Он ищет тебя.

Я не сразу смогла осознать услышанное. Реальность врезалась в меня, точно стрела.

– Ты должна об этом знать, – Суров намеренно поймал мой взгляд: – Я буду готов, не волнуйся. В госпитале знали, где ты. Если он получил эту информацию, то будет здесь уже сегодня.

Руки дрожали так, что я едва не расплескала кофе.

– Инна Владимировна?.. – мой голос сипел.

– Неизвестно.

– Я…

– Ты, вообще, здесь не при чем, – он затушил сигарету и сел напротив меня на корточки. – Он тебя не получит, не бойся. Если и есть в этом мире самое безопасное место – оно здесь.

Именно из-за меня они погибли.

И именно из-за меня могут погибнуть и остальные. Включая самого Сурова.

– Отставить плакать, ладно? – его губы изогнулись в мягкой улыбке.

– Стараюсь.

Он вдруг протянул руку и коснулся моей щеки, убрал большим пальцем слезинку, дрожавшую на ресницах.

– Я сделаю все, чтобы обеспечить безопасность базы. Это моя работа. А ты должна постараться сделать то, что в твоих силах, Эля, чтобы спасти нас всех.

Он был намного старше – я не должна думать о том, что его прикосновения очень приятные… я не должна думать о том, что мне нравится быть рядом.

Я отхлебнула кофе, показывая, что успокоилась, и Суров взял свою кружку и задумчиво глянул на стол, где лежали какие-то записи:

– Суханов и Галоян – фанатики, Эля. Не доверяй им. Последний мне не нравится.

Я изумленно округлила глаза.

– Они ученые, готовые променять родную мать на свои исследования, – сделал он глоток. – Этот ублюдок для них высшее существо. Просто будь осторожна и держи меня в курсе.