Добыча хищника (СИ) - Ромова Елена Александровна - Страница 15

– В доме есть аптечка? – злость прозвучала в каждом слове, но Суров, похоже, отнесся к этому с пониманием.

Уверена, он слишком устал, чтобы юлить или вовсе жалеть мои чувства. Да и зачем? Я не больше, чем очередная жертва этого гребанного Апокалипсиса. Когда-нибудь слова «Эля умерла» он скажет и про меня. Хотя, если быть честной, Суров и так скрасил правду, ведь Сергей не просто умер, он был убит.

Пока я тащила Константина к дому, ощущая вес его тела, запах его одеколона и легкую горечь пота, я впервые подумала о том, что этот холодный день – последний день моей жизни.

– Кто из них, ты запомнила? – мы ввалились в прихожую, подрагивая от холода.

– Нет.

Смешно, но я не могла сказать, кто именно поставил метку смерти на мое лицо.

Большой холл с панорамными окнами был совмещен с кухней, здесь же был камин, кочерга и поленья.

Я помогла Сурову сесть на диван, и припав на локоть, Константин тут же измазал обивку кровью.

– В верхнем ящике кухонных шкафов бинты и медикаменты… и обезболивающее… – подсказал он.

Ложный стыд был отброшен, когда я принялась стягивать с мужчины одежду. Взгляд лишь зацепился за татуировку у него на плече: морда медведя.

– Я… я не знаю, что тут делать, – в ужасе простонала я, оглядев раны.

– Промой, залей перекисью и залепи пластырем.

– Нет такого пластыря... тут серьезно все…

На спине, под лопаткой повреждение было особенно сильным. Кровь все еще сочилась, выпачкав даже джинсы.

– Зашивать умеешь? – этот вопрос заставил меня похолодеть.

– Нет.

– Что «нет»?

– Я не смогу.

– Смоги.

Ну и…

– Сначала камин разожги. Холодно.

Ну, блин.

Когда огонь разгорелся, я вскипятила воды и обработала раны. Нужно отдать Константину должное, он даже не пискнул. Лишь дыхание задерживал, а затем шипел: «Скоро уже?»

Скоро.

Каких-то полчаса провозилась.

А затем судорожно отмывала руки от крови, чувствуя страшную панику и беззвучно рыдая, запершись в ванной. Нет, я не такая сильная, как Ангелина. Она бы не стала тратить время на слезы.

«Дура ты, Элька, – подумалось мне, – дура».

– Помоги надеть рубашку, – встретил меня зареванную Суров, демонстрируя прекрасный торс.

Похоже, я и влюбиться в него смогу.

В доме были комплекты чистых вещей. В основном, военное обмундирование. Но сейчас я натягивала на Сурова белую хлопковую рубашку, обнаруженную на втором этаже, только потому что он не мог поднять руку.

– Почему вы не эвакуировались вместе со всеми?

– Потому что обещал тебе, что ты не достанешься никому из них.

Я вскинула взгляд и тут же опустила – мы стояли слишком близко.

До чего же неловко заниматься вполне обыденными вещами – застегиванием пуговиц.

– Вы не обязаны… тем более, у меня теперь метка.

Я на нее еще не смотрела. Даже стоя в ванной и умываясь слезами, я не рискнула заглянуть в зеркало.

– Нужно спуститься в подвал. Там оставались запасы еды, – уклонился от ответа Суров.

Под запасами еды он понимал консервы. А еще несколько бутылок белого полусладкого вина, которые он взял с полки.

– Ты когда-нибудь была на свидании, Эля?

– Где? – меня прошибла огненная стрела.

– На свидании?

– Я… э… нет.

Константин бросил на меня смущающий взгляд:

– Это лучше исправить…

«… пока есть время», – хотелось закончить мне.

– Ладно, – судорожный вдох.

– Тогда уж давай на «ты».

Я и в мыслях не могла к нему так обратиться. Хотя… как быстро все сместилось с «товарища-подполковника» до почти трепетного «ты». Произошло бы это, если бы за мной не гонялась смерть?

Глава 12

Этот день – мой последний день – должен был быть особенным.

Так я думала, по крайней мере.

Пока мы с Константином беседовали, разогревая еду, а затем искали свечи (ведь какое свидание без свечей?) все было прекрасно. Жизнь стоила того, чтобы ее жить.

Я с тихой печалью думала о том, что скоро наступит вечер, а затем и ночь.

За окном вдруг полетели крошечные белые снежинки, и мне стало радостно.

Так хорошо радоваться простым вещам. Например, тому, что тепло из камина приятно согревает ноги, или тому, что в кладовой нашелся сыр или тихому смеху Константина.

Еще слишком рано для елки, но мне так жаль, что я не смогу встретить Новый год в кругу семьи и нарядить ель вместе с родными.

Мне жаль, что я больше не увижу рассвет. Не поем шоколад… или не буду приплясывать в одном белье, напевая в расческу какую-нибудь песню. Мне жаль, что в моей жизни не будет лета и запаха весны. Больше никогда не будет и прежней Эли.

Конечно, я знала, что с приходом ночи меня настигнет отчаяние.

Наверно, я даже потеряю лицо от страха.

Но это случится позже, а сейчас…

Мы с Константином танцуем – это тоже часть свидания. Мы смеемся. Сидим на полу у панорамного окна и пьем кофе с молоком, потому что оно напоминает шоколад. Мы обсуждаем книги, фильмы и искусство – так положено, кажется.

И только потом у нас хватает духу вспомнить произошедшее на базе.

– Ты была одна, когда я тебя нашел, – произнес Суров. – Ловушка была пуста. Эвакуация команды отняла у меня слишком много времени. Я должен был обеспечить безопасность этих людей.

– Проект ведь не будет закрыт?

– Нет. Уже есть несколько прототипов новых ловушек. Теперь нужно поработать над безопасностью извне. Чужак, который пришел за тобой, смог пройти сквозь защиту слишком быстро.

Если подумать, я махровая эгоистка, потому что Константин очень слаб. Он закинулся порцией обезболивающих, но меня не проведешь. И тем не менее, я благодарна ему за то, что он пытался наполнить этот день особым смыслом.

Когда он совершенно выбился из сил, я заставила его лечь под плед у камина.

–…темнеет сейчас рано, – произнес он, пытаясь справится с ознобом.

Я взглянула в окно – снег перестал, хмурое небо низко нависло над землей.

– Я сделаю это еще раз, если понадобиться, – его голос был так тих, что я долго вглядывалась в его лицо.

– Сделаете что?

– Ты знаешь, что.

Конечно, я знала – он мог помочь мне уйти. Без боли и страха. Но я не имею права соглашаться.

Константин закрывает глаза и проваливается в тяжелый, горячий сон.

Я знаю, это последний раз, когда я его вижу.

Прикасаюсь губами к его щеке – прощай.

***

Отъезжая от дома, я включила музыку на полную громкость.

Скинув шапку на соседнее сидение, я растрепала белокурые волосы.

У меня не было ни телефона, ни запасов еды. Я знала, что моя дорога только в одну сторону. В бесконечность.

Осенний вечер покрыл все сумраком – не разобрать дороги.

Водить я научилась в резервации. Этому всех учили, потому что, встретив чужака, нужно действовать правильно – бежать! Курсы оказания первой помощи – это тоже необходимость в условиях выживания, поэтому люди, попавшие в резервацию, учились и этому.

До Москвы, наверно, не больше трех часов пути.

Где-то рядом, возможно, есть еще человеческие убежища. Мне стоит держаться от них подальше, чтобы не навлечь беду. Я и так была причиной смерти многих людей… включая Сергея.

За пять лет Москва превратилась в город-призрак. Нет она не заросла джунглями и не превратилась в руины, но иной раз в заброшенных домах можно было встретить одичавших собак и не менее одичавших людей. Я слышала, некоторые из них выдвигали идеи уничтожить женщин, дабы чужаки вернулись восвояси ни с чем, и сравнивали это с сожжением Москвы при оккупации французами. Иными словами, они призывали отрубить себе одну руку, чтобы сохранить другую. Я бы предложила рубить сразу голову. Нет и не может быть цивилизации, уничтожающей женщин ради выживания трусов и убийц.

Может быть, пленный чужак был отчасти прав, говоря, что мы позабыли о своей ценности? Мы веками вели войны, бесчувственно смотрели на то, как под взрывами и бомбежками умирали дети, мы потеряли то человеческое, что и делало нас людьми. То, что ценно даже для чужаков – наши чувства.