Амурский Путь (СИ) - Кленин Василий - Страница 52

— Нет, — ослабевшим голосом ответил беглец из будущего. — Мы не из свиты Спафария.

— А кто ж вы такие, черти вас разбери? — приказной Ловцов совсем по-новому начал оглядывать своих спасителей. Эти лица с глазами раскосыми у каждого второго, эти странные доспехи да пищали с железными жалами (черноруссы спешно убирали штыки на пояс, но, конечно, эту вундервафлю из местных приметили многие).

«Ну, вот он — момент истины» — Дурной глубоко вдохнул и начал свой тщательно продуманный рассказ. Про русских людей на далекой реке Амур. Про злых богдойцев, которые их вечно притесняли, про воеводу Пашкова, который подвел всех под удар, после чего почти всех русских на Амуре перебили. Но оставшиеся соединились с местными народами, выстояли — и вот идут с дарами к царю-батюшке. Через всю Сибирь! Чтобы принял и приголубил…

Гаврило Ловцов слушал старательно сочиненную на такой случай сказку, сначала выпучив глаза от удивления, потом хмурясь и пожевывая вислый ус.

«Ох, тяжело бы мне пришлось объясняться с такой историей! — догадался Дурной по глазам приказного. — Весьма тяжело… если бы мы только что не спасли их задрипанный Селенгинский острог».

— У меня есть полная роспись даров, что мы везем государю, — продолжил вкрадчиво Большак. — Нижайше прошу тебя, Гаврило, составь свою такую же и заверь, чтобы она при мне была.

Новая информация разгладила морщины на нахмуренном лбу.

— Ясак — то дело хорошее! — загудел он. — Что уж: волоките — а я прийму.

— То не ясак, а дары, — настойчиво поправил приказного Большак. — Мы их сами на Москву свезем. Чтобы в ножки Государю бухнуться и заботы его искать.

— А на кой тогда я вам? — расстроился Ловцов. Шанс заполучить лишний ясак и выслужиться — пропал.

— Ты — государев человек. Я же — никто. Твоя роспись будет иметь вес в других городах. Я же знаю, как у нас бывает…

— Ну, разве… — Гаврило не мог прямо сказать «нет» своим спасителям. — Погодь! А ежели твоя роспись не сойдется с тем, что у вас в тюках лежит?

— Ты можешь всё пересчитать, — улыбнулся Дурной. — Более того, я сам прошу тебя об этом. Сколько насчитаешь — столько в роспись и отпиши.

Приказной сдался. Надо же! Даже взятку не пришлось давать.

Глава 52

Вечером, после чарки кислого кумыса, Гаврило Ловцов заглянул, наконец, в роспись — и у него глаза на лоб полезли.

— Злато? Сколько⁈ Шелка… — он всё тише и тише шевелил губами, двигаясь от строчки к строчке.

Приказной Селенгинского острога плохо умел скрывать мысли. И эти мысли совсем не нравились Большаку.

«Прирежет. Как пить дать, прирежет — и всё наше богатство заберет» — рука невольно плавно опустилась на рукоять драконова меча.

Ловцов победил искушение. На следующий день даже вышел на двор острога — пересчитывать невероятное богатство, которое везли эти странные люди. Тут ему опять поплохело; но тюки с дарами день и ночь охраняли вооруженные черноруссы, так что, глядя на них, победить свои слабости стало не в пример легче. Приказной составил свою роспись — идентичную оригиналу — и пририсовал свою личную помету. А потом добавил:

— Я еще скаску отпишу. Мол, как вас узрел, что вы мне рекли.

«Разумно» — кивнул Дурной и согласился. А потом задумался, что дальше делать.

— Кудой⁈ — замахал руками Гаврило Ловцов, поняв, что гости хотят идти дальше. — Река не сегодня-завтра станет. Инда в любую ночь вас льдами скует!

Дурной закусил губу. Можно, конечно, рискнуть — по Селенге до Байкала верст 300 всего. Но это на дощаниках можно. Их же плоты выглядели жалко, риск оказаться в ледяной воде или застрять во льдах был более чем стопроцентный.

— Оставайтесь! — страстно убеждал Большака Гаврило, которому пригодилась бы такая боевая единица. — По весне сладите дощаники и поплывете. При доброй погоде милостью Божией и море Байкальское одолеете.

Нет! Дурной, буквально, отшатнулся от радушного предложения приказного. За целых два месяца они прошли всего-ничего; а теперь просто застрянут на месте на полгода⁈ Нет. Он не готов столько ждать.

— А зимой Байкал ваш замерзает хоть?

— Мерзнет, — кивнул Гаврило. — К макухе зимы лед крепок становится. Токма у истока Ангары никогда льда не бывает. Колдовское место.

«Значит, зимой и тронемся» — вздохнул Дурной. На пару оставшихся месяцев приказной Селенгинского острога милостиво дал гостям харч и крышу над головой, конечно, в обмен на дозорную службу. Время потратили с пользой. Ладили сани (в бою с монголами удалось захватить 18 лошадок; маловато, но сани и люди смогут тащить), охотились и спешно шили зимнюю одёжу. Конечно, Большак велел таковой запастись еще дома… но не все оценили сложность предстоящего пути. К тому же, здесь зимой стоят совсем другие морозы, нежели на Амуре. Особенно тяжко обстояло дело с обувью: и сапоги-то имелись не у всех.

Выступили в середине декабря. Дорога была легкая, но каждая ночевка — сущий ад. Уже на третий день у Дурнова возникло желание повернуть назад. Лишь спокойное упорство остальных дало ему сил продолжить путь. За месяц дошли до Байкала. Там наткнулись на бурятское становище, пообщались мирно. Два дня, как могли, отогревались, а затем ступили на байкальский лед. Это оказалась далеко не такая ровная дорога, как по реке; приходилось постоянно лавировать между торосов.

Дурной велел сделать интервал между каждой телегой — не меньше десяти шагов. У всех наготове были веревки… Но обошлось. Слава богу, буряты подсказали путникам запастись дровами — иначе на ночевках посреди замерзшего моря все бы окочурились.

Гигантскую промоину увидели издалека — значит, добрались до истока Ангары. Удивительно, но несмотря на лютый холод, здесь вода и впрямь не замерзала! И сама река текла свободно, лишь по ее берегам намерзли льдины. «Делегация» выбралась на сушу, устроила огромные жаркие костры по кругу и за ночь спалила в них весь окрестный лес. Немного отогревшись, караван двинулся вдоль берега.

Верст через семь-восемь стало видно: зима все-таки победила — Ангару сковал лед. По нему идти стало и легче, и веселей. Ангара оказалась довольно густо заселенной. Несколько раз на пути чернорусской «делегации» попадались становища. У местных было лишь два типа реакции: они либо убегали, либо сами пытались напасть на добычу. «Добыча» давала залп — и незадачливые грабители понимали, что правильнее было бежать. Так, за три дневных перехода, добрались до Иркутска. И там чуть снова не пришлось стрелять. Ибо в остроге более сотни странно выглядящих бойцов при пищалях несомненно приняли за угрозу.

Караван еще шел, когда с воротной башни пальнула пушка — предупреждала. Дурной велел задержаться, дождался парламентеров, как мог, объяснил, кто они такие. Парламентеры почесали репы и сказали: «Ща доложим». Потом приехали чины повыше, снова дивились. Большак перед ними уже селенгинскими грамотами тряс, но иркутские головы не знали, что решить.

— Ну, пустите погреться, Христа ради! — взвыл уже беглец из будущего. — Два месяца в тепле не бывали!

Наконец, ворота раскрылись, и караван въехал в Иркутск — уже более-менее настоящий городок. Хотя, здесь тоже сидел не воевода, а приказной. Сын боярский Петр Самойлов поднял «в ружье» всё местное служилое казачество. Пригласил Большака к себе, долго изучал бумаги, после расспрашивал. Вроде бы, поверил. Дурной убедил его также провести свой учет «даров» и составить опись и скаску. Теперь сверялись по описи Ловцова, так как оригинал ничего не стоил, ибо кто они такие — эти черноруссы!

Три дня делегаты Черной Руси отогревались, парились в банях, наедали, восполняя сожженные в пути калории, а потом Дурной начал собирать свой отряд в новую дорогу — уже на Енисей.

— Ты чего удумал⁈ — ужаснулся Самойлов. — Зимой, пешим ходом? Там, почитай, 1700 верст будя!

— Как 1700? — беглец из будущего запоздало понял, что привычно меряет Сибирь Транссибом, где от Иркутска до Красноярска было где-то с тысячу километров. Но ныне-то ему в Енисейский острог надо, да и реки прямо не ходят.