Агитбригада 2 (СИ) - Фонд А. - Страница 20

Я отрицательно покачал головой.

— Ясно, — сказал я, но поневоле мой голос дрогнул, — с вами всё ясно. Прощайте!

— И на хорошую характеристику даже не надейтесь! — зло пообещал мне Форбрихер.

Я уже хотел его напоследок послать на три весёлых буквы, как вдруг звякнул колокольчик, дверь открылась и в аптеку вошел… Фаулер.

Увидев меня, он аж замер от неожиданности.

— Добрый день! Какие люди! — чуть не кланяясь, радушно разулыбался в его сторону Форбрихер, — Вам как всегда?

— Здравствуйте, да, как всегда и ещё зубной эликсир, пожалуйста. Мятный, — кивнул Фаулер аптекарю и повернулся ко мне, — Геннадий, я же правильно понимаю, вы здесь работаете?

— Не совсем. Я учусь в трудовой школе имени 5-го Декабря, так как я круглый сирота. А здесь прохожу практическое обучение дополнительной профессии «помощник лаборанта», — поправил я Фаулера, а потом и себя заодно, — точнее проходил.

— Уже закончили обучение?

— Нет, просто… — начал я, но был перебит Форбрихером, который торопливо сообщил Фаулеру наполненным невыразимого счастья голосом:

— Геннадий, демонстрирует просто поразительные успехи в аналитической химии! Просто поразительные для его возраста. Я собираюсь писать характеристику в трудовую школу, где укажу заведующему, что Геннадию нужно обязательно поступать на провизора…

— Но вы же… — округлил удивлённые глаза я (и сделал это демонстративно), но аптекарь опять не дал мне сказать ни слова:

— У нас здесь сейчас была небольшая воспитательная работа, — чуть зарумянился Форбрихер, — вы же знаете, товарищ Фаулер, мальчики…

— О, да! — кивнул Фаулер и внимательно взглянул на меня, — хотя вспомните, и мы в юности такими же были…

— О да, — отзеркалил Форбрихер, — и шалости наши не всегда были столь невинны. Но тогда нас было можно сечь розгами. Сейчас, к сожалению, эту, безусловно крайне полезную практику, отменили… а жаль…

— Жаль… иногда я думаю, что только благодаря розгам из нас что-то путное вышло… нынешняя молодежь уже не такая… — и себе кивнул Фулер и, спохватившись, повернулся ко мне, — да, Геннадий, нужно, чтобы вы сегодня после уроков сразу же зашли по известному вам адресу. Есть одно дело и без вашей помощи никак…

— Но у меня же сегодня латынь… — начал было я, но Фаулер торопливо сказал:

— Профессор Маркони рад будет поработать с вами в любое удобное для вас время. Да хоть бы и завтра утром.

— Я не могу завтра утром, — нахмурился я, — я в аптеке…

— Геннадий! — торжественно заявил Форбрихер, — ради такого дела, я могу вас отпускать. Или же перенести практику на другой день. Как сегодня.

— Спасибо, — поблагодарил я и повернулся к Фаулеру. — тогда предупредите профессора, что я буду завтра.

— А зачем вам латынь, Геннадий? — не удержался от любопытства Форбрихер.

— В институт хочу поступать, — скромно сказал я, — на агронома. Всегда мечтал быть мелиоратором.

Надо было видеть их отвисшие челюсти.

А вот Моня, гад, ржал.

Вечером я сразу после аптечных дел отправился прямиком по старому адресу к Фаулеру. По дороге я купил и на ходу съел пирожок, поэтому был не голодным, полным сил и легко шел, весело насвистывая. Юный организм Генки даже после тяжелой работы не уставал. Да и разница между вторым десятком и пятым ощутима. Я легко перепрыгнул лужу. Просто потому, что мог. И нигде ни в спине не хрустнуло. Ничего. Красота!

Единственное что немного огорчало, так это ворчание Мони. Всю дорогу он мне выговаривал:

— Почему ты перенес уроки с этим профессором? Для тебя что главное — научиться переводить латынь или быть на побегушках у этого Фаулера?

— Это разное, — ответил я.

— Ну как это разное⁈ Как разное! — возмутился Моня. — ты тратишь время на всякую ерунду и всё больше увязаешь во всем этом!

— Моня, не нуди, — огрызнулся я.

— Вот вспомни, когда мы с тобой в последний раз были в казино? А я скажу — сто лет тому назад! А в кафешантане? — не унимался Моня, — через неделю уедешь в этими в глушь, будем месяц на запуганных крестьян смотреть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Мы там можем сходить на сельские танцы, — хихикнул я.

— Какие там танцы! — вскипел Моня, — Два притопа, три прихлопа? Ты уверен, что все твои эти Маруси знают фокстрот? И умеют чечетку бить? Кстати, Генка! Тебе нужна нормальная подружка…

— У меня есть, — сказал я.

— Да не эта корова Изабелла. А нормальная! — возразил Моня. — Желательно, чтобы она была чечёточница… У меня когда-то была чечёточница. Знаешь, какие у них ноги… Нет, Гена, ты не знаешь. Ты зря проживаешь свою жизнь и не знаешь самого главного в этой жизни — какие у чечёточниц ноги…

— Моня, ну не нуди… — вздохнул я, хотя Монино предложение мне пришлось по душе. Генкины гормоны фонтанировали и я готов был ночами напролёт дружить с чечёточницами, с фокстротницами и просто с красивыми девушками…

Фаулер встретил меня неожиданно радушно.

Предложив присесть в мягкое кресло, он озабоченно сказал:

— У нас сеансы проходят часто…

— Но вы же вроде говорили, что два раза в месяц, — напомнил я.

— Нет, я сейчас говорю про обычные сеансы, — покачал головой Фаулер, — там, как правило, и медиумы слабые, и духов они взывают ненадолго, или вообще не вызывают. Но вот последнее время у нас начало твориться что-то странное. На последнем сеансе наш медиум не смогла справиться с духом. Слабым безобидным духом. Он вселился в неё…

— Одержимость? — вытаращился я.

— Отказывайся и быстро пошли отсюда! — забеспокоился Моня. — Чую, пахнет жареным!

— Официальная церковь называет это так, — вздохнул Фаулер.

— И что вы от меня хотите? — напрягся я, чувствуя нехороший холодок по спине.

— Нет, Геннадий, не хотим ничего, — ещё печальнее вздохнул Фаулер, — я могу лишь только просить вас взглянуть на девушку. Понимаете, мы уже всё перепробовали. Ничего не помогает. Она буйная и содержится в желтом доме. И с каждым разом ей становится всё хуже.

— Ну предположим, я взгляну на неё, — раздраженно сказал я (прямо бесит, что он начал давить на совесть), — предположим, даже определю, что в неё вселился какой-то дух. А дальше что?

— Ну, во-первых, мы будем точно знать — это дух или что-то другое, — начал перечислять Фаулер, — во-вторых, можно попробовать заговорить с духом и убедить его покинуть тело девушки.

— Не смей соглашаться! — вскричал Моня, — это подстава! А что если тот дух покинет эту бабу и вселится в тебя? Что мы с Енохом тогда делать будем⁈

Я был абсолютно согласен с Моней. Но вот так категорично отказывать было неудобно. Поэтому я дипломатично сказал:

— А протокол того сеанса есть?

— Конечно, мы очень аккуратно и обстоятельно ведем все записи, — кивнул Фаулер.

— И даже если сеанс провалился и духа вызвать не вышло?

— Конечно! Это обязательно. Иначе как мы сможем анализировать и узнавать о своих ошибках?

— Хм, а у них тут все серьёзно, — похвалил Моня, но опять начал нудеть, — Генка! Пошли отсюда! Мне это не нравится! Ну пошли-и-и…

— А можно взглянуть на протокол? — спросил Фаулера.

— Конечно. Подождите одну минуту.

Он встал и вышел из комнаты. И тут же за меня опять взялся Моня. Уцепился в меня, как клещ:

— Генка! Ты делаешь большую ошибку! Ты потом очень пожалеешь! Не влезай во всё это!

И в таком духе долго, пока аж Фаулер не вернулся с папкой.

— Вот, пожалуйста, — протянул он папку мне.

Я пролистал странички.

— Меня интересуют списки приглашенных.

— А зачем? — спросил Фаулер.

— Не знаю, — задумчиво ответил я и углубился в чтение. — Итак, Иванов, Замятин, Окунев, Кравчинский, Шейнин, Рославец, Авдотьина… Авдотьина?

Я поднял голову на Фаулера?

— Там была Авдотьина?

— Ну да, — пожал плечами он, — довольно экзальтированная девица, но мотает её туда-сюда основательно. То она профсоюзами увлекается, то фокстрот танцует, то на спиритичские сеансы ходит. Но так-то слабенькая девочка, если вы понимаете, о чем я.