Я, колдунья и полосатый кот (СИ) - Волков Игорь Владимирович - Страница 16

— Тикайте! — Радмила убрала руку от головы. — Я задержу их!

Агриппина в нерешительности остановилась.

— Шевелись, дурёха! Я за вами следом!

Всё ещё колеблясь, колдунья пропустила перед собой Василия, затем сама прыгнула в ковыль. Перед глазами у меня закрутилось, запрыгало, засверкало. Я плюхнулся на задницу, вновь оказавшись на лугу. Внутри портала Радмила безуспешно пыталась установить связь с брошенными колдуньями ромбоидами. Хотела увеличить силы. Ход разумный, но не своевременный. Я понимал, что ей не спастись. Впрочем, она тоже.

Справа кто-то протяжно завыл. Василий. Познакомился со своим новым обликом. Не знал, что коты воют. Хотя Солнцеликий и не обычный котофей. Особенный.

Глаза Агриппины увлажнились, в уголках набухали слёзы. Не понимая, как это произошло, я очутился внутри одной из них, скатился по щеке колдуньи, ударился о метёлку ковыля... И пришёл в себя в том же садике, где сидел в начале путешествия в минувшее.

***

Мы помолчали. Я поднялся, разминая затёкшее тело. Неудивительно. Уже смеркалось. Целый день у меня ушёл на трип по воспоминаниям. Толком света белого не вижу последнее время. То с Васяном нахлещусь, то передачи познавательные из головы травницы смотрю. А ведь летом-то человек должен побольше на солнце находиться, витамин D впитывать!

— Каково? — поинтересовался кот, пододвинув ко мне лапой замотанный в сукно горшок. — Подкрепись чутка, Агриппинушка каши наварила.

Я задумался. Сначала ответить, а потом пожрать, или наоборот? Есть хотелось дико. Пожалуй, подождёт Василий, не обломается. В горшке оказалась ещё тёплая гречка, обильно сдобренная маслом и посыпанная свежим лучком. С детства её не любил, а тут не заметил, как смолотил всё, соскрёб со стенок прилипшие остатки, облизал ложку и расплылся в сытой улыбке. Хорошо!

— Каково? — повторил кот.

— Чуть штаны не обмочил, — признался я. — Лютый у вас замес был, повезло, что спаслись.

— Не все... — печально констатировала Агриппина.

— Радмила дала вам время. По-другому бы не вышло.

— Знаю. Токмо корить себя не перестаю. Што скажешь, Юра, готов судьбу попытать? Аще моё мнение надобно, то супротив я. Васька же на рожон лезет, хорохорится, лапы протянуть желает.

— Не желаю! — огрызнулся Василий. — Выбора нет. Али Юрца мрак поработит, али шуты в коронах до зерна доберутся. Куда не кинь, везде клин. Как там молодяжнек наш баял? Тлен и безысходность.

Прикидывая, что им ответить, я бросил взгляд за околицу на пролесок. Туман-то сегодня рано. Неспроста, ох, неспроста. Травница повернула голову, вскочила...

— Сиди! — прикрикнул я. — Разберусь!

Почему-то прыгнул вперед и, ещё не коснувшись земли, начал расти. Вышло само собой. Похоже, натренировался. Пронёсся вперёд, перемахнул через забор. Те же пятеро просителей. Подобострастно смотрят, нервно теребят полы дымчатой одежды, переминаются с ноги на ногу.

— Что?

Мой вопрос эхом раскатился по опушке.

— Беда, господин, беда! Элара приказала готовиться к сражению. Всем. Даже нам. Ослушавшихся грозится предать вечным мукам!

Я не знал, в силах ли она или просто запугивает наивных простофиль. В любом случае, вопрос поставлен ребром, нужно его решать.

— Сколько тех, кто против войны?

— Двадцать душ, господин.

Моё тёмное тело шумно вздохнуло. Получилось громко и угрожающе. Тени вздрогнули, втянув полупрозрачные головы в такие же плечи.

— Зовите всех! — я повелительно взмахнул рукой. Или лапой?

Из-за деревьев показались остальные. Нервные, зашуганные. Неудивительно, что рвутся под мою защиту. Я хоть большой да страшный, но не пытаюсь их кошмарить. Давно поняв, как поступить, я не знал, стоит ли толкнуть речь или же молча сделать то, что от меня требуется. Нашёлся компромисс.

— Наделяю вас жизнью, дети мои! — протрубил я, вскрывая когтями вены на руках.

Брызнула кровь. Точнее, она словно дымилась, поднимаясь облачками из ран. Отдельные капельки собирались в шарики, как будто в невесомости. Я протянул теням руки. Дважды предлагать не пришлось. Они принялись лакать кровь. Молча. Без суеты и драк. По очереди. Те, кто ждал, иногда ловили ртом пролетавшие мимо капли, но никто ни разу никого не отпихнул.

За околицей вскрикнули. Агриппина! Любопытно стало, или переживает за доброго молодца?

— Да я вас сейчас...

Переживает. Несмотря на то, что у меня было совсем другое тело, я ощутил тепло.

— Этих не тронь! — приказал, не поворачиваясь. — Они за нас. Следи, чтоб из леса другие не полезли. Тех хоть на куски разбери, слова поперёк не молвлю.

Блин, опять меня заносит со словечками деревенскими. Скоро нормальную речь напрочь забуду!

Тени менялись, обретая плоть. Не так, как рыжая стерва, не пятнами. Мягко, равномерно, потихоньку. Все уже насытились, поэтому я принялся озираться в поисках того, чем замотать разрезы. Пошатнулся. В голове зашумело резко, сразу, без подготовки. Глаза перестали видеть. Хвост подкосился, и я в который раз вырубился.

Глава 12

Меня окружали терпкие запахи трав и шёпот. Голос то звучал разборчиво, то стихал. Долетали обрывки странных рифмованных фраз. Заговор травница моя читает? Неужто ей лечить меня приходится? Что ж я развалиной такой стал? Подумаешь, стаканом крови поделился с неимущим населением. Вставать надо! Некогда разлёживаться, пока злодеи в призрачных коронах к битве готовятся.

Я попытался открыть глаза и дёрнулся, казалось, всем телом. Да не тут-то было. Тьма сгустилась. Шёпот Агриппины отдалился, зато откуда-то из глубины послышался другой:

— А хочеш-ш-шь ли ты вновь стать слабым и смертным, муж? Та сила, что к тебе приш-ш-шла, может остаться навсегда! Станешь сильнее во сто крат! Никто не посмеет супротив тебя пойти, ш-ш-ш...

Голос шипел змеёй, тёк из темноты, обволакивая, свивая вокруг меня удавьи кольца. И начало казаться, что я всегда хотел могущества и власти, недоступной человеку. Воспоминания детства и юности превратились в колоду карт, развернувшуюся веером перед взором. Невидимая рука начала тасовать их, заменяя светлые тёплые воспоминания на обидные, тёмные, несчастливые.

Безысходность охватила меня всего. Стало пусто и тоскливо. Так сильно захотелось наполнить пустоту чем-то ярким, сильным, перебившим бы тоску. Власть! Мощь! Пусть все меня боятся! Пусть падут ниц!

Стоп! Чего это я поддаюсь? Сейчас меня злая сила хочет перетянуть на свою сторону. Соблазняет чепухой разной. А я и уши развесил. Жизнь у меня нормальная была. Не особо счастливая, но без всего этого тлена. А теперь, когда Агриппину встретил и Василия — кота с сюрпризом, имею шанс стать чертовски счастливым. Нешто я упущу его?!

— Отвали, хтонь! — я не сказал это голосом, подумал. Но хтонь услышала.

Удавьи кольца дёрнулись, сдавив сильнее, и ослабли. Вокруг что-то колыхнулось и исчезло, уступив место обычной темноте и шёпоту колдуньи. Лишь издалека долетело:

— Я вернус-с-сь! Тебе не победить! Слишком много человечес-с-ского...

— Течёт берёзовица с дерева да коло леса, течёт молоко от муконьки да в кадку, а кровь течёт в молодяжнике этом да здравия ему прибавляет, — голос стал чётким, сильнее запахло травами.

Я открыл глаза, узрел избу, утренний свет из окошка и травницу, склонившуюся надо мной. Почувствовал, что запястья чешутся. Поднял руки, чтобы одновременно почесать обе, но Агриппина схватила меня за предплечья. Улыбнулась радостно. Поэтому строгий наказ, который она тут же изрекла, особо меня не огорчил.

— Не егошись, пока катанками не отметелила! Кровь он раздает свою направо да налево!

— Так надо было, Агриппинушка. А вот руки чешутся нестерпимо!

— Терпи! Не можно чесать — заживают. Вот, выпей отвару травяного, сил прибавит.

Я приподнялся на локте, взял чарку, исходящую паром и одуряющим запахом. Мужественно вылакал горький отвар, сумев не скривиться. Оглядел хорому. Что-то Васьки не видать.