Лана из Змейгорода (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 38

Тела Велибора так и не нашли.

— Я не верю, что он погиб, — пыталась убедить себя и подруг Дождирада.

Сестра воеводы несла бремя целительницы наравне с остальными женщинами. Но при этом лишь сиротливо смахивала слезы, наблюдая, как Гордея хлопочет у постели медленно приходившего в себя Медведко, а Радмила и Златомила по очереди дежурят возле Боеслава и Боемысла. Лана, как могла, ее утешала, но Дождирада чаще искала общества такой же осиротевшей и еще более бесприютной Дждьросы. Дочь Хозяйки медных гор скорбь держала при себе, но только временами замирала, точно превращалась в любимый ее матушкой малахит.

— Он не мог просто так умереть! Я знаю, он жив. Я видела его во сне, — продолжала Дождирада, когда они с сестрами вновь поднялись в небо, пытаясь очистительными дождями хотя бы немного смыть отравлявшую долину скверну, которая, смешавшись с землей, застывала, точно вязкая, вонючая смола.

Лана смотрела на взрытое тысячами ног и сотнями заклинаний поле, на остатки обгорелого, мертвого леса, на запруженную камнями Свиярь, чьи воды, русалки и кудесники использовали, чтобы очистить долину. Потом переводила взор на воронку, вспоминая жуткий и великий миг, когда воевода, встретив грудью ледяное копье, своей гибелью посрамил демона, приблизив момент его поражения. В самом деле, Велибора никто не видел среди погибших. Но это вовсе не значило, что он смог как-то уцелеть.

— Ты думаешь, демон забрал его в плен? — спросила у подруги Даждьроса, пытаясь создать водяное зеркало.

Поверхность не подчинялась, шла рябью и показывала лишь Кощеевых данников и немертвых, которых беспощадно преследовали и истребляли воины Змейгорода. Лана застыдилась своей радости, когда в небе несколько раз мелькнула золотая чешуя Яромира. Ящер выглядел еще более потрепанным и измотанным, нежели в день битвы. На блестящей чешуе виднелись пятна застывшей грязи и крови, кончики крыльев болтались кровавой бахромой. Но боль от ран и горечь потери, сжигавшая ящера хуже желчи, придавали ему решимости и гнали вперед в стремлении дойти до самых Ледяных островов.

— Тебе незачем себя корить, — заметив ее смущение, вымученно улыбнулась Дождирада. — Это же очень хорошо, что у Змейгорода еще остались такие защитники, как Яромир, и это дает надежду на продолжение жизни.

— Но не такой же ценой! — вздохнула Лана, вспоминая павших.

Безжалостная смерть забрала в битве лучших из лучших, и еще немало храбрецов полегло во время преследования. Отступая, понимая, что пощады ему не будет, враг жалил ох как больно.

— Цена не имеет значения. Смысл несет только жизнь! — словами Велибора отозвалась Даждьроса.

Она снова сотворила зеркало, и на этот раз оно все-таки показало воеводу. Скованный по рукам и ногам, израненный и истерзанный, он висел на стене в каком-то мрачном подземелье, построенном словно из самой тьмы. Жуткие порождения Нави, затянув чем-то черным и зловонным страшную рану на груди, не позволяя воеводе умереть или хотя бы лишиться чувств, продолжали его терзать. А на его страдания с удовлетворением смотрели вновь принявший человеческий облик ледяной демон и Кощей.

— Велибор! Братик мой! — не сумела сдержать крика Дождирада, подавшись вперед.

Хозяин Нави, словно услышав ее, обернулся и с удовлетворенной улыбкой поманил русалок к себе.

Дождирада едва не шагнула сквозь водяную преграду. Лане удалось кое-как ее удержать. Зеркало рассыпалось каплями, бедная Даждьроса, не в силах больше возводить преграду, упала без чувств, а Дождирада залилась горькими слезами.

— Не стоит верить снам и пытаться достичь таких далей, где стираются грани между добром и злом, — увещевал девушек Мудрейший, пришедший на зов Ланы, обеспокоенной состоянием подруг.

После встречи с Кощеем Даждьроса сутки пролежала без памяти, а потом какое-то время хворала, не имея сил не то, чтобы подняться в небо, но ухаживать за ранеными, кое-как перебирая травы или подготавливая повязки. Дождирада вроде бы не выглядела больной. Она наоборот трудилась с утра до поздней ночи, всю себя отдавая работе. Только походила на цветок с надломленным стеблем, который все еще прекрасен, но из которого уже ушла жизнь. Да и двигалась, точно сомнамбула или поднятое заклинателем умертвие. Словно частичка ее осталась там в темном мраке Нави, где, если верить вещему зеркалу, томился Велибор.

— Братик мой! Бедненький! — замерев со снадобьем посреди лечебницы, временами всхлипывала Дождирада. — Я должна тебя вытащить, должна спасти!

— Ну что ты говоришь, глупая! — пыталась увещевать ее Веда. — Путь на Ледяные острова страшен и тернист. Конечно, в Навь попасть совсем нетрудно. Только выхода оттуда нет.

— И что же делать? — полными слез глазами смотрела на целительницу Дождирада. — Оставить его там на глумление Кощеевым слугам?

— Откуда ты знаешь, что брат твой действительно там? — вслед за Ведой пыталась увещевать бедную девушку Лана. — Навь коварна и посылает видения и сны, способные даже бессмертных смутить и сбить с толку.

— Ты не понимаешь! — качая совсем растрепавшейся белокурой головой, возражала Дождирада. — О том, что брат жив и нуждается во мне, подсказывает сердце.

Лане оставалось только почти силком накормить ее и отправить отдыхать, пока не упала от изнеможения, потом вернуться в комнату к медленно приходящей в себя Даждьросе.

— Думаешь, с такими ранами, как та, которую нанес демон, и вправду можно выжить? — поделилась она с подругой сомнениями, понимая, что бередит и ее душу, но не в состоянии ничего с собой поделать.

— Кощей — могущественный чародей, да и этот неназываемый тоже, а магии крови подвластно и исцеление, которым пользуются темные чародеи, когда хотят привлечь себе сторонников, — напомнила Даждьроса. — Я могу сомневаться насчет снов, — продолжила она, не без труда приподнимаясь на постели. — Но мое водяное зеркало показывает ту же картину, какую я видела в вещем каменном оке моей матушки.

— Но ведь Дождирада не сможет его спасти! — ужаснувшись и подумав о Яромире, о судьбе которого сестра категорически отказалась рассказывать, почти взмолилась Лана.

— Ей самой сейчас требуется помощь и куда больше, чем многим из тех, чьи тела поразило оружие врага, согласилась сестра.

— Может быть, стоит позвать Горыныча? — спросила Лана. — Он должен хотя бы узнать, что случилось с братом.

— Горыныч слишком горяч, но попробовать можно, — согласилась Даждьроса. Только сейчас я даже каплю росы призвать не могу. Чувствую себя, точно бессильная смертная. Как они без магии живут?

Лане ничего не оставалось делать, как приглядывать за подругой и сестрой, занимаясь ранеными и помогая кудесникам и простым горожанам возвращать городу и долине облик хотя бы отдаленно похожий на прежний. Место, где стояла усадьба Змеедара, несколько раз опахали, окурили отгоняющими скверну травами и засыпали солью в назидание всем, кто надумает с Навью стакнуться. Землю, где пожинал свою кровавую требу демон, когда отгорел костер, заполнила стоялая вода, и на берегу этого бездонного озера, за которым в оба глаза приглядывали кудесники, не рос даже очерет.

Смертные избегали этого места, неустанно трудясь на пепелищах, оставшихся от некогда добротных домов и мастерских, расчищая зараженные скверной поля и раздумывая, сгодятся ли выжженные участки леса для новых пашен. Русалки, занятые в лечебнице и пытающиеся исцелить луга и леса, к заклятому озеру тоже не летали.

И только вечерами, незадолго до того, как закроют ворота, или на рассвете там видели одинокую хрупкую фигурку белокурой русалки, глядевшей на затянутую черной пленкой безжизненную поверхность озера, словно в ожидании чего-то. А после заката, если не требовалась помощь в лечебнице, Дождирада сидела на верстаке в погасшей навсегда кузнице Велибора. Когда же пришедшие с ужином Лана или Даждьроса пытались увещеваниями уложить несчастную спать, Дождирада пускалась в слезы:

— Не могу я! Каждую ночь вижу, как они его мучают. На нем уже целого куска кожи не осталось, кости не переломанной, а им все мало. Он недавно бежать пытался. Они его изловили, долго били, а потом жилы на ногах подрезали. Не могу я больше так. Хоть на Ледяные острова отправляйся!