Лана из Змейгорода (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 12

Подоспел Яромир, хотел подхватить на руки, перенести на лавку или домой. Велибор из последних сил его оттолкнул.

— Тебя только, окаянного, не хватало, — прохрипел он, кое-как, опираясь на руки сестры и Даждьросы с Ланой, добравшись до лавки. — Ни помощь твоя не нужна, ни сам ты не нужен! Из-за тебя я брата лишился!

Глава 10. Красная горка

Велибор прохворал всю зиму, страдая не только из-за открывшихся ран. Лана, которая вместе с Даждьросой снова помогала его выхаживать, видела, что паче всех телесных немочей ящера гнетет утрата. Отторгнув и отвергнув Горыныча, которого любил не меньше сестрицы Дождирады, он словно отрубил себе правую руку, и теперь метался в бреду, страдая от фантомной боли. При этом речи о том, чтобы вернуть брата или хотя бы подать ему весть и узнать, где он нашел приют, при Велиборе даже заводить не стоило.

— Что же это за времена настали? Брат ополчается на брата! — кряхтел, точно пожилой смертный, испытанный воин Боривой, заходивший проведать Велибора. — С кем будем Кощея бить, коли под стены Змейгорода пожалует?

— Али у нас бойцов, окромя Горыныча, нет, — только еще больше томился от досады раненый ящер. — Взять хотя бы сына боярина Змеедара.

Землемысл и вправду достаточно быстро оправился от ран. Вот только своего обидчика он в городе уже не увидел. Боеслав и Боемысл, зашедшие утром после той злополучной ночи проведать Яромира, застали только одинокого домового, плачущего возле погасшей печи. Ящер наказал его ждать, но пояснил, что вернется нескоро, поскольку ушел с Горынычем. Лане дозорные, стоявшие в карауле и выпускавшие двоих добровольных изгнанников, тоже передали его слова:

«А что мне тут оставаться? Я никому в Змейгороде не мил. Была одна зазнобушка, так она меня теперь видеть не желает».

— А может быть, это к лучшему, что Яромир с Горынычем ушел? — пыталась утешить Дождираду с Ланой Даждьроса. — Вместе они точно не пропадут.

Дочь Хозяйки Медных гор чувствовала себя чуть ли не виноватой из-за того, что ее возлюбленный остался в Змейгороде. Разве что, удрученный ранами и потерей, на нее внимания по-прежнему не обращал.

Лана за изгнанников почти и не переживала. Это смертные действительно боялись этой суровой кары, поскольку за околицей им чаще всего грозила гибель. Хотя и они, случалось, приспосабливались к жизни в лесу, добывая себе пропитание охотой, или добирались до других поселений и находили пристанище там. Что касалось ящеров, то, кроме Кощеевых слуг, они врагов не имели и могли не только прокормиться, но и за себя постоять.

Да что там говорить, даже хрупкие русалки, принимая честь и обязанности Хранительниц, уходили в леса, возводили терема на берегах вверенных в их попечение рек. Жили тем, что в благодарность приносили лестные духи и обитатели угодий. Лана и сама мечтала о такой жизни, только не ведала, как отделаться от постылого сватовства Кощея.

О Яромире она старалась не думать. Вот только мысли сами возвращались к мятежному ящеру, у которого из-за его прихотей все шло не так, но по которому болело сердце. Неужели она больше никогда не увидит рыжей копны волос, неужто душу не растревожит дерзкий взгляд синих глаз, к губам не прикоснутся требовательные и горячие уста? О чем-то похожем, но уже в отношении любимого непутевого братца горевала и Дождирада.

— Неужели ж Горыныч даже весточки в Змейгород не пришлет? — делилась она, с подругами, когда Велибор ее не слышал. — Ведь мы же с ним тогда толком и не попрощались. А Яромир вообще тайком ото всех, считай, ушел.

— Только бы Кощеевы слуги до них обоих не добрались! — вздыхала Лана, слышавшая рассказы о том, каким страшным пыткам подвергают на Ледяных островах тех ящеров, которые добровольно не хотят переходить на службу, приняв черную магию смерти и вытравив на оружие проклятые руны Нави.

— Злые супостаты и до стен Змейгорода могут дойти, — напоминала Даждьроса.

Втайне от Велибора она создала из капель подвластной ей росы для подруг зеркало, спрашивая о судьбе изгнанников. Матушка-водица долго не хотела подчиняться, то шла рябью, а то и вовсе рассыпалась каплями, обдавая влагой всех трех русалок. Наконец зеркало показало поросшие редколесьем обрывистые утесы, нависшие над берегом реки, и обширную пещеру, ставшую домом для двоих ящеров.

— Да это же Сорочьи горы! — узнав знакомые с детства места, расположенные в нижнем течении великой Вологи, удивилась Лана.

— Далеко наши добры молодцы забрались от Змейгорода, — не без труда удерживая изображение на поверхности, покачала рыжеволосой головой Даждьроса.

— Так это и от земель Кощеевых данников далеко, — с облегчением выдохнула Дождирада. — Почти что на краю пустыни. Где они себе там пропитание-то найдут?

— В степи тоже дичь разнообразная водится, — успокаивала подругу Лана, которой доводилось летать над теми краями, посылая вместе с матушкой нечастые, но обильные дожди. — Да и смертные там уже давно поселились. Городов они, правда, не строят, кочуют за своими стадами. Тем и живут.

Она подумала о том, что кочевая жизнь и новые земли подходят для беспокойного нрава Горыныча и Яромира. Оба ящера тяготились укладом Змейгорода, где старейшины свято блюли традиции древних времен, надеясь на защиту батюшки Велеса. Тогда как на Ледяных островах искусные маги и кузнецы постоянно изобретали новое оружие, напитывая его запретной магией крови, против которой мощь великих стихий зачастую оказывалась бессильна. Вот только что нового могли узнать скитальцы в безводной степи среди диких кочевников, которые лишь и умели, что пасти своих овец? С другой стороны, не искусные ли ремесленники Янтарного побережья безропотно платили Кощею кровавую дань.

— Думаешь о нем? — имея в виду Яромира, спрашивала у Ланы Даждьроса, когда они после русалочьих посиделок оставались вместе ночевать в том из домов батюшки Водяного, до которого было ближе идти.

— Стараюсь забыть! — честно признавалась Лана, хотя и ночи не проходило, чтобы дерзкий ящер не явился ей во сне.

Все девичьи гадания указывали на него. О нем пелось в подблюдных, его профиль застывал в расплавленном воске. А на положенном под подушку с новой наволочкой вычищенном, вымытом гребне поутру обнаруживались жесткие рыжие волосы.

Меж тем, вслед за Колядой минула Громница, а там уже и Велесова седьмица, которую смертные еще называли Масленицей, махала мокрым хвостом. Снегопады сменились дождями, сугробы скукожились и почернели, утратив всю свою красоту, сосульки утекли ручьями. В горах грохотали лавины, так что смертные старались туда не заходить, а ящеры опасные участки предпочитали преодолевать в истинном обличии. Тем более что караваны с пушниной, булатом и узорчатой кузнью в Гардар и Княжий град еще только собирали, ожидая, когда освободится ото льда Свиярь — полноводный приток Дивны, на котором стоял Змейгород.

Земледельцы с надеждой смотрели на отдохнувшие за зиму пашни, пестревшие проталинами с клоками прошлогодней соломы и напоминавшие лоскутное одеяло. А Лану с сестрами манила бескрайняя лазурь, звеневшая голосами возвращающихся с юга птиц. Русалки не могли дождаться дня, когда в первый раз соберут облака теплых дождей, чтобы прогнать с полей остатки снега и пробудить дремлющую в земле робкую жизнь. А пока они и вместе со смертными пекли печенье в виде жаворонков и пели веснянки.

Поднимаясь впервые после долгой зимы в небеса, Лана думала, что не сбудется ее мечта о том, чтобы рядом, рассекая воздушные потоки, мчалась похожая на спустившееся с небес солнце гигантская фигура покрытого золотистой чешуей ящера. Конечно, лебединые стаи управляющих облаками русалок редко отправлялись в полет без охраны воинов Змейгорода. И все же совместные парные полеты у крылатых потомков Велеса считалась важной частью брачного ритуала, временами даже более сокровенной, чем сама близость. В каких далях летал сейчас Яромир, Лана узнавать не пыталась, но понимала, что вместе им не быть.

— А мне кажется, он обязательно вернется, — тщилась обнадежить сестру прозорливая Даждьроса.