До основанья, а затем (СИ) - Путилов Роман Феликсович - Страница 13

— Почему одного из юношей увезли, а других отпустили?

— Этот молодой человек, когда из развели в разные стороны, назвался не тем именем, под которым его знают два его товарища. Поэтому эго увезли в отдел милиции для вдумчивого разбирательства. Заодно проверим его и его товарищей на заявленные ранее преступления. — я показал на записанные на формуляре химическим карандашом приметы молодых людей: — Молодого человека, после отработки на другие преступления, передадим отцу для плотной воспитательной работы.

— На каком основании вы решили, что оружие похищено с Арсенала? — прервал меня мой коллега с белой повязкой: — У нас оружие свободно продается населению, р вообще, возможно молодые люди члены революционных дружин, получившие оружие для борьбы с контрреволюционными элементами?

— Абсолютно с вами согласен, коллега. Но, только острая фаза борьбы с контрреволюционными элементами, когда на борьбу с ним выступил весь народ от мала до велика, закончен. И малолетним и необученным детишкам бегать по улицам с оружием уже нельзя. Вдруг они, к примеру, захотят из шалости по белым повязкам пострелять. Кроме того, молодые люди осведомлены, что их совершеннолетние родственники, если у них есть доказательства приобретения оружия легальным способом, могут прийти к нам в отдел с этим доказательствами и получить оружие обратно.

— Мне кажется, господа, что господин Котов нас вводит в заблуждение и это просто поставленный его любительским театром, отрежиссированный спектакль от этого режиссера-любителя! — не мог успокоится мой конкурент: — Как можно в этой толпе найти трех человек, у которых сразу обнаружатся пистолеты…

— Помолчите юноша и поучитесь. — оборвал я злобствующего молокососа, встал на подножку автомобиля и осмотрелся вокруг.

— Уважаемый! — я наклонился в сторону шоффера: — Сейчас поедете за мной, только держитесь от меня саженях в тридцати, хорошо?

Я шел за двумя типами, одетыми в поддевки и фуражки с лаковыми козырьками. Густо намазанные дегтем сапоги были собраны в гармошку. Ребята выделялись тем, что никуда не спешили, а, как заправские туристы, рассматривали вывески, не пренебрегая и салонами женских магазинов, где на грубых манекенах, установленных на тонких металлических штырях, красовались платья, пошитые по «самым модным парижским моделям».

Увидев на крыльце своего постового, я сделал вращательное движение рукой над головой, привлекая его внимание и дождался ответного кивка. Вдруг два мужика, за которыми я наблюдал в противоположной стороны Офицерской улицы, ускорились и пробежав пару десятков шагов, нырнули в узкий проулок. Я бросился за ними, в последний момент увернувшись от ломовой телеги, пересекавший мой путь и услышав все пожелания, которыми наградил меня ее водитель. Пробежав через арку дома, я с трудом затормозил на гладкой наледи, ухватившись за шершавую поверхность стены и осторожно выглянул из-за угла. Мои подопечные далеко не убежали, а увлеченно потрошили зашедшую перед ними в этот проулок парочку — мужчину, чье твидовое пальто в клетку, с блестящим воротником из черного бобра уже висело на сгибе руки одного из налетчиков, что совершенно не мешало этому аморальному типу держать в это же руке «наган», направленный на безропотных жертв. Второй бандит, мотивируя большим ножом, прижатым к шее женщины, снимать поскорее короткую шубку из неизвестного мне меха. Женщина повизгивала от страха, уставившись на иззубренное лезвие дрянного, но длинного ножа, запуталась в рукавах одежды и дело застопорилось.

Стрелять я не мог — жертвы и преступники стояли слишком близко друг к другу метрах в тридцати от угла, за которым я стоял, а ситуация становилась все более опасной. Жулик с ножом ухватился за ухо женщины и очевидно, «с мясом» вырвал из мочек серьгу, женщина вскрикнула, мужчина дернулся и тут-же упал, получив пулю из «нагана» в грудь. Женщина упала на него, а я упал на бок — теперь мне ничего стрелять не мешало, силуэты нападавших находились выше, чем потерпевшие. Двумя выстрелами я снял человека с револьвером, второй же, очевидно, очень сообразительный, бросился на сложенную в углу поленницу дров, отчаянным прыжком заскочил на нее, схватился за голенище сапога, куда попала моя следующая пуля, после чего перевалился через забор, возле которого была сложена поленница. Я тяжело поднялся с булыжной мостовой — в падении сильно ударился плечом о выступающий камень и отбитый бок ныл немилосердно. В общем, преследовать жулика я не стал. Через несколько секунд в подворотню забежал один из сотрудников в штатском, а потом, чуть не задев широкими крыльями стены арки, во двор въехал автомобиль комиссии.

Я выгнал из салона половину членов комиссии, загрузил туда стонущего мужчину, находящегося в шоке даму, и под панические крики председателя комиссии, шофер, распугивая набежавшую откуда не возьмись, толпу, резкими звуками пневматического клаксона, помчался в сторону городской больницы, а я вместе с подоспевшими постовыми приступил к осмотру места происшествия и описанию свежего трупа. Через полчаса во двор загнали крестьянскую телегу, отловленную в соседнем дворе, где с нее сгружали вязанки дров, покойника загрузили на доски кузова, и недовольный возчик в сопровождении милиционера двинулся в том же направлении, для сдачи тела в мертвецкую.

С трупа были сняты револьвер «наган» с плохо снятой заводской смазкой, производства Тульского императорского оружейного завода, нож в сапоге, паспорт мещанина, с разрешенным местом жительства в Великом Новгороде, кисет с золотыми изделиями, деньгами и патронами к револьверу.

— Признаться, весьма впечатлен. — широко улыбаясь, сообщил мне подполковник, пристроившись идти рядом со мной после окончания всех этих печальных хлопот: — Завтра, на заседании комиссии, буду рекомендовать принять ваш отдел на службу градоначальства, но вы, Петр Степанович, должны отдавать себе отчет, что далеко не все от меня зависит. Ваш коллега, назначенный на эту же должность, молчать не будет и постарается не допустить этого. А у него сильная поддержка…

— И кто это, его поддержка?

— О, он принес в кабинет министра юстиции ходатайства от всех четырех факультетов столичного университета, и ректор, профессор Грим то письмо подписал. А там, только на юридическом факультете, три с половиной тысячи студентов. Вот и считайте — с одной стороны выпускник университета, да еще и член партии социалистов-революционеров, за которого, кроме его ячейки еще шесть тысяч студентов и четыреста преподавателей.

— А что же он у себя, на Васильевском острове покой студентов не охраняет?

— Не могу знать, я не особо посвящен, но учитывая, что ректора университета прочат на место товарища министра просвещения, сами понимаете, какая у этого молодого человека поддержка. В любом случае вам надлежит завтра прибыть в Таврический дворец в десять часов утра на заседание комиссии. На этом прошу разрешения отклонятся. — подполковник махнул рукой и влез в подъехавшую коляску «лихача».

Глава 7

Глава седьмая.

12 марта 1917 года.

Если французские рабочие во время каждой революции писали на домах: «Mort aux voleurs!» — «Смерть ворам!» — и многих из них расстреливали, то это происходило не в силу их благоговения перед собственностью, а вследствие правильного понимания того, что прежде всего необходимо отделаться от этой банды. Всякий рабочий вождь, пользующийся этими босяками как своей гвардией или опирающийся на них, уже одним этим доказывает, что он предатель движения'.

Энгельс Ф., «Предисловие ко второму изданию „Крестьянской войны в Германии“»

На утреннее построение личного состава приперся гость незваный, гость непрошенный, а именно звездный выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского императорского университета, тот самый тип с белой повязкой. Вел он себя прилично, представился, протянул руку и попросил разрешения выступить перед личным составом отдела.