Иными словами, в нашей истории стали постепенно появляться новые формы управления достаточно большими человеческими массами. При этом биологическая составляющая нашей социальности оставалась прежней. Но поверх неё складывалась структура, в которой по всем направлениям происходила, с одной стороны, дисперсия «физической власти», не позволявшая системе развалиться под действием чьих-то личных интересов, а с другой – концептуализировалась, выкристаллизовывалась система «символической власти», скреплявшая систему через габитус и социальное давление.

Возможно, одним из ярких воплощений такой концептуализации стала знаменитая «Политика» Аристотеля.

«В особенности велик был вклад, сделанный Аристотелем, крупнейшим философом позднеклассической поры, чьё творчество подвело итог более чем двухвековой работе греческой философской мысли, – пишет советский и российский историк, антиковед-эллинист, профессор Эдуард Давидович Фролов в книге „Рождение греческого полиса”. – В Аристотеле полис нашёл подлинного своего теоретика, который в „Политике“ глубоко раскрыл историческую и социальную природу этой древней общественной организации.

Для полисного грека, каким был Аристотель, одинаково естественным, „от природы”, было как объединение мужчины и женщины в семью, так и соединение господина и раба в рамках одного домохозяйства. Дом, или семья (οίχία), выступает у него элементарной общественной ячейкой. Объединение нескольких семей в селение (χώμη) является следующей ступенью, а объединение нескольких селений в город, или государство (πόλις), обладающее необходимой территорией и населением и способное к самодовлеющему существованию и процветанию, объявляется высшей, совершенной формой человеческого общества (χυριωτάτη, τέλειος χοινωνία) – постольку, конечно, поскольку жизнь объединённых в это государство людей опирается на соответствующие социально, т. е. на гражданство, ориентированные принципы добродетели (αρετή), справедливости (διχαιοσύνη) и права (δίχη) (Pol., I, 1). Но если в плане историко-типологическом полис у Аристотеля выступает как завершающая ступень в системе человеческих сообществ, то в другом отношении, собственно политическом, он оказывается просто сообществом граждан (χοινωνία πολιτών) – свободных людей, обладающих правом участия в законодательной и судебной власти (ibid., III, 1).

Это определение полиса как вида политического сообщества, представленного коллективом граждан, естественно согласуется у Аристотеля с признанием нормативности некоторых характерных черт современного ему греческого общества, которые могут быть объяснены только его полисною природою. Так, в делах собственности он признаёт естественным и наилучшим известное сочетание принципов общественного и частного, из которых первый должен обладать относительным, а второй – безусловным значением. В противовес идеальному проекту Платона (в „Государстве”), предусматривавшему запрет частной собственности для высшего сословия граждан в совершенном государстве, Аристотель, со свойственным ему реализмом, с одобрением ссылается на укоренившийся у греков порядок, гибко сочетавший два названных противоположных принципа. „Немалые преимущества, – заявляет он, – имеет поэтому способ пользования собственностью, освящённый обычаями и упорядоченный правильными законами, который принят теперь: он совмещает в себе хорошие стороны обоих способов, которые я имею в виду, именно общей собственности и собственности частной. Собственность должна быть общей только в относительном смысле, а вообще – частной (δει γάρ πώς μέν είναι χοινάς [sc. τάς χτήσεις], ολως δ’ ίδίας)“ (Pol. II, 2, 4, ρ. 1263).

С другой стороны, показательно определение и заглавной политической тенденции. Аристотель усматривает известную связь между ростом правоспособной гражданской массы и видоизменением политических форм – переходом от патриархальной царской власти через аристократию, олигархию и тиранию к демократии. Последняя и признаётся наиболее естественным видом государственной организации для современных философу разросшихся полисов».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Эта достаточно объёмная выдержка из работы Э. Д. Фролова показывает нам последовательное восхождение к идее государства и процессе формирования его институтов, которые сами, в свою очередь, становятся элементами его иерархической структуры. Например, семья, поселение, город, или отношение гражданина и раба, где только первый имеет право принимать участие в управлении.

Кроме того, мы видим здесь дискуссию с Платоном по поводу прав на частную собственность, оценку возможных политических систем – аристократии, олигархии, тирании, демократии. И наконец, возможно, главное – набор «культурных абстракций», облекающих собой сложную систему отношений внутри социума («укоренившийся у греков порядок»), делает правомочным оказание социального давления группы людей на отдельного человека: «принципы добродетели (αρετή), справедливости (διχαιοσύνη) и права (δίχη)».

Эти принципы «добродетели», «справедливости» и «права» становятся предметом постоянных дискуссий и проблематизации в обществе, котором естественная социальность («число Данбара») конкретного человека перестаёт определяться территориальным и родовым признаками, превращаясь в полиморфную сеть взаимосвязей с людьми, с которыми человек контактирует в рамках своей повседневной жизни.

Тот же Платон в своём «Государстве» проблематизирует не столько систему управления обществом, сколько концепт «справедливости». Тем самым он, по сути, объясняет необходимость некого общего понимания ключевых ценностей внутри социума (полиса), что позволит ему, за счёт данной культурной надстройки, избегать внутренних распрей и конфликтов.

В современных реалиях концепты «добродетели», «справедливости», «права», которые ещё недавно красовались на знамёнах где-то левых, а где-то правых партий, выглядят, мягко говоря, странными – словно из другой жизни. Они и так-то были достаточно абстрактными, что позволяло толковать их самыми разными способами («добродетель частной собственности», «классовая справедливость», «религиозное право» и т. д.), а сейчас они и вовсе девальвировались.

Но проблема глубже, рассыпаются не только эти «надстройки», но и сама социальность на уровне, так сказать, естественных значений: мы наблюдаем тотальную коррозию социальности как таковой.

Коррозия социальности

Цифровая цивилизационная волна производит не только нового – цифрового – человека, но, соответственно, и новый формат социальных отношений. По сути, можно говорить о новой социальности, контуры которой становятся понятны при анализе вроде бы разрозненных, но складывающиеся воедино актуальных тенденций. Прежде всего, изменился формат межличностных отношений.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Предыдущая
21/21

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Комплект книг: Дух времени. Введение в Третью мировую войну / Четвертая мировая война. Будущее уже р - Курпатов Андрей - Страница 21