Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира - Маринина Александра Борисовна - Страница 5

– Где твой брат? – грозно вопрошает леди Фоконбридж. – Где этот негодяй, который повсюду позорит мою честь?

– Брат? – ерничает Бастард. – Это кто, Роберт, что ли? Законный сын сэра Роберта?

Мать возмущена.

– Ты что себе позволяешь? Вы оба – законные сыновья сэра Роберта.

Бастард просит Джемса Герни выйти на минутку.

– Конечно, господин Филипп, – отвечает Герни.

– Какой на фиг Филипп? Ох, Джемс, тут такие дела пошли… Ладно, иди, я тебе потом расскажу.

Герни уходит, и Бастард начинает приставать к матери с вопросом: а кто мой папа?

– Мать, ясно же как божий день, что я не сын Фоконбриджа! Ты вспомни, каким он был, и посмотри, каков я. «Ну мог ли он такого породить? Мы знаем, как и что он мог». Так кого же, матушка, мне благодарить за богатырскую стать и мощные мускулы?

Вопрос, конечно, хороший. Правильный. А главное – своевременный. А что, нельзя было задать его раньше, как только возникли какие-то сомнения? Сомнения-то возникли явно не сегодня, ведь отец уже умер, и ситуация с наследством давняя, и различия во внешнем виде братьев бросаются в глаза, недаром же Бастард постоянно издевается над Робертом, акцентируя внимание на том, что он тощий и невысокий. Почему Филипп только сейчас спрашивает у матери, кто был его отцом? Понятно, что для драматического эффекта. Но с жизненной логикой как-то плоховато.

– Ах вот как ты заговорил? С братом спелся? Ты должен защищать мою честь ради своего же блага, а ты что творишь?

– Да ладно тебе, мам! Уже всем и так понятно, что я не сын Фоконбриджа. Я официально признал свое рождение незаконным, отказался от притязаний на наследство. Но все-таки от кого ты меня родила – мне непонятно. Скажи хоть, он был приличный человек?

– Ты отрекся от рода Фоконбриджей? – в ужасе переспрашивает леди.

– Отрекся, – подтверждает ее сын.

Ну, коль так, – отпираться дальше бессмысленно, и леди признается, что действительно закрутила любовь с Ричардом Львиное Сердце.

– Он так долго и так красиво ухаживал, что я не выдержала и пустила его на супружеское ложе. Пусть Бог простит мне этот грех, я проявила слабость, – кается она.

Бастард, однако же, не скрывает восторга. Король Иоанн и королева Алиенора поверили без всяких доказательств, что Бастард рожден от короля Ричарда, положились исключительно на слова Роберта, а умный старший брат, оказывается, сомневался. Ну да, получить почести и привилегии – это классно, поэтому пусть король и королева думают, что хотят, ему, Бастарду, от этого сплошная выгода. Но все-таки хотелось бы знать, кто на самом деле его отец. Может, проходимец какой… А тут удача: его отец и в самом деле король Ричард!

– Да ты что, мама! Если б меня кто спросил, я бы себе лучшего отца и не пожелал! И не упрекай себя, матушка, ты не согрешила, ты всего лишь пошла навстречу великой любви, потому что сердце же у нашего короля было действительно львиным, кто смог бы ему сопротивляться? Ох, мамуля, знала бы ты, как я тебе благодарен за такого отца! Вот если бы ты отказала Ричарду, это был бы настоящий грех. Пойдем, познакомлю тебя с моей новой родней.

Уходят.

Итак, закончился первый акт пьесы, можно попытаться сделать предварительные выводы о личности короля Иоанна Безземельного, пока действие еще свежо в памяти. На дерзкий выпад посла Шатильона в самом начале первой успевает отреагировать Элеонора, король же то ли не находит, что ответить, то ли пропускает колкость мимо ушей, то ли слышит, но виду не подает и складывает в копилку злой памяти. В первом случае он тугодум, не отличающийся находчивостью и остроумием; во втором – мирный и добродушный человек; в третьем – сами понимаете кто. В эпизоде с братьями Фоконбридж Иоанн проявляет себя скорее ленивым тугодумом. Смотрите: в обмене остротами он не участвует, тут первенствуют Бастард и Элеонора; решение по спорному делу король выносит тоже более чем спорное со всех точек зрения, не давая себе труда подумать как следует и над юридической сутью, и над последствиями. Однако ж к светскому блеску матери он относится ревниво. Едва почувствовав, что «не тянет» в остроумной беседе, он переключает внимание на себя и без всяких правовых оснований официально признает Бастарда потомком Плантагенетов. Шаг не очень-то разумный в реалиях того времени, однако Иоанн думает в первую очередь не о государственных интересах (тут же вопросы престолонаследия маячат! Одно дело – бастард, и совсем другое – официально признанный Плантагенет), а о собственном самолюбии. Что ж, посмотрим, как будет раскрываться его характер в дальнейшем.

Акт второй

Сцена 1

Входят с одной стороны эрцгерцог Австрийский во главе своего войска, с другой – Филипп, король французский, во главе своего; Людовик, Констанция, Артур и свита.

Из пяти заявленных автором участников сцены с четырьмя нет никаких проблем.

Филипп, король Франции, примерно 36–37 лет.

Людовик, дофин, сын Филиппа, примерно 14 лет.

Констанция Бретонская, вдова Джеффри, сына Генриха Второго и Алиеноры Аквитанской, около 40 лет. Эта дама умерла в 1201 году. В принципе можно предполагать, что действие в данный момент происходит до ее кончины, но можно и вспомнить о том, что Шекспир такой ерундой вообще не заморачивался. Так что будем продолжать предполагать, что речь идет о неустановленном периоде в рамках 1200–1202 годов.

Артур Бретонский, сын Констанции и Джеффри, примерно 14 лет.

Самую большую трудность представляет идентификация персонажа, которого Шекспир назвал «Лимож, эрцгерцог Австрийский». С ним придется разбираться, как говорится, по ходу пьесы.

– Приветствуем вас у стен Анжера, доблестный эрцгерцог, – начинает дофин Людовик и сразу обращается к Артуру: – Друг мой Артур, этот человек убил твоего славного дядю Ричарда Львиное Сердце. Теперь он стремится загладить свою вину, и мы попросили его помочь нам и поддержать тебя в борьбе с твоим другим дядей, Иоанном, который преступно захватил английскую корону.

Ну надо же, как интересно! Оказывается, короля Ричарда убил эрцгерцог Австрийский! А мы-то, наивные, всегда считали, что Ричард умер от гангрены в результате ранения, полученного во время осады одного из замков на землях Гьомара, виконта Лиможского. Сам лично Гьомар Лиможский никакого отношения к смерти Ричарда, конечно, не имел: не он выпустил из арбалета ту стрелу, наконечник (болт) которой застрял у английского короля под ключицей. Но поскольку земли его, владелец замка – вассал Гьомара, то с некоторой натяжкой можно усмотреть косвенные основания… Однако ж при чем тут Австрия и эрцгерцог? Да, была, была у Ричарда Львиное Сердце история с австрийским эрцгерцогом Леопольдом во время крестового похода: не поделили славу при взятии Акры. Ричард тогда сорвал штандарт Австрийца и, как утверждают некоторые историки, даже потоптал его ногами. Леопольд такого не простил, и когда Ричард возвращался из похода, стараясь не попадаться никому на глаза (поскольку умудрился перессориться со всей Европой и на него была объявлена охота), эрцгерцог очень удачно его поймал и взял в плен, после чего продал германскому королю Генриху, который был к тому же и императором Священной Римской империи. Иными словами, в глазах англичан этот австрийский руководитель – плохой парень, посмевший поднять руку на обожаемого короля Львиное Сердце. Похоже, объединив в имени персонажа Лимож и Австрию, Шекспир вывел на сцену некую мифическую личность, на которую английский зритель может обрушить и негодование, и презрение. Такую фигуру, которую во время представления можно «захлопывать» (подобная версия подтверждается и Всеволодом Дмитриевичем Костомаровым в примечаниях к переводу 1865 года, и Айзеком Азимовым в книге «Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы»).