Грифон торжествует (ЛП) - Нортон Андрэ - Страница 27

Глава 9

ДЖОЙСАН

Несмотря на усталость, голод, столь раздражавший меня страх, что я навечно поймана в ловушку, и ощущение давящей темноты, я обо всем позабыла, когда ко мне пришла мысль, как нужно использовать свою силу воли. Слабая надежда вспыхнула во мне: может быть, это и в самом деле тот ключ, который…

Ключ! Казалось, я словно очнулась от глубокого ночного кошмара. Пивор говорил о нем… А мне на ум до сих пор приходили одни лишь простые мысли о замках и дверях — но это было совсем другое! И если я права…

Я снова прислонилась к стене, готовая сражаться, но уже по-иному — используя свои новые силы. Прижав шар с грифоном к груди, я рискнула осветить пространство перед собой, обратив теперь все внимание только на грифона, на его красные глаза.

Теперь я не искала Керована — нет. Сейчас на карту была поставлена более важная вещь — мое спасение. Если внутри меня и есть какая-то сила, то воля — моя тренированная воля — должна сосредоточиться на этом ключе!

— Выход! — не знаю, прошептала ли, прокричала ли я это слово вслух, или оно лишь прозвучало у меня в голове в ответ на отчаянные усилия. — Наружу!

И медленно, подчиняясь моей воле, новое видение стены стало охватывать меня, точно такой же, к какой я. Прислонялась, с одним только исключением: в ней была дверь, ведущая наружу!

От шара исходил жар, он весь пылал. Все также я держала его и направляла это тепло в сторону. У меня нет тела, я не чувствую никакой боли, есть только воля — воля, требующая повиновения.

Наружу! И вновь шар вспыхнул ярким сиянием, испуская передо мной лучи света. Они перемешались, хотя я не меняла положения руки, не катала шар в ладони. А потом они слились в единый луч с жемчужным оттенком — словно встретив на своем пути какую-то материальную преграду.

Я повернулась в сторону, куда был направлен этот луч, и пошла, сохраняя в памяти картину того, что искала, что должна была найти. Сейчас для меня ничего не существовало, помимо этого луча света. Я бы, наверное, даже набросилась на те создания мрака, окажись они на моем пути.

Луч изгибался, петлял, пока наконец не вонзился, словно копье, брошенное в цель, но не в стену, а в расщелину, длинную вертикальную трещину. И я последовала вслед за сияющим лучом в тот лаз. Проход был неровным, я часто спотыкалась об отдельные камни и скользкий гравий.

И как до того у меня устала рука, когда я размахивала поясом-плеткой, так и сейчас воля постепенно начала изменять мне. Луч пульсировал, уже не оставаясь цельным. Узкая расщелина круто понималась вверх, так что мне пришлось взбираться по ней. И при каждом шаге свет слегка тускнел, едва изменялось направление моих мыслей.

Мне стало казаться, что я никогда не вырвусь из этого ужасного сна, осужденная навечно идти вперед, едва переставляя ноги, спотыкаясь и падая на камни. Я изодрала в кровь пальцы на левой руке, пытаясь держаться за стену, в то время как правая рука совсем уже затекла и потеряла чувствительность, удерживая шар на весу. Свет, исходивший от него, становился все слабее и слабее, и все меньше становилось давление моей воли, вынуждавшей тело продвигаться вперед.

Теперь сияние грифона едва ли было ярче того, что он испускал в пещере. Я заставляла себя, игнорируя все остальное, карабкаться и карабкаться наверх, куда-то в неизвестность. И наконец до меня, совершенно изнуренной этим бесконечным подъемом, дошло, что я снова иду по ровной поверхности. Вонь, что была внизу, куда-то рассеялась. Я немного приподняла подбородок и глубоко вдохнула. Ну, конечно, мои щеки обдували слабые струйки свежего воздуха!

Надежда придала мне новые силы. Я бросилась вперед и почти что вывалилась в какое-то новое помещение. Стала озираться, сначала в замешательстве, а потом с растущим удивлением.

Я по-прежнему находилась под землей, хотя далеко вверху виднелась круглая щелочка неба. В этом я была уверена: темная полоска с белыми крапинками не могла быть ничем иным, кроме как ночным небом и далекими звездами. Однако эта пещера смутно освещалась, хотя здесь не было ни факелов, ни ламп, ни костра. Этот бледный свет исходил от стен.

Комната, пещера — что бы это ни было — представляла из себя полусферу с ровным полом. Круглые стены повсюду тянулись вверх. Такая совершенная симметрия не могла иметь естественного происхождения.

Пространство разгораживало огромное число небольших перегородок, хаотически расположенных и образовывавших безумный лабиринт. Я не могла представить, для какой цели могло быть возведено все это столь тщательно созданное переплетение квадратов, треугольников и других странных геометрических фигур. Некоторые были настолько малых размеров, что туда нельзя было лаже поставить ногу, а другие — достаточно широки, чтобы служить проходом, ведущим в никуда.

Я решила пробираться вдоль внешней стены и таким образом искать выход. Потому что добраться до отверстия наверху явно было за пределами моих возможностей. Должен же иметься где-то тут выход — между лабиринтом и круглыми стенами пещеры.

И лишь когда я, вытянув руку (которую я так и не опускала для сохранения равновесия, ибо все больше и больше ныли мои ноги от усталости), проникла в это пространство и прикоснулась к стене, то обнаружила, что не такая уж она гладкая, как казалась с виду. На ней имелись многочисленные отпечатки. Приглядевшись более внимательно, я пришла к выводу, что это руны, хотя на каком из забытых языков они вырезаны, оставалось для меня полной загадкой.

В детстве я часто посещала с теткой Норсдейлское Аббатство, и в его архивах разглядывала манускрипты, где воспроизводились фрагменты надписей из мест, где жили Прежние. И хотя для моего народа это был мертвый язык, которого никто не знал, манускрипты эти бережно сохраняли, поскольку там были помечены места, которые каким-то образом воздействовали на жителей Долин.

Как же я мечтала прочесть эти надписи! Быть может, единственная необходимая мне информация, — о том, как выбраться отсюда, — как раз и содержалась в тех строчках, по которым я с тоской водила пальцами. Не в силах понять их тайну, я продолжала тем не менее вести рукой по этим забытым посланиям, проходя вдоль стены.

Так преодолела я добрую треть пути, но нигде впереди пока не виднелось никакой трещины в стене, ничего, что позволило бы мне выбраться наружу, в мир, к небу, которое мучительно дразня, светилось звездами надо мной. А я уже совсем утомилась.

Наконец ноги мои подкосились, я оперлась об одну из стенок лабиринта и позволила рукам упасть на колени. Мне хотелось пить, и мысли постоянно возвращались к тому водоемчику, обнаруженному в темноте, к его спасительной прохладе. Место, где я сейчас находилась, было стерильным и мертвым. Здесь не было ни воды, ни пищи… Не означало ли это, что я бежала из одной ловушки, чтобы угодить в конце концов в другую?

Мне не верилось, что еще раз удастся призвать на помощь силу, которая снова оживила бы грифона. Даже теперь, отдыхая, я теряла последние силы, словно, серьезно поранившись, истекала кровью. Точно так же теряла я и уверенность, становилась апатичной, ко всему безразличной.

Мне никак не удавалось заснуть, но, должно быть, я все же провалилась в какое-то полуобморочное состояние, так как спустя некоторое время, оглядываясь с широко открытыми глазами вокруг, я вдруг поняла, что сероватый свет этого места изменился. Посмотрев наверх, я не увидела над собой светлых точек-звездочек. Скорее, надо мной было покрытое туманной дымкой небо. Там, в том мире, снаружи, наверное, зарождался новый день.

Картина кусочка неба тупой болью отозвалась во мне. Хотелось взлететь на крыльях туда, ввысь, как грифон, ибо другого способа вырваться отсюда я не видела. Однако эта же картина вырвала меня из состояния безразличия, в котором я пребывала. Каким-то образом мне удалось вскочить и, пошатываясь, встать на ноги. Горло пересохло, я больше не могла терпеть и хотела повернуть и отправиться на поиски бассейна с его божественной водой.