Ну разве она не милашка? - Филлипс Сьюзен Элизабет - Страница 7

— Потом вы как-то пропали из виду, — продолжал он.

— Работала в ресторанном бизнесе. Уж-жасно эксклюзивном.

Она начала, как хостесса, в приличном лос-анджелесском ресторане, но быстро вылетела за стычку с посетителем. Потом подавала коктейли. Когда же потеряла и эту работу, разносила лазанью в дешевом итальянском ресторанчике, откуда перешла в совсем уж дешевую бургерную. Ниже всего она опустилась в тот день, когда обнаружила, что изучает объявление эскортной службы. Именно тогда она наиболее отчетливо осознала, что ей давно пора стать взрослой и самой нести ответственность за свою жизнь.

— И тут вы поймали Эммета Хупера.

— И чтобы услышать это, вам даже не понадобились парришские сплетники.

Ее улыбка успешно скрыла каждую каплю боли, до сих пор точившей сердце.

— Ничего не скажешь, газеты были весьма информативны. И крайне занимательны. Двадцативосьмилетней официантке удалось подцепить семидесятилетнего удалившегося от дел техасского миллионера.

Миллионера, инвестиции которого приказали долго жить еще до того, как он заболел. Эммет был ее лучшим другом, любовником и человеком, который помог ей наконец повзрослеть.

Берн отсалютовал ей стаканом и кивнул. Ну просто копия пресыщенной, но ужасно мужественной модели Гуччи.

— Мои соболезнования.

Плотный ком в горле мешал подобрать подобающе остроумный ответ, но она все же справилась.

— Ценю ваше сочувствие, но когда выходишь замуж за человека такого возраста, вроде как знаешь, чем все должно кончиться.

Презрение в этих нефритовых глазах доставило ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Все лучше, чем жалость.

Она молча проследила, как он скрещивает длинные ноги движением, исполненным тревожащего сочетания мужской силы и кошачьей грации.

— Когда-то мы прозвали вас Герцогом, — призналась она. — Вы это знали?

— Конечно.

— Мы все думали, что вы гей.

— Вы и теперь так думаете?

— И задавала.

— Так оно и было. Собственно говоря, в этом отношении я ничуть не изменился. И горжусь этим.

Интересно, женат ли он? Если нет, все здешние невесты должны выстраиваться у его двери с кокосовыми тортами и запеканками. Она отошла к камину и постаралась принять уверенный вид.

— Понимаю, что вы едва штанишки не намочили от смеха, когда протягивали цепь, но не зашла ли шутка слишком далеко?

— О нет, я еще до сих пор веселюсь.

По ее мнению, он вряд ли умел развлекаться, разве что поставил себе целью завоевать Индию. И судя по безупречно чистой одежде, вряд ли он собственными руками проделал грязную работу по установке столбиков в цементе, да еще за такое короткое время.

— Полагаете, будет несколько неловко, если я вызову полицию?

— Ничуть. Это моя земля.

— А я считала вас таким авторитетом по знанию парришской жизни. Мой отец подарил каретный сарай моей тетке еще в пятидесятых.

— Дом — да. Но не подъездную дорогу. Она все еще часть основного поместья.

Шугар Бет резко выпрямилась:

— Неправда.

— У меня исключительно знающий адвокат, и он уделяет много внимания таким вещам, как границы собственности. — Он поднялся с кресла. — С радостью покажу вам все планы. И если хотите, пришлю копию.

Неужели отец мог сотворить такую глупость? Ну конечно, мог! Гриффин Кэри был крайне скрупулезным в делах фабрики, но на редкость безалаберным там, где речь шла о доме и семье. Да и что взять с человека, имевшего семью и любовницу в одном городке, где все про всех знали?!

— Что вам нужно, мистер Берн? Очевидно, не мои извинения, так что можете все выложить прямо.

— Как что? Мщение, конечно. А что еще, по-вашему?

От этих тихо произнесенных слов по спине прошел озноб. Она едва удержалась от жадного взгляда в сторону стакана с виски, который он только что отставил. Вот уже пять лет как она не пьет и не собирается все начинать сначала.

— Ничего не скажешь, веселая шуточка. Как вам, должно быть, приятно! И где прикажете ставить машину?

— А вот до этого мне нет никакого дела. Может, кто-то из старых друзей согласится вам помочь?

Момент для истерики был идеальный, но она уже успела забыть, как это делается. И подплыла к нему, чуть покачивая бедрами, хотя кости болели, как у столетней старухи.

— По-моему, вы не совсем связно мыслите. Я уже потеряла трех мужей и один комплект родителей, так что если действительно жаждете возмездия, советую придумать нечто помасштабнее, чем какая-то жалкая подъездная дорожка.

— Бьете на жалость?

Тут он прав. Именно так оно и выглядело, и ей захотелось откусить собственный глупый язык. Но она просто повернулась, подняла воротник куртки и направилась к двери.

— Идите на хрен, мистер Берн. И пропади она пропадом, ваша жалость.

Она едва успела сделать три шага, как почувствовала аромат дорогого одеколона. Сердце гулко стукнуло о ребра, когда он схватил ее за руку и повернул к себе.

— Тогда как насчет такого воздаяния?

Его холодное жесткое лицо напоминало физиономию Даррена Тарпа в тот день, когда он избил ее, но на уме у Колина Берна было насилие несколько иного рода. Прежде чем она успела опомниться, его темная голова опустилась, и он завладел ее губами в беспощадном, безжалостном поцелуе.

Поцелуи… Так много поцелуев. Прикосновение гладкой щеки ее обожающей матери. Сухие поджатые губки тети Таллулы. Сочившиеся сексом ласки Райана. Даррен был мужчиной на солнечные дни, да и целовался паршиво. Пьяные слюнявые поцелуи Сая, и ее собственные, пропитанные джином. И поцелуи вереницы мужчин, которые она едва помнила, за исключением того, что все они отдавали отчаянием. Спасение пришло в форме поцелуев Эммета, полных доброты, потребности в ней, страха и в самом конце — смирения.

Последний поцелуй она получила от его дочери Дилайлы, которая обхватила ее за шею и оставила влажный след на щеке: «Я люблю тебя больше всего на свете, моя Шугар Бет».

Но такого поцелуя ей еще не доводилось ощущать. Холодного. Расчетливого. Призванного унизить.

Берн не торопился восстановить справедливость. Он сжимал ее подбородок: не больно, но ровно с такой силой, чтобы заставить приоткрыть рот и впустить его язык. Она не отвечала. Не сопротивлялась.

Ему было все равно.

Она не удивилась, когда его рука легла на ее грудь. Потому что ожидала этого.

Очередное клиническое исследование, словно под ее кожей крылось нечто вроде манекена: плоть и кости, без настоящей души.

— Ну разве она не милашка?

Он держал ее грудь в широкой ладони, потирая изгиб большим пальцем. И когда задел сосок, жажда обладания пронзила ее. Не желания: она была слишком опустошена для этого, а он был настроен на месть. Не на секс. Она испытывала неутолимый голод по простой доброте: весьма странное чувство для той, которая так неохотно делилась добротой с окружающими.

За время своего брака с каскадером она многое узнала об уличных драках и грязных приемах и подумывала было укусить Берна или ударить коленкой в пах, но не решилась. Это несправедливо. Он заслужил свое возмездие.

Наконец он отстранился, и на Шугар Бет повеяло легким запахом спиртного.

— Вы утверждали, что я схватил вас за грудь и просунул язык в рот. — Взгляд нефритовых глаз полоснул ее как ножом. — Именно эту ложь вы сочинили для матери. Именно так опозорили меня и лишили работы.

— Именно так, — спокойно кивнула она.

Он провел большим пальцем по ее нижней губе. У другого мужчины это означало бы нежность. Для него это был жест завоевателя.

Она действительно раскаивалась, но все, что у нее еще оставалось, — это немного достоинства, и она умрет, прежде чем позволит себе хоть одну слезу.

Он опустил руку.

— Теперь это правда.

Ее источник душевных сил почти пересох, так что пришлось зачерпнуть с самого дна, чтобы найти в себе волю поднять руку и коснуться его щеки.

— Подумать только, что все это время мне было ненавистно чувствовать себя лгуньей. Спасибо, мистер Берн. Вы очистили мою душу.