Шофёр - Никонов Андрей - Страница 50

– Мне-то почему?

Маша аж чаем поперхнулась.

– А ну иди отсюда, кобель, – сказала она, – припёрся с пустыми разговорами, работать мешаешь. И где вы только такие берётесь, был бы ты комсомольцем, ух на собрании тебя пропесочили.

Травин комсомольцем не был, и верующим – тоже. Так что он спокойно отработал пять часов, как и обещал Коробейникову, а потом поехал на Девичье поле, в больницу, отыскал врача в хирургическом отделении. Тот ничего нового к словам Маши не добавил. Симе сделали несложную операцию, после которой давление в голове пришло в норму, и теперь она отдыхала.

– Если у вас есть вопросы, товарищ, вы обращайтесь, – сказал доктор. – Но к больной я вас не пущу. И так милиционер приходил, четверть часа расспрашивал, а потом мы ей успокоительное кололи. Покой и только покой, минимум три-четыре дня, так Николай Нилович распорядился. А вот вашу рану надо обработать обязательно, загноиться может, идите-ка за мной.

К Радкевичу молодой человек приехал со свежей повязкой на шее. Герман стоял на улице возле машины, недовольно глядя на часы – до назначенных двух дня оставалось буквально несколько минут. Продырявленный верх никто не заменил, и заднее стекло тоже, так что кожаная крыша была опущена, а вот диван задний от осколков кое-как почистили. Но сел Радкевич на переднее пассажирское сиденье.

– Сегодня едем вдвоём, где синагога, знаешь? Там я покажу.

Травин остановился неподалёку от трёхэтажного квадратного дома с внутренним двором, Радкевич вылез из машины, прихватив с собой портфель. Сергей проводил его взглядом, огляделся. На скамеечке напротив подъезда, в котором скрылся мужчина, сидел молодой человек в кепке, надвинутой на глаза. Сергей подошёл, сел рядом.

– Здорово, Рябой, – сказал он. – Что, здоровье поправил уже?

Хулиган, которому Травин в Сокольниках засадил рукояткой нагана по голове, попытался отодвинуться, но Сергей положил ему руку на плечо.

– Посиди, не торопись. Ты ведь для Германа тут кого-то высматриваешь? И как?

– Не твоё дело.

– Как знать, – Травин достал пачку папирос, протянул Рябому. – Мы ведь теперь в одной команде, можно сказать, друзья.

– В гробу я видел таких друзей, – тот угощение не принял.

– Ну если так разговаривать будешь, там и окажешься, – Сергей переместил руку ниже и нажал двумя пальцами на лучевой и серединный нервы возле локтя, отчего Рябой тихо взвыл. – Так значит, видел кого?

– Да не было чужих, с утра высматриваю. Шастают туда-сюда.

– Ладно, тогда продолжай.

Травин встал, развернулся было к машине, но тут взгляд его упал на знакомое лицо. По направлению к подъезду, в котором скрылся Радкевич, шли трое. Женщину с мальчонкой лет трёх-четырёх, тащившего на верёвке деревянный грузовичок, он не знал, а вот мужчину, который держал женщину под локоток – видел буквально на днях. К дому подходил брюнет лет тридцати с крысиным носом и зализанной причёской, его фамилия была, кажется, Кальманис, и работал он помощником дяди Лены Кольцовой. Кальманис держал в руках перевязанный бечёвкой свёрток, что-то выговаривал женщине, лицо у той было недовольным. Они дошли до крыльца и там расстались – мать с ребёнком и свёртком скрылись за дверью, а помощник Лациса направился в сторону Маросейки. Сергея он не заметил.

Радкевич сел в машину в хорошем настроении, из чего молодой человек сделал вывод, что замена драгоценностей на деньги прошла успешно. На первый взгляд всё казалось предельно ясным, Кальманис работал в Гохране, кому, как не ответственному работнику, выпала возможность зачерпнуть горстью конфискованное у аристократов добро и взять себе, а если и обнаружат недостачу, то проверяющим окажется он же или его непосредственный начальник. А женщина с ребёнком – отличный повод заглянуть в нужную квартиру в любое время. Стоило порасспросить Кольцову, аккуратно и ненавязчиво, как это представлял себе Сергей.

– Завтра последний день, – сказал Радкевич, когда они доехали до ресторана. – Будешь нужен с утра и до самого вечера, а сегодня свободен.

– С утра?

– В десять как штык, – Герман небрежно протянул Сергею бумажку в один червонец. – Это за вчерашнее.

Молодой человек возражать не стал, засунул бумажку в карман и зашагал в сторону Преображенской площади, там, возле храма, окружённого с одной стороны нищими, а с другой – демонстрантами с антирелигиозными плакатами, находился магазин мотоциклетов английской марки «Стингер». Торговой компанией владел известный советский гонщик Обухов, выигравший летом чемпионат СССР. Травин толкнул тяжёлую дверь, зашёл в зал, где на подмостках стояли два мотоцикла, огляделся. Приказчик о чём-то разговаривал с мужчиной в кожаной куртке и крагах, при виде посетителя нехотя отвлёкся.

– А, это вы, товарищ, снова. Покупать будете?

– Ещё раз хочу посмотреть, – Сергей подошёл к мотоциклу, присел на корточки.

Денег, выданных Ковровым, хватало аккурат на 250-кубовый мотоциклет. Выглядел он неказисто, бензобак, подвешенный к раме, мешал плотной посадке, переднего тормоза не было вообще, а задний существовал в виде колодки. Травин приходил сюда уже в четвёртый раз, мотоцикл не входил в число предметов первой необходимости, но купить что-то такое хотелось. До этого останавливало отсутствие денег, правда, мотоциклы можно было купить в кредит, всего по пятьдесят рублей в месяц, но при отсутствии свободных средств и такая сумма была существенной. Теперь, когда они появились, в глаза полезли все недостатки английской модели. И особенно – слабый двигатель, сам Обухов предпочитал соревноваться на 500-кубовом, который стоил в полтора раза дороже. Сергей всё больше склонялся к слепленному из разных частей мотоциклету с гордой надписью «Индиана» на бензобаке и решил брать его при первой же оказии.

Приказчик посматривал недовольно, а когда Травин, так ничего и не взяв, вышел на улицу, сплюнул.

– Шляются тут всякие, от работы отрывают, – сказал он собеседнику, и тот с ним согласился.

В раздумьях Сергей доехал до центра на шестом трамвае, он даже позволил себе ноги отдавить – вагон по случаю выходного дня был набит битком. Вот только Коврова на месте не оказалось. Травин оставил ему записку, посмотрел на часы – стрелки выстроились в одну линию сверху вниз.

Скамья возле трёхэтажного дома была занята молодыми людьми, парнем и девушкой, они что-то горячо обсуждали, а вот знакомого хулигана не наблюдалось, или Рябой отсидел свою смену, или переместился куда-то ещё. В свои комнаты жильцы и их гости попадали через четыре входа-подъезда с разных сторон улицы, из второго и третьего подъездов можно было свободно попасть во внутренний двор, чёрные ходы из первого и четвёртого заколотили досками. Уличные входы отлично просматривались, но только каждый со своей стороны.

Сергей поискал глазами пацана с придурковатым лицом, не нашёл и решительным шагом направился к подъезду номер четыре, в котором побывал Радкевич, но не зашёл Кальманис. С собой у Травина был журнал «Мурзилка», купленный в ближайшем киоске за сорок копеек, и два сахарных петушка на палочке.

Первый этаж встретил молодого человека наглухо закрытыми дверьми, ведущими, видимо, в кооперативные лавки и магазины, тайник вполне мог скрываться за ними, но Радкевич из двери выскочил быстро, такое бывает, когда человек набирает скорость, спускаясь по лестнице. Сергей поднялся на второй этаж, здесь две двери вели в квартиры с номерами семь и восемь, судя по длинным спискам жильцов на листах бумаги – коммунальные. Фамилии Кальманиса он не увидел, ответственных съёмщиц было примерно столько же, сколько съёмщиков. Этажом выше висели такие же листочки с именами жильцов квартир пятнадцать и шестнадцать. Травин решительно распахнул ближайшую дверь.

– Гражданочка, извините, – он остановил крупную женщину с папиросой и веером, которая неспешно плыла по коридору, – дама внизу оставила журнал, вот хочу вернуть. У неё ещё сынишка лет трёх или четырёх. Чёрненькая такая, ничего особенного.