Давид Бек - Мелик-Акопян Акоп "Раффи" - Страница 60

Бросив коня на дороге, молодой человек принялся бежать сломя голову. Он натыкался на камни, оступался, продирался сквозь кусты и заросли, не замечая препятствий, падал, катился кубарем, потом, передохнув, снова продолжал свой бег.

Он посмотрел на небо, чтобы узнать, скоро ли рассветет. Но ничего невозможно было разглядеть — небо затягивали тучи. Он отдал бы все на свете, чтобы ночь тянулась бесконечно и он мог бы пройти свой путь под покровом темноты.

Внезапно он вздрогнул. Ему показалось, что кто-то схватил его за ноги и тянет вниз.

— Не убивайте! — жалобно вскрикнул он. — Я сдамся… вот мое оружие. — И он вытянул перед собой руки, в которых ничего не было. У него не осталось никакого оружия — пистолеты он растерял, пояс порвался, и кинжал тоже куда-то девался, даже шапки у него не было на голове.

Но видя, что никто не отнимает у него несуществующего оружия и не убивает, он заговорил сам с собой:

— Похоже, испугались, убежали… и уже не вернутся…

— Я здесь… — послышался слабый голос.

Молодой человек похолодел от ужаса. Голос шел откуда-то рядом. У него подогнулись колени, и он упал.

— Вот еще… сил нет рукой пошевелить, и этот на меня навалился, — произнес тот же голос, и лежавший на земле раненый постарался оттолкнуть молодого человека. Но тот и сам откатился в сторону.

— Видно, и этот ранен… — заметил тот же голос.

— Я не ранен, — ответил молодой человек, — ради бога, не убивайте меня.

— Да я и не смогу, если бы даже очень захотел… У меня не осталось никакого оружия… а протянуть руку и взять камень не достанет сил…

Это известие обрадовало молодого человека, и он спросил:

— Кто ты такой?

— Я раненый воин. Проклятые так проткнули меня, что никак не могу остановить кровь… Ах, глоток бы воды!..

Не обратив внимания на просьбу раненого, молодой человек продолжал расспросы:

— Ты на чьей стороне сражался?

— На стороне мелика Давида, — ответил раненый.

При этих словах молодой человек окончательно успокоился — раненый был не из вражеской армии.

— Как кончился бой? — спросил он.

— Бой?.. Очень плохо кончился, — ответил раненый, — разгромили нac… Что ты можешь с ними сделать? Это не люди, а какие-то дьяволы… Лезут, куда хотят, ни огня не боятся, ни меча… Пропасти и скалы им нипочем — летят, как птицы. Наши полегли под их мечами, как колосья спелой пшеницы под косой жнеца… Я сам видел — у этих людей тела неуязвимые… Разве можно убить заколдованного человека?.. Ни пуля его не берет, ни копье…

Среди простого народа уже ходили легенды о Давиде Беке и его военачальниках, нагонявших страх на противника.

— В каком полку ты был? — спросил молодой человек, выслушав печальный рассказ.

— Я был в полку самого мелика, — ответил раненый, — мы заняли проходы на Татев… Но сверху нас завалили камнями, казалось, все горы обрушились на нас.

— А отец? Что сталось с моим отцом? — спросил молодой человек.

Раненый уже узнал молодого человека — то был Шах-Кули, сын Давида Отступника.

— Твой отец? — медленно протянул он. — А кто его знает, что с ним сталось?.. Убит, жив, бежал, попал в плен… Откуда знать?.. В такой суматохе… когда каждый думал о спасении собственной шкуры…

Молодой человек получил достаточно сведений о неудачах отца, а о поражении своих войск он уже знал. Он задал последний вопрос раненому, чтобы бежать дальше, все еще надеясь спастись от людей Давида Бека:

— Ты знаешь, где мы сейчас находимся?

Раненый не ответил, он уже не слышал вопроса. Рука, прижатая к ране, ослабев, упала на землю, глаза закрылись…

Оставив раненого, молодой человек бросился бежать, хотя и сам не знал куда. Еще до рассвета он добрался до какого-то селения и постучал в дверь первой же хижины. Ему открыла молодка.

— Чего надо? — спросила она, внимательно вглядываясь в пришельца, хотя в темноте трудно было что-нибудь различить.

— Я заблудился, ради бога, приютите меня, дайте немного отдохнуть…

Слова эти он произнес так умоляюще, что хозяйка сжалилась и пригласила войти.

Она зажгла свечу и только тогда увидела, кто перед ней. Лицо гостя было изуродовано раной, одежда разодрана и запачкана.

В комнате никого больше не было, несколько ребятишек лежали около тонира на рогоже, укрытые лохмотьями. Несмотря на горькую нищету, выглядывающую из всех углов, хозяйка предложила гостю поесть.

— Спасибо, — ответил Шах-Кули, — есть мне не хочется, дай только попить.

Хозяйка подала ему большой ковш воды. С жадностью выпив половину, он положил ковш около себя, чтобы допить потом и остальное. Словно внутри у него горел огонь, который нужно было погасить.

— Ты одна в доме? — спросил Шах-Кули, оглядевшись вокруг.

— Одна, — ответила женщина, — мужа нет дома.

— Где же он?

— Ушел воевать.

— С кем?

— С персами.

Шах-Кули понял, что он в доме врага и решил скрыть, кто он. Глава семьи ушел воевать с персами, значит, он в войске Давида Бека, из тех добровольцев, которые сегодня ночью расправились с его людьми и войском его отца.

Хозяйка присела около постели своих детей. Шах-Кули сел немного поодаль, на куске паласа. Его страшила мысль, что с ним станется, если женщина узнает его. Он решил подкупить ее:

— Наверное, твой муж беден? — спросил он, снова оглядевшись.

— Ты же видишь, как я живу, господин, что же спрашиваешь? — с горечью ответила она. — Будь проклят мелик Давид, не оставил крестьянину и куска хлеба. Пять дней назад забрали все наше имущество за недоимки.

Шах-Кули побледнел от негодования. При нем проклинали и бранили его отца. Но он сдержался и ничего не ответил. Проклятия, наоборот, подействовали на него скорее успокаивающе, ведь это означало, что хозяйка не узнала его.

Она и в самом деле вначале не узнала его, но, приглядевшись, поняла, что это сын злодея, который нагонял ужас на весь Татев, довел до нищеты не только их, но и всю деревню. Неумолимый сын неумолимого отца был ей знаком. Она не раз видела его в деревне, когда он собирал налоги и избивал крестьян. К тому же у него была особая примета — один глаз черный, другой синий.

Но почему же он промолчал, услышав поношение нищей женщины? В другой раз этого было бы достаточно, чтобы всесильный сын татевского мелика приказал удушить ее. Почему же он нынче утерпел? И отчего он один, где его многочисленные слуги? В этот поздний час, истерзанный, вывалявшийся в грязи — откуда он идет? Вот вопросы, возникшие у женщины, когда она испытующе взглянула на гостя.

Впрочем, нетрудно было догадаться, что он побежден и бежал с поля боя. Вести о сражениях Давида Бека распространились всюду, все только об этом и говорили. Она слышала, что Отступник с сыном собрали большое войско, чтобы не пропустить Бека в Татев. Теперь сын Отступника находился в жалком положении и нашел приют в ее хижине. Ей все стало ясно. В голове родился тайный план, губы ее задрожали.

— Нет ли в твоем доме укромного уголка? — спросил Шах-Кули.

— Для чего? — сказала хозяйка.

— Я очень устал, хотел бы немного прилечь, отдохнуть, чтобы никто мне не мешал.

«Он хочет спрятаться», — догадалась женщина, и на ее лице появилась злорадная улыбка.

— Мой дом перед тобой, почтенный господин, — ответила женщина, — ты видишь, что у меня нет такого укромного уголка. Но если сочтешь удобным, я тебе предложу кое-что другое.

Она взяла свечу и, освещая дорогу гостю, повела его во двор, показала приземистое строение с узкой дверцей. Когда-то здесь был курятник, но после того как сборщики налогов (в том числе и ее гость) унесли всех кур, строение пустовало. В дождливую погоду там устраивался хозяйский пес и теперь это была скорее конура, чем курятник. Шах-Кули просунул голову внутрь, осмотрел в сказал:

— Неплохо, только ты постели какую-нибудь тряпку.

— Я тебе и подушку принесу, — сказала хозяйка и побежала к хижине.

Шах-Кули был до того напуган, что рад был укрыться даже в такой конуре. Он знал, что люди Бека повсюду ищут его, и лучшего прибежища он не найдет. Надо немного отдохнуть, восстановить силы, чтобы еще до рассвета продолжить путь.