Безымяныш. Земля (СИ) - Рымин Андрей Олегович - Страница 47

Эх, Матвей! Надо было сразу свистеть. Зря я нашего командира непогрешимым считал. Опыт опытом, а не в первый раз нас подводит бывалый охотник. Подлетаю к той твари, что силится завалить Лима, вцепившись зубами бедняге в руrу, и рассекаю зверя на две части клинком. То есть почти на две части — слегка не дорезал. Тут, в общей свалке, нужно своих не задеть, так что мечи нельзя длинными делать.

Бросаюсь ко второму древесному волку, и тоже рублю его. Кожемяка спасён, но на раны страшно смотреть. Больше Лим — не боец. Левая рука — кровавые лохмотья, бок разорван, с головы содран кусок кожи вместе с волосами. Друга срочно нужно доставить к лекарю, или он умрёт. Но сначала добить эту погань.

Кидаюсь к следующему зверю, что ко мне ближе всех. Разваливаю его — и к новому древесному волку. Главное оружие этих хищников — длинные когти передних лап. Если пропустишь удар, запросто выдерут кусок мяса.

Убиваю ещё одну тварь. Дар закончился. Топор в руку. Ищу взглядом следующего зверя, но этот был последним. Мы справились!

Сбежавшиеся к месту битвы охотники быстро перевернули её исход в нашу пользу. Пятерых-семерых стая смяла бы, но на тридцать серьёзных бойцов пары дюжин волков маловато.

— Держись, братик!

Сёпа раньше меня вспоминает про Лима. Скидывая на ходу рюкзак со спины, устремляюсь к лежащему на земле другу. Одна лечилка, пусть и самая слабая у меня есть в заначке. Но Метла вновь быстрее — уже льёт из флакона Кожемяке на бок своё зелье. У него средней силы — с такого толку чуть больше, но эту ужасную рану заживить полностью его хватит едва ли.

— Разойдись! Разойдись! Ещё можно спасти!

Это с боку кричат. Там народ тоже Глиста обступил. Чудик пыжится сквозь толпу пропихнуться. Быстрым взглядом обегаю округу. Ох, ёженьки… Двое насмерть, ещё четверо живы, но раны такие, что до полиса не донести. И это я без Лима считал.

— Сейчас, сейчас, друже. Сейчас полегчает.

Сёпа вытаскивает вываренные тряпки, что мы с мазями к ранам прикладываем. Чего я жду? Тоже есть в рюкзаке. Но сначала лечилка. Голова подождёт — там кровит, но дыра в боку хуже. Выливаю свое зелье туда же. Кожемяка хрипит. Эх… На руку не хватит. Что с такой с ней теперь?

— Рубить надо. И огнём прижигать, — понимает, о чём я задумался Сёпа. — Не дотащим иначе. Кровью изойдёт.

— Ещё есть! Всё отдам! Нате, нате!

Стоя перед своим рюкзаком на коленях, Кузьма торопливо вытаскивает из него пузырьки. Ого! Это же самые дорогие лечилки, которые по сапфировой марке за штуку. Чудик тут же отдаёт их товарищам, что немедля бросаются к раненым.

— Да откуда…

— Так бобов взял по двадцать всего, — принимается объяснять Чудик. — А всё, что не прогуляли, вот, на зелья потратил. На шесть штук аж хватило. Как знал, что нужнее, чем тот троерост.

Вот так щедрость. Хороший человек наш Кузьма. Теперь спасём раненых.

— Сюда хватит! Туда лей! Нет! Дай я сам!

Матвей руководит излечением. У самого командира нет одного рукава, и видно, что тоже на плечо зелье лил — пятно чистой розовой кожи размером с ладонь. Приличный кусок мяса зверь вырвал. Да и у многих тоже есть раны, но не такие, что сгубят. Тот же Сёпа весь в мелких и средних царапинах. Видать, пока на даре ярился, успел нахватать.

— Вроде всё. Будет жить, — поднимается Матвей с корточек. — Что, Косой, идти сможешь?

Предз при помощи товарищей пытается встать.

— Ай! — заваливается он обратно на землю, едва наступив на повреждённую ногу. — Бездна! Больно же как…

— Донесём, — успокаивает, то ли друга, то ли командира Конюх.

— Чудик, есть ещё зелье?

— Нет. Это последнее было.

Йок! А Лиму? Промухали…

— Командир! С Кожемякой что делаем?

Сепан жестом подзывает Матвея.

— Ох, Низверженный… А, чего вы молчите? Видел, что зелья льёте. И тряпки, мази достали. Думал, что сами справляетесь.

— Как тут справишься? — указывает на руку стонущего Лима Сепан, от которой ниже локтя кроме костей, почти ничего не осталось. — Лекарь новую вырастит, если отрубим сейчас? Тут без зелья уже не спасти.

— Вырастит, — грустно вздыхает Матвей. — Только вот за сколько подходов? У нас так-то принято добивать таких раненых. Но раз предз, да на таком троеросте…

— А прижечь чем?

Внезапно я осознаю, что весь мокрый. Дождь, зараза, усилился только. Вокруг ни одной сухой ветки.

— Вот, Бездна!

Матвей тоже понял.

— Ладно. Руби, — кивает командир Сёпе. — Культю замазать хватит, — достаёт он из кармана полупустой флакончик. — Последняя лечилка. Думал, на крайний случай оставить.

* * *

Двоих больше нет, троих на носилках несём, ещё двое бредут, опираясь на плечи товарищей. А взамен — семян пара и десяток бобов. Вот тебе и сходили в поход. Хорошо хоть, до полиса не больше десятка вёрст. На сегодня с охотой завязываем. Интересно, погонит нас капитан завтра снова за стены, или даст денёк отлежаться? Так-то раненых больше, чем пятеро. Да и дар у всех троих подчистую слит. Через сутки теперь только пополнится. Утром бездарями идти неохота.

Бреду, чавкая прелой размякшей листвой. Вроде как опасность высматриваю, а на самом деле весь в мыслях. Вот не будь Чудик Чудиком, купи на все деньги бобов, как советовали, и не вытащили бы мы ещё четверых с того света. Одного бы Матвей поднял на ноги — как выяснилось, командир тоже две лечилки потратил, что ему на отряд выдают, и одну свою личную тоже — а дальше?

Что бы тогда Молчун делал? Смотрел бы, как умирают товарищи? Поздно я про его тайный дар вспомнил. В суматохе мозги другим были заняты. Вмешался бы? Помог бы товарищам? А что я? Не достань Чудик зелье, сдал бы я одарённого? Заставил бы спасать раненых? Да, конечно, заставил бы. Всё равно ведь всплывёт.

— Ну за что…

Чего больше во вздохе Матвея — усталости или обиды, так сразу и не скажешь.

— К бою!

Клятое Темнолесье! И чего нам так не везёт? За что так с нами Единый?

Миг назад притворявшийся деревом зверь устал ждать в засаде, и толстый бугристый ствол якобы дуба внезапно ожил, изогнувшись дугой, и проворно пополз в нашу сторону. То, что было корнями, теперь — задние лапы. Ветви — лапы передние. И, что тех, что тех, больше двух.

— Это кто⁈

— Леший!

— Ты же говорил, что он редкий!

— Так и есть! Повезло нам…

Вот же йок! Со слов Матвея, этот зверь в Темнолесье опаснее всех. Только даром и бить. А где дар? Нету дара. Шкура там, что кора — копьём ранить почти невозможно. Топором только. И то тем, что потяжелее моего маломерка.

— С ранеными — назад! Остальные — ко мне! Рубить лапы! Копьём — только в глаз!

Вот и дело по мне. Я из всех самый шустрый. Попробую ослепить чудище. Глазья мелкие и их целых четыре — по одному на каждой из сторон сидящей на толстой шее башки. Леший может и на задних лапах ходить, но быстрее перемещается, если на все упадёт, как сейчас. Ох и мерзкая тварь. То ли толстая змея с ножками, то ли гигантский жук-палочник. Длины в нём сажени четыре, толщины — два обхвата. А вот лапки, в сравнении с телом, короткие. Оттого и не быстро бежит. Кабы не раненые, могли бы, пожалуй, удрать.

— Разошлись! Не кучкуемся!

Только выполнили приказ, как зверюга уже рядом с нами.

Ого! Оно прыгать умеет! Распрямившиеся разом конечности бросают живое бревно на три шага вперёд. Выбранный для атаки Шило едва успевает отпрянуть. У бывшего хозяина ткацкой артели долей под завязку. С Предземья с потолком уплывал. Из местных бы кто мог попасться, а так сразу три топора обрушиваются на передние лапы чудовища.

Есть! Из ран выступает густая почти чёрная кровь. Не такой он и страшный. Сейчас изловчусь и…

Попал! Один глаз долой! Лешего аж скрутило всего. Выгнулся гусеницей и, поднявшись на задние лапы, затряс напоминающей пень с дырой-пастью башкой.

— Осторожнее!

Поздно! Сдуру сунувшийся к чудовищу Редька не успевает отпрыгнуть. Толстое живое бревно резко падает на бедолагу-архейца и придавливает беднягу к земле. Тут без шансов — он мёртв. Хруст от сломанных рёбер перебил прочий шум.