Я вам что, Пушкин? Том 1 (СИ) - Рубин Ричард - Страница 73

Поэтому пришлось задержаться и поискать ключ. Это оказалось задачкой нетривиальной — свой Моника унесла. В запале не подумала, что он нам пригодится. Ну да ладно, в таком состоянии, как у нее, вообще думать опасно, можно додуматься до такой херни, что будешь на Юри из второго акта похож.

(она и так приближается к этому уровню семимильными шагами. даже не шагами, а прыжками Халка)

— Гару, м-может, нам тебе п-помочь? — предложила Юри. Она сцепила руки на груди и застенчиво поглядывала на меня.

— Спасибо, но не беспокойся, ща, быстро разберусь, — заверил я.

Успокоившиеся девчонки направились в коридор. Так, не отвлекаемся. В кладовке пусто, только пыль и, кажется, пара мелких осколков от чайного сервиза — кто-то пропустил, когда убирался. На многочисленных полках и стеллажах тоже ничего. И что делать прикажете?

Я уж было собрался предупредить девочек, что поиски затянутся, когда ключ нашелся. Как только я увидел его, поразился собственному идиотизму: Правду говорят; хочешь спрятать что-нибудь — помести на самое видное место. Мимо учительского стола с десяток кругов нарезал и только щас заметил маленький латунный ключик на ленточке. Хотя немудрено, что он не сразу мне на глаза попался — мало того, что из-за потертостей он на фоне столешницы был не так заметен, так еще и лист бумаги болтается какой-то…

Мило. Моника любит изображать кипучую деятельность, деловая наша колбаса.

(не вздумай ее таким прозвищем обозвать во всеуслышание. вегетарианка же все-таки, с мясными продуктами не дружит)

Пф-ф, а разве в колбасе есть мясо?

(…)

(тушЕ, приятель, переиграл и уничтожил)

Вот так-то. Она, конечно, всячески поддерживает свой имидж, но любой человек, не просравший зрение с концами, просечет, что вся ее деятельность в клубные часы — перекладывание бумажек с места на место. Срывать покровы с этой ее хитрости я пока не собирался, но после сегодняшних фокусов почему бы и нет?

Ревность терпеть не могу. Одна боль от нее… головная. И жжение пониже спины, аж припекает. Начинаю думать, что скандалов, пассивной агрессии и всяческих помех я еще натерплюсь.

(чтоб женщина не вставляла тебе палки в колеса, кидай ей палки время от времени)

Полагаю, этот рут для меня временно недоступен. Что ж, тогда придется исследовать остальные три. И без госпожи президента забот будет полон рот.

Я выдернул ключ из-под листа бумаги и увидел, что начеркано на этом листе порядочно. По его поверхности бежали рваные строчки. Почерк знакомый — тот, что я видел на записке в кухне этим утром. Кажется, Моника свое обещание не писать новых стихов не сдержала.

Стихотворение меж тем удалось прочесть только с четвертого раза. Дело тут даже не в том, что за годы залипания в комп я сравнялся интеллектом с кухонной табуреткой. Все-таки мозгу работу даю, неохота тупеть и с деменцией познакомиться к семидесяти годам. Просто стихотворение было по стилю типичная «поэза» Моники из игры — мало того, что всяких метафор понапихано через строку, так еще и слова хаотично по листу разбросаны. Собирать смысл пришлось буквально по кусочкам, и то я не уверен, что правильно этот паззл шизанутый сложил. Но даже не в авторском прочтении было понятно: стишок она сложила обо мне.

Может, я себе льщу, конечно, потому что там фигурировала статуя ангела, а я на божьего слугу тянул так же, как Антон Заболотный на Эрлинга Холанда. Но по «сюжету» некая девушка воспылала любовью к крылатой статуе на городской площади. Она приходила туда изо дня в день, умоляя ангела сойти со своего постамента и быть с ней, то-се-пятое-десятое. И так в конце концов беднягу доконала, что он подчинился. Казалось бы, живи теперь да радуйся, но вот фигушки — тут же эту неуемную особу замучили переживания о том, что ангел холоден, как мрамор, из которого его выточили. Скуп, безэмоционален, словом, типичные девчоночьи предъявы. Каждый хоть раз да слышал такое.

Дочитав творение Моники до конца, я хмыкнул и убрал листок в карман пиджака. Некоторым людям, как тянке из стиха не парня-ангела надо, а психотерапевта хорошего, чтоб таблетки назначил.

Погасив свет в аудитории, я закрыл дверь и отправился на улицу. По пути посмотрел на часы в телефоне и даже зубами заскрежетал — столько с ключами проваландался, что Сайка уже домой уйим успела, пожалуй. Но она дождалась. Правда, у этого ожидания оказалась цена.

— Что так долго, Гару? — надулась подруга.

— Моника заныкала запасной ключ черт знает куда, мне пришлось всю аудиторию обшарить, чтоб его найти. Прямо как в квесте из девяностых, блин, — пожаловался я.

Сайка улыбнулась.

— Вот честное слово, иногда мне кажется, что ты старик, которого по недоразумению заперли в этом теле! Как может мальчик столько бухтеть и вечно быть недовольным! Выше нос! — с этими словами она ткнула меня пальчиком в вышеупомянутый нос и хихикнула.

(ну со стариком все понятно, люди в москве стареют и ожесточаются рано, а вот насчет запертости в теле у нее прям стопроцентное попадание. не желаешь рассказать об этом?)

Лучше не надо, поверь мне. Конечно, хреново, что Моника щас на меня дуется, она много чего натворить может, но правду девочкам я бы открывать пока не стал. С суицидальными наклонностями Саёри и Юри ничего хорошего от этого ждать не стоит.

(мир, в котором я живу, называется дурдом)

Я с угрожающим видом вытянул вперед указательный палец и попытался ткнуть Саёри в ответ, но успеха не достиг — она отскочила на безопасное расстояние и показала мне язык.

Господи, чувствую себя сейчас второклашкой на школьном дворе. Уже и забыл, каково это, хотя за окнами моей чертановской хаты все время дети орут, особенно летом. С одной стороны, это люто бесит, потому что гам стоит как от оркестра из циркулярных пил, а с другой — зависть берет. Я и сам был бы не прочь ощутить такой уровень внутренней свободы, при котором можно просто бежать, вопить и ни о чем не думать. Когда ты здоровый лоб в возрасте «хорошенько за двадцать», эта опция уже недоступна.

— Я тут подумала сейчас…

— Надо же, — усмехнулся я, — ну и как? Не устала?

— Ты не в первый раз заставляешь меня ждать, Гару — добавила Саёри, все еще ехидно улыбаясь, — а это не очень-то талантно! То с Моникой заболтаешься, то еще чего-то свалится… Будет штраф!

— Галантно, — поправил я.

— Два штрафа! — немедленно отреагировала Саёри, — за то, что ты копуша и за то, что ты зануда! Это очень серьезные прегрешения, Гару, ай-яй-яй!

Она потешно надулась и погрозила мне пальцем.

(молись и кайся, приятель, молись и кайся)

Ее умение развести клоунаду буквально на пустом месте меня удивляло и восхищало. Никогда особо не понимал, почему стольким фанам ДДЛК по душе именно Саёри, но сейчас, когда после общения с Моникой меня как будто мешком отоварили, понимание начало приходить. Последний час те самые пресловутые тучки висели над моей головой и прицельно бомбили темечко молниями. Но дурачества Саёри их разгоняли.

— О нет, — я решил подыграть, когда мы вышли с территории школы, — что я могу сделать для вас, миледи? Как искупить вину?

Саёри задумалась с таким серьезным видом, как будто к ней в дверь постучался генсек ООН с просьбой решить проблему мирового голода.

— Ты починишь мне компьютер… — начала она.

— Я и так тебе его починю, — перебил я, — это не считается, думай дальше.

Мне не составило большого труда сообразить, что придет ей на ум. В конце концов, уже усвоил, что Саёри человек простой и в любой непонятной ситуации думает…

— Ты купишь мне мороженку! — заорала она мне на ухо, — даже нет, лучше! Две мороженки!

…желудком, да.

(а вы что подумали, м? извращенцы)

Стоп, давай хотя бы мы четвертую стену ломать не будем, ок? Моника и так ее колупала с упорством, достойным лучшего применения. Если и мы этим увлечемся, скоро все развалится нахер, и останемся тут все впятером лапу сосать

— Мороженки так мороженки. Пойдем в кафешку тогда.