Я вам что, Пушкин? Том 1 (СИ) - Рубин Ричард - Страница 34

— Ты ловец во ржи, Гарик, — подытожил приятель, глядя куда-то ввысь. Я проследил за направлением его взгляда и тут меня затрясло. Неба больше не было — его место заняла грубо раскрашенная картонка в потеках голубой и белой краски. Вместо солнца — расплывчатое пятно тошнотворного грязно-рыжего цвета, — не дай им упасть.

Запах горелой травы стал невыносимым, забил ноздри полностью. Я вцепился в скатерть и принялся судорожно комкать ее край. Виталя смотрел на меня с равнодушным интересом.

— Пойми, я не вывезу, — сказал я ему, уже не вникая в суть. Мы точно были на одной волне. Явно нездоровой волне, — я не знаю, что делать.

— Сейчас не знаешь, — согласился Виталя, — но когда припрет к стенке, все поймешь. Из того, другого ловец вышел никудышный. Тебе его превзойти как два пальца об асфальт. Просто не зевай и будь рядом.

Птицы на крыше дома подняли невыносимый ор. Казалось, что там беснуется целая стая, настоящая орда. Виталин бумбокс стоял под лучами нарисованного солнца — его заело на начале припева песни группы Cranberries про зомби.

Я глубоко вдохнул, и в оглушительном гомоне неожиданно появился… смысл.

…

— Куда там Саёри запропастилась, блин? — знакомый голос, высокий, въедливый. Раздражение в нем звенит и отдается в ушах… хотя нет, кажется, это просто звон.

— Я н-н-не з-з-знаю, — мо…мо…может б-б-быть, медсестра занята? — совершенно другой тембр, низкий, хрипловатый. Его владелице слова вообще даются с трудом.

— Чем она может быть занята, зарплату в сетевой покер проигрывает, что ли? У нас тут ЧП! Гару может умереть, а я ведь даже еще ни разу его не избила!

— Не переживай, Нацуки, тебе представится такой шанс, — вклинилось мелодичное сопрано, — кажется, он приходит в себя.

— Кто переживает-то? Я? Пф-ф, да это вы с Юри все ногти себе обгрызли. Больно мне надо, париться из-за него…

Я кое-как разлепил веки. Перед глазами мелькали мириады цветных мошек, как в старой аркаде на «Денди». Мошки кружились и складываться в картинку никак не хотели.

— П-после такого о…о…обморока ч-ч-человеку требуется время, чтоб оправиться. П-полагаю, Гару нужно в больницу… в-вдруг у него н-нарушение м-мозгового кровообращения или… или…

Наконец мошки выстроились в ряд и явили мне лицо Нацуки. Розовые глазищи на нем так и пылали. Несмотря на свой трэш-ток, коротышка действительно выглядела встревоженной.

— Не трогай меня, зловещий лепрекон, я не крал твой горшочек с золотом, клянусь, — пробормотал я, пытаясь собрать мозги в кучку.

— Нарываешься, доходяга? — поинтересовалась она, но волнение с лица заметно схлынуло, — все с ним нормально. Уже болтает, значит, ничего серьезного.

— Ничего серьезного — это название моих будущих мемуаров, — я кое-как приподнялся на локте, — сразу после выпускного сяду за первый том.

— Ты если такие фокусы будешь вытворять, то не за мемуары сядешь, а в тюрьму за доведение до нервного срыва, дурак!

Я хотел заметить, что упомянутой статьи в уголовном кодексе вроде как нет, но в итоге решил не тратить силы. Их и так оставалось не очень много. Хотя головная боль почти полностью прошла, разве что мутило слегка, но это наверняка остаточные явления. Так, нечего разваливаться, Гарик, давай, приводи себя в вертикальное положение. Осторожно схватившись за первую попавшуюся опору — ей оказалась полка с книжками, я начал подниматься.

— Полегче, стрелок, — осадила меня Нацуки, — подожди, щас медсестра придет, тебя осмотрит…

— Нацуки права, Гару, — добавила Моника, — поосторожнее. Мы все за тебя перепугались.

— Это п-п-п-правда, — вклинилась Юри, — ты п-потерял сознание на несколько минут, а к-когда мы попытались тебя п-передвинуть, начал б-б-бредить. Что-то про ржаное поле нес и детей…

— Ага, — Нацуки поднырнула мне под руку, — опирайся давай. И не вздумай шуточки отпускать, я очень сильная!

Ну да, конечно. Мне кажется, я могу на ее хребте все позвонки пересчитать, как на гребаном ксилофоне. Хотя и Гару, справедливости ради, серьезной нагрузки не создаст своими-то шестьюдесятью кило.

Наконец добравшись до парты, я приземлился на стул и осмотрелся. Ничего необычного, все как всегда. Ни единого намека на стремную комнату из сна. И при этом я ее видел. Своими собственными глазами. Аудитория как бы… раздвоилась. И девочки вместе с ней, все, кроме Моники. Главы клуба в кошмаре не было, и этот факт заставлял задуматься. Однако развить мысль далее помешал звук быстро приближающихся шагов.

— Де…де…девочки, медсестры нет! — Саёри остановилась, тяжело дыша, — и кабинет за… Гару, ты жив! — заорала она, направляясь ко мне.

Среагировать я не успел — с удивительной скоростью она подобралась к парте и сдавила меня в объятиях. Сперва я пожалел свое многострадальное тело, но потом ощущение даже понравилось. С ней было очень… комфортно. Я был бы не прочь посидеть так еще какое-то время. Например, до конца собрания.

— Можешь его отпустить, Саёри, — сказала Моника. И, на самом деле, прозвучало это как «лучше бы тебе от него отлипнуть». Хотя не уверен, что Сайка считала бы скрытые смыслы — она человек простой. Однако предложение подействовало — девчонка отстранилась и со смущением глянула на меня.

— Извини, — сказала она, — я просто очень рада, что…

— Да ерунда, — перебил я, — сам бы запаниковал, если б кто-нибудь передо мной в обморок грохнулся.

Тут пришло осознание того, что желудок больше не сжимается в конвульсиях от убойной смеси кофе с соком. Твою мать, надеюсь, я не переблевался, пока был в бессознанке. Опозориться это еще ладно, штатная ситуация, но ведь так и помереть можно. Вроде кто-то из AC/DC так на тот свет и отъехал — рвотой захлебнулся.

— Может, н-нам все же вызвать с-скорую? — спросила Юри робко, — п-приступ прошел, но обследование не п-повредит. Нужно выяснить причину…

«Первая причина — это ты» — всплыла в голове строчка из старой песни. Ну, на самом деле не только ты, Юри. Все вы. Хоть и в разной степени. Надо будет после собрания подловить Монику и спросить у нее, что за переключение между сценами я наблюдал перед тем, как отрубиться. У нее знаний об этом мире все-таки побольше будет.

(если только она твои глюки не вызвала)

В любом случае, уехать в больничку сейчас я никак не могу. Скрипт такого не предусматривает и, хотя мир сейчас вполне себе проработанный и на каком-нибудь пустыре меня не дропнут, так жестко отклоняться во время сцены не хочется.

— Не надо скорой, — заверил я, — все уже прошло.

И даже почти не врал. О приступе сейчас напоминало только легкое головокружение да ноющая шишка

(в штанах, фьюить-ха)

на лбу. Кажется, когда начал падать, никто не удосужился меня подхватить, поэтому треснулся я здорово.

— … меня просто недосып догнал наконец. Я режим сбил и восстановить его не могу до сих пор, да еще дел невпроворот навалилось, вот и не вывожу. Организм так сигналит, чтоб я немного притормозил, — развел я руками, — так что не надо врачей. Не люблю я их. Давайте лучше стихи почитаем. Только это, дайте мне, пожалуйста, листочек, мне свой стих переписать надо, он в телефоне.

Все четверо глядели на меня с разной степенью недоверия. А Саёри еще и с грустью. Наверняка считает себя виноватой в том, что я весь свой ресурс слил.

— Что ж, — произнесла Моника, перетасовывая стопку бумаг на столе, — если ты так считаешь, Гару, то ладно. Но если почувствуешь себя плохо, не терпи и не строй из себя героя, говори сразу, хорошо?

— Идет, — согласился я.

— Вот и славно. Пока я президент, никто в этом клубе не умрет.

Последнюю фразу Моника сопроводила такой загадочной улыбкой, что Мона Лиза потемнела бы от зависти в своем Лувре. Вот зараза, могла бы еще и подмигнуть, раз уж мы настолько толстыми намеками бросаемся.

— Это обнадеживает, Моника, — потянулся я за телефоном, — Нацуки, подай мне сумку, я забыл ее взять, а вставать тяжеловато.