Град обреченный (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 9

— Патроны поберечь надобно, а смотреть, как несчастная животина мучается — не могу, с души воротит.

Андрею Владимировичу поплохело — перед глазами все поплыло, подкатила тошнота. Еще чуть-чуть и его бы вырвало, но «Сотник» тут же усадил на чурку профессора, поддерживая. И сунул в руку уже зажженную сигарету, непонятно как он ее успел достать и закурить — как-то и не заметил, мимо глаз прошло. С голоса напрочь исчезла жестокость, участливо и сочувственно произнес, без малейшей насмешки:

— Ты подыми, полегчает — в первый раз тяжко смотреть, многие блюют. Я ведь сам уже подзабыл, что это такое — восемнадцать лет, почитай, прошло, молодой тогда был, относительно, конечно. С первых дней в Афгане, тогда еще в «особом» отделе, потом в разведбат занесло, на караваны ходил. Дальше все кабинет, и кабинет — лишь пару раз короткие командировки, и то почти «мирные». Все навыки растерял, стрелять разучился совсем, «мазал» сегодня жутко. А командовал всеми скверно, будто разум отшибло, суматошно вышло, все наставления позабыл…

«Сотник» тяжело вздохнул, закурил сам, усевшись рядом. Андрей Владимирович неожиданно ощутил запах смерти, не сладковатый, как от усопшего, а перемешанной с пороховым дымком свежей крови и вони выпущенной наружу требухи. Сглотнул, с трудом остановив накатившуюся тошноту. Осмотрелся, переводя взгляд с павших врагов на живых одноклубников, и куря сигарету — действительно, немного полегчало.

— Андрей, всех не добивайте, «язык» нужен.

— Уже взяли, «Сотник», самого главного. Я «воеводе» руку и плечо прострелил, с коня сдернул и спеленал. Лежит спокойно, «соску» жует.

— Сходи на поле, там тоже «зачистить» нужно.

— Димка туда пошел с «Рябчиком». Вдвоем справятся — пусть привыкают парой работать. Но сейчас схожу — присмотрю.

«Чекисты» перебрасывались словами, будто в магазин зашли и товар выбирают — спокойно и непринужденно. Сержант продолжал бормотать под нос, хотя всех «проконтролировал», и уже сидел с сигаретой, дымил, глаза прикрыты — вроде колхозника, что устал на полевом стане. А вот второй «афганец» сидел зеленоватый, как и «Плат». Было видно, что этим двоим явно хреново от кровавого зрелища. И он не сомневался, что сейчас имеет точно такой же вид от едва сдерживаемой тошноты.

— Бля, этого еще не хватает, — выругался профессор, увидев, как Петрович выводит из сарая реконструктора, у которого торчала в плече стрела. И что-то говорит тому в ухо, явно утешительное. И удивительно, что доктор совершенно не потерял самообладания — улыбается, а на груды убитых «московитов» посмотрел равнодушно, мазнув по ним взглядом.

— Железные нервы у человека, — посматривая на Петровича, пожал плечами полковник, констатируя факт. — Я бы так не смог жить и работать. С ума бы сошел, или спился…

— У него пальцы крепкие, хирург хороший — с нами на выезде не раз был. Сам видел, как работает. Да и не пьет, так, выпивает.

— И хирург тоже хороший, опыт соответствующий и богатейшая практика на «манекенах». Ты не знал?

Совершенно непонятно изрек «чекист», и усмехнулся. Посмотрев на недоуменное лицо Андрея Владимировича, сверкнул глазами, произнес с нескрываемым смешком:

— Патологоанатомом уже пятнадцать лет ударно трудиться, и людишек у себя в морге вскрыл намного больше, чем батальон спецназа умертвит за тот же срок — практики в Москве валом, мегаполис, сам понимаешь. Его этими трупами никак не удивишь — так, мелочь, профессиональная деформация во всей красе. Зато диагнозы точные ставит, никогда не ошибается, правда, лечить пациента тогда уже поздно.

— Не знал, — потрясенно произнес Андрей Владимирович, он не оценил шутки. Теперь стал понятен прорывавшийся у Петровича цинизм — провести треть жизни на «разделке» трупов можно только имея стальную выдержку. И ведь не словом не заикнулся, хотя про хирургию говорил с удовольствием, особенно под рюмочку задушевно беседуя. Но, видимо, «осадочек» от работенки, или «налет», на нем есть постоянно — люди стараются держаться на расстоянии, инстинктивно чувствуя неладное.

Напрактиковался, бля, на «манекенах»!

— Мы легко отделались — одного в плечо, другому задницу зацепило вскользь. Мои парни только по магазину извели, это я патронов отстрелял многовато — мандраж охватил, за всех боялся. Метко «москвичи» стреляли из луков — не ожидал, что в него попадут, в хребтину. Хорошо, что почти сразу умер. Без больших мучений — нам парализованный «довесок» совсем ни к чему. Но сам дурак — на хрена героизм дурной показывать!

Андрей Владимирович только мотнул головой — а чего сказать в ответ тому, кто сам стыдится собственных оплошностей, и скрывает их за такими словами. Но то во благо — теперь забудет про «кабинетную жизнь», и начнет головой думать, главное, что выводы нужные сделает, а опыт свое возьмет. Но циник законченный. Хорош «Сотник», явно «темнит», информацию выдает дозированно. Знал, что «мутят» за его спиной, и молчит даже сейчас. Но задавать вопросы бессмысленно, придет время — сам все расскажет, куда ему деваться. Сейчас нужно экстренно решать, что делать дальше. Но вот спросил полковника об ином, о том, что его заинтересовало больше всего. Выкрик ведь хорошо слышал:

— Интересно, что это за казну у «москвичей» увели? И почему нас за дьяков новгородских приняли? Из-за кафтанов?

— Алая одежда приметная. «Языка» поспрашиваем на этот счет, потому живьем парни его и взяли.

— А если ничего нам не скажет?

— Скажет, методы есть и доводы, — буркнул полковник, и отвел взгляд. И стало ясно, что пленник заговорит, ему «развяжут» язык. И убьют после допроса — свидетели в таких ситуациях опасны.

— У нас есть время для «этого»?

— Имеется — седла запылены, часа три сюда ехали, самое меньшее. У тех кто удрали, три часа обратно, и если доскачут, то полтора два часа для прибытия подмоги еще. Так что пять часов у нас есть, так что хватит времени лошадей навьючить и телеги нагрузить. Столько трофейного добра тут лежит, оружие, доспехи — нам все пригодится, мародерствовать надо, Андрей Владимирович, не до сантиментов. В нашем скверном положении может любая нитка пригодиться.

— На какие телеги ты грузить все это собрался⁈ У нас только одна, других повозок что-то не вижу.

— Селяне убежали в спешке, видимо, о «визите» их успели предупредить. Спрятались где-то неподалеку, глухомань вокруг. А тут добра много оставили, свиньи и куры те же. Так что прибудут, куда им деваться — обычная крестьянская жадность. И логика простая, раз мы враг их врага, то вряд ли тронем. И вероятно, дьяков тех они укрыли, и наши кафтаны хорошая такая мистификация, чем непременно нужно воспользоваться. Нам в этом мире нужно как-то обустраиваться, и деньги лишними не бывают. Причем, большие деньги, иначе бы московиты не полезли на рожон.

Улыбка у полковника вышла кривоватой, видимо, не по душе задумка, гнильцой от нее попахивало. Но деваться некуда, с волками жить, по-волчьи выть — они все тут вляпались по полной программе. И непонятно пока, какое время на дворе, но похоже или 1471, но может и 1477 год. Остается только выяснить у «языка», и прикинуть, что тут происходит — тогда станет ясно, как действовать нужно дальше…

ИВАН III ВАСИЛЬЕВИЧ — государь Всея Руси, известный как «Великий» и «Грозный» (последнее прозвище закрепилось за его внуком)

Глава 9

— Пожалел вас, изменников новугородских, государь наш Иван Васильевич шесть лет тому назад… Ничего, сейчас с войском большим пойдем, и все ваши «вольности» похерим, а вечевой колокол свезем — вот окаянство удумали, мужики, смерды… Вроде бояр знатных глас имеют… А кто ниц не падет — головы лишится… Всех перебьем… И град окаянный сожжем…

Боярин задыхался — он умирал, крови много потерял, да и организм явно быстро сдал от жизненных перипетий и прочих излишеств. Допрашивать с пристрастием не пришлось — пленник говорил охотно, с нескрываемой злобой глядя на «новгородцев», за каковых он их принял. Угрозы рассыпал щедро, лютыми казнями постоянно пугал, по типу «стой, и убьем». Прямо «браток» конкретный, «распальцовщик» из их времени.