Синайский мираж - Тамоников Александр Александрович - Страница 26

– А вот, скажем, накормить нас отравленным ужином, но так, чтобы мы не погибли, но надолго вышли из строя – это самое то, – продолжил мысль Богданова Муромцев. – Я прав?

– Именно это я и хотел сказать, – согласился Вячеслав.

– То же самое хотел сказать и я, – добавил Фарис. – Плохие люди в пустыне так и делают.

– Тут тебе, конечно, виднее, – согласился с египтянином Рябов. – Но все же, все же… А как же быть с той водой и теми харчами, которые сейчас нам готовят в дорогу? Ведь они тоже могут быть отравленными?

– Конечно, – спокойно ответил Богданов. – А потому – сделаем вот что. Мы примем от них и еду, и воду, но есть и пить не станем, а просто выльем воду по пути, а харчи зароем в песок. Фарис и Максум, я правильно говорю?

– Почти, – улыбнулся Фарис. – Вот только воду выливать сразу же не нужно. У нас есть хороший способ определить, хорошая это вода или отравленная.

– Ну а если она будет все же отравленная? – спросил Рябов. – Ладно, какая-никакая еда на первый случай у нас есть. Но как же отправляться в пустыню без воды? Ладно мы, но ведь есть еще и лошади!

– Недалеко отсюда находится колодец, – сказал Максум. – Там и наберем воды.

– А что, если они отравят лошадей? – спросил Муромцев.

– Нет, – в один голос произнесли Фарис и Максум.

– Это почему же вы так уверены? – спросил Муромцев.

– Лошадь в пустыне ценнее человеческой жизни, – сказал Максум. – И потому, зачем же травить лошадь, если можно отравить человека?

– А что, логично! – поразмыслил Рябов и глянул на Терко. – Это тебе не Конго!

– Ну, там-то творятся дела похлеще! – махнул рукой Степан. – Как-нибудь на досуге я тебе расскажу – ужаснешься!

– Итак, этот вопрос решен, – подвел итог Богданов. – Ужинаем своими харчами.

– Заодно и Максума угостим, – улыбнулся Терко. – Максум, ты когда-нибудь пробовал нашу русскую еду?

– У меня есть и своя, арабская, – улыбнулся в ответ Максум. – Но, если угостите, попробую и вашу.

– Вот и договорились! – хлопнул в ладоши Степан.

– Теперь переходим ко второму вопросу, – сказал Богданов.

– А что, есть и второй? – удивленно спросил Рябов.

– Куда же ему деваться, – ответил Вячеслав. – Имеется, родимый. А вопрос – такой. Надеюсь, все вы слышали, как я сказал, что мы отправляемся на поиски журналистов завтра утром?

– Ну, слышали… – с некоторым подозрением отозвался Рябов. – А что, это не так?

– Не так, – сказал Богданов. – Потому что мы поедем не завтра утром, а сегодня – как только будут готовы лошади. Точнее сказать, как только стемнеет. Всем понятно, для чего мы это сделаем?

– Понятно, – вразнобой отозвались спецназовцы.

– Фарис и Максум – вам тоже понятно? – спросил Богданов.

– Да, – переглянулись между собой Фарис и Максум.

– Таким способом мы собьем их с панталыку, – дополнил Терко больше для самого себя, чем для кого-то еще. – Захотят они сделать нам поутру какую-нибудь подлость, а нас-то и нету! Растворились в бескрайней пустыне!

– Вот именно, – сказал Богданов. – Фарис, ты не хочешь пойти глянуть, как там наши лошади?

– Пойду, – сказал Фарис и вышел из помещения.

Богданов вышел следом за ним.

– Погоди, – сказал Вячеслав египтянину. – Хочу у тебя спросить о Максуме… Как по-твоему, хороший он человек? Не подведет? Не предаст? Можно идти с ним на поиски журналистов?

– Максум – честный человек, – после некоторого молчания произнес Фарис. – Он солдат. Он не предаст и не отступит.

– Хорошо, если так, – вздохнул Богданов.

– А у вас что же – другое мнение о Максуме? – спросил Фарис. – У вас есть причина сомневаться в нем?

– Нет, – ответил Богданов. – Ни у меня, ни у других причины нет. Скорее, наоборот. Единственное – почему именно он остался жив в той ночной схватке с людьми Гюрзы? Все погибли, лишь он один в живых остался…

Фарис ничего не ответил, лишь с недоумением посмотрел на Богданова. По всему было видно, что он удивился такому вопросу. Разве можно задавать вопрос бойцу – почему ты остался жив? На этот вопрос не существует внятного ответа. Конечно, если тот боец – настоящий боец, а не трус, прятавший голову от вражеских пуль.

– А вы задайте этот вопрос ему самому, – после недолгого молчания сказал Фарис. – И послушайте, что он вам ответит.

– А что? – поразмыслив, сказал Богданов. – Мы так и сделаем. Спросим.

– Спросите, – сказал Фарис. – А я пойду. Вернусь с конями. И со всем остальным.

Когда Вячеслав вернулся в помещение, его подчиненные, чтобы не терять времени даром, возились со спецназовским снаряжением, примеряя его на себя, и придирчиво смотрели друг на друга – ладно ли сидит на товарище тот или иной предмет снаряжения. Максум с закрытыми глазами сидел в углу. Казалось, что он дремлет или погружен в какую-то глубокую думу. Богданов присел рядом с ним.

– Максум, – окликнул он его. – Хочу тебя потревожить…

Тот открыл глаза и посмотрел на Богданова. И опять же, ничего настораживающего и нехорошего в его взгляде Вячеслав не увидел.

– Расскажи нам о том ночном бое, когда были похищены журналисты, – попросил Богданов. – Во всех подробностях: что, где, как…

– Мы заночевали в мертвом оазисе, – ровным голосом начал Максум. – Я говорил, что не надо там ночевать, потому что там пахнет смертью. Я хотел увести ваших людей подальше в пустыню. Но они не согласились. Они сказали, что устали и хотят заночевать в мертвом оазисе. И я согласился. Это было моей ошибкой. Надо было уходить в пустыню… А ночью на нас напали люди Гюрзы. Их было много, они нападали со всех сторон. А нас – мало. Все, кто защищал ваших людей, погибли. Кроме меня…

– Но как же так получилось, что все погибли, а ты остался жив? – спросил Богданов.

Это был не просто вопрос, это был вопрос с подтекстом, это был вопрос-провокация. Муромцев, Терко и Рябов это сразу же поняли и затихли в ожидании ответа от Максума. Тот же ответил не сразу. Кажется, он тоже понял, что такой вопрос ему задали неспроста и многое будет зависеть от того, как он на него ответит.

– Разве ты и твои друзья не бывали в таких ситуациях, когда вас мало, а врагов много? – наконец, ответил он вопросом на вопрос.

– Бывали, и не раз, – сказал Богданов.

– Почему же вы все живы? – задал Максум еще один вопрос, который, собственно, был и ответом.

– Да, действительно, – почесал подбородок Терко. – Сам иногда удивляюсь: почему я до сих пор жив?

– Ты удивляешься, а я не удивляюсь, – сказал Максум. – Потому что я знаю – так угодно Аллаху. А все другое не имеет смысла.

– Ладно… – с некоторым смущением произнес Богданов. – Извини за вопрос… Но ты же понимаешь, мы не могли его не задать.

– Семь раз проверь того, кто остался жив в бою, и только тогда назови его героем, – сказал Максум. – Так поется в одной нашей древней песне. Вы задали правильный вопрос. У меня нет на вас зла и обиды.

– Благодарю, – проговорил Богданов. – Рассказывай дальше…

– А дальше, – промолвил Максум, – было вот что. Я понимал, что люди Гюрзы напали не на нас – им нужны были ваши люди. И потому я поспешил на помощь вашим людям. Я сказал им лечь на песок и не вставать. А что еще я мог им сказать? – Он помолчал, закрыл глаза, вновь их открыл и продолжил: – Я стрелял до последнего патрона. И мои товарищи, которые погибли, тоже. А потом я опять побежал к вашим людям. Но я опоздал. Люди Гюрзы и сам Гюрза меня опередили. Уже светало, и я хорошо видел и людей Гюрзы, и его самого. Что я мог поделать один против многих? Только с честью погибнуть. Но тогда кто бы сейчас знал, где ваши люди? Я проследил за людьми Гюрзы и за вашими людьми. Гюрза взял ваших людей в плен. Я не знаю, зачем он это сделал. Я шел за ними целый день. Они остановились только тогда, когда край солнца коснулся далеких барханов. Они пришли в свое поселение. Здесь они расположились на ночевку, а ваших людей бросили в яму.

– В яму? – удивленно спросил Муромцев. – В какую еще яму?

– У нас пленников держат в ямах, – сказал Максум. – Где же еще их держать в пустыне?